– Надеюсь, вы чуточку поумнели, – голос герцогини заставил его поднять голову. Толкнувшись от далеких стен, эхо с издевкой повторило фразу.

– Кто вы такая? – с дрожью произнес он.

– По-моему, вам объяснили. Некогда я имела герцогство, сейчас же, увы, все мои владения – в рамках изображенного на холсте вулкана. Я Ногра, дочь герцога Закревского, мага и колдуна семнадцатого столетия. Сомневаюсь, что вы когда-либо слышали эти имена, но кругозор нынешних славян вообще крайне ограничен. Вы и раньше этим не блистали, а теперь… Забыта и история, и вся наша чернокнижная наука. Бедняжку-философию пытаются воссоздать заново из пепла, но храмы на крови строятся ох, как долгонько!

– Но вы… Вы не могли выйти из картины! Это невозможно!

– Сказал один большой мудрец другому… – Герцогиня вздохнула. – Как же с вами разговаривать? На каком таком языке?

– Но это в самом деле возможно!

– Верно. До поры-до времени я не могла выйти. Спасибо Пете-Петушку – выручил.

– Вашего Петушка я все равно рано или поздно упрячу за решетку!

– Будет упрямиться, – дочь Закревского нетерпеливо постучала по подлокотнику. – Это уже не смешно. И потом в присутствии такой знатной дамы вы могли бы вести себя поделикатнее, – величавым жестом она поднесла к лицу кисть с длинными, сверкающими черным лаком ногтями и по очереди поцеловала каждый палец. – Вы представить себе не можете, до чего противоестественна жизнь меж четырех сколоченных рам. И вечный грохот вулкана за спиной…

– Неправда! – вырвалось у Борейко.

– Что неправда? – герцогиня ядовито улыбнулась. – То, что вы чувствуете сейчас, или то, что окружало вас раньше? А может, вы усомнились в реальности извержения? Я могла бы сводить вас к самому кратеру.

– Но если все это существует в действительности…

– То?

– Я привлеку вас к ответственности вместе с вашим Петюнчиком!

– Ох, майор! Мне бы вашу взбалмошную уверенность! Ни меня, ни Петюнчика вы не тронете.

– Но он убийца!

– Он мой спаситель. И не только мой. Не забывайте, на его счету пять спасенных душ. Убиенные, как известно, попадают в рай.

– Я вас уничтожу!

– Бедный вы, бедный… Хотите устроить прецедент? Ведь вам никто не поверит. Процессы над ведьмами давно канули в лету. Вас попросту засадят в сумасшедший дом.

– Ты!.. Подлая ведьма!

Герцогиня в раздумье погрызла ноготь большого пальца, достав зеркальце, придирчиво осмотрела себя.

– Пожалуй, придется тебя наказать, майор. «Ведьму» я могла бы простить, но «подлую»…

Борейко сделал попытку подняться, но это оказалось отнюдь не просто. Он совсем окоченел. Холод сковал мышцы, заморозил суставы. Презирая себя за слабость, он громко чихнул. Вздрогнув, Петюнчик приподнял голову, сонно спросил.

– Он еще жив?

– Жив, Петенька, жив. Но кое-что я для него придумала, – герцогиня зловеще улыбнулась. – Во всяком случае он поймет, каково терпеть вынужденное одиночество. Я провела в затворничестве более двухсот лет. Уверена, ему понадобится меньше. Гораздо меньше…

Майор уже не слышал ее. Сидя на корточках, обняв руками колени, он медленно засыпал. Так засыпают в пургу, снедаемые холодом, заплутавшие и обессилевшие. И он не видел, как, поднявшись, герцогиня зашептала над перевернутым распятием заклинания. Подвал задрожал в жарком мареве, заиндевевшие камни с обрывками ржавых цепей потекли, обращаясь в ничто. С усилием открыв глаза, Борейко без особого удивления обнаружил, что сидит на ступенях родного подъезда. Он был настолько слаб, что даже не нашел в себе сил порадоваться. Двор перед домом сверкал солнцем, кирпичные стены источали сухой жар. Пожалуй, это единственное, что он готов был воспринимать разумом. Тепло… Оно возвращало к жизни! Оттаивая, Борейко постепенно приходил в себя.

Длинные, скребущие душу звонки пиявками проникли в сознание. Айсберги снов дрогнули, пошли трещинами, заваливаясь и рассыпаясь. Какое-то время он еще пробовал бороться, но явь наступала гогочущей конницей, обкладывала со всех сторон.

Сначала Александр почувствовал, что в комнате чересчур жарко, потом от души ругнул неумолкающий телефон. Запоздало пришла мысль, что спал он на животе, и левая рука, оказавшаяся под грудью, наверняка затекла, превратившись в нечто чужое, невосприимчиво инородное. Со стоном перевернувшись на спину, Александр попытался онемевшей рукой дотянуться до лица. Как и следовало ожидать, ничего из этого не вышло. Начиная от локтевого сгиба бедная конечность совершенно не подчинялась. А чертов телефон не умолкал ни на минуту. Шаркая по полу, Александр прошел в прихожую и поднял трубку.

– Куда вы запропали?! Мои люди не знают, что и думать. Неужели так трудно было предупредить их? Или что-то все-таки произошло?

– Не все сразу, – Александр раздраженно тряхнул неповинующейся кистью, с трудом пошевелил пальцами. – Кое-что действительно произошло.

– Вы добрались до Чолхана?

– Увы, мое путешествие прервало падение с седьмого этажа.

– Вы шутите?

– Послушайте! – Александр, морщась, взглянул на оживающую руку. Кровь пульсировала в пальцах, миллионами иголочек покалывала кожу изнутри. – Вы же знали все наперед! И насчет фонтана, и насчет этажей, расположенных не там, где следует. Зачем изображать удивление?

– Вы ошибаетесь, – выпады следователя ничуть не рассердили Лесника. – Я знал немногим больше вашего. А следовательно не мог и предупредить.

– Но разве вам не хотелось, чтобы я на собственной шкуре удостоверился, насколько все серьезно?

– Да, но предсказать, что именно произойдет, я был не в состоянии. В какой-то степени многое зависело от вас самих, а, вернее, от степени вашей настойчивости. Так или иначе, важно другое: теперь вы созрели для настоящей беседы.

– То, что созрел, это точно.

– Вы можете подъехать минут через двадцать?

– На чем? На велосипеде? И потом, я только что проснулся, а единственный мой костюм, как я уже сказал, побывал вместе со мной в фонтане.

– Если хотите, я вышлю за вами машину.

– Хочу. И костюм пошикарнее.

– Можем подобрать и костюм, если…

– Нет, это я пошутил. Хватит одной машины.

– Значит, договорились. Минут через сорок-сорок пять…

– Секундочку! У меня тут возникла идейка, так что будет лучше, если машина подъедет прямо на работу. Скажем, часика через два.

– А пораньше нельзя?

– По-моему, это в ваших интересах. Кое-что я успел бы проверить.

– Хорошо… – Лесник шепнул что-то в сторону. Тем же шепотом ему ответили. – Александр Евгеньевич, вы меня слышите? Так вот, через два часа машина будет у райотдела. Постарайтесь не опаздывать.

Что-то пробурчав, следователь положил трубку. С брезгливой гримасой погладил на груди непросохший пиджак. Неужели он так и спал во всем этом?

– Горюшко-пловец!..

С ехидством разглядывая себя в зеркале, он торопливо разделся. Облачившись в сухое, осторожно вынул из внутреннего кармана пиджака таинственный лист, отданный ему Лесником, понес на кухню гладить.

Вот вам и улика!.. Александр старался орудовать утюгом по возможности аккуратно. С такой же аккуратностью он разглаживал в далеком детстве подтертые страницы дневника. Правда, сегодняшняя аккуратность скорее всего представляла собой чистую формальность. Александр не очень верил, что ребята из лаборатории сумеют что-либо выудить на свет. Если лист и хранил следы преступления, то последняя ночь стерла их безвозвратно.

Присев за стол, он выложил проглаженный лист перед собой, руками подпер голову. Значит, так оно все и было. Сначала человек осмотрел со всех сторон конверт, а после, разрезав его ножницами или просто оторвав бумажную полоску, достал злополучный лист. Достал и развернул…

Александр потер нос и нахмурился. Когда-то в конверты подсыпали яд. Или же смазывали им денежные купюры. Это старо, это понятно… А если чего-то подобного этот человек ждал? И потому умер, как тот древний лекарь, которому вместо яда подали чистую воду… Александр обхватил голову руками. О чем он, собственно, размышляет? Разве прошедшие события не доказывают существование самых фантастических версий? Или здесь замешан гипноз? Чертовски соблазнительная версия! Мало что объясняющая и тем не менее соблазнительная… Снова задребезжал телефон. Чертыхаясь, Александр схватил трубку.