Дерри, сглотнув, кивнул.
— Хорошо. Теперь смотри на мой палец.
Морган поднял указательный палец правой руки и стал медленно приближать его к лицу Дерри. Молодой человек не спускал с него глаз, пока палец не коснулся его переносицы, а после этого закрыл глаза. Он спокойно выдохнул и расслабился; рука Моргана покоилась у него на лбу. Примерно полминуты Морган стоял не шелохнувшись, затем наклонился и, сжав в другой руке медальон, тоже закрыл глаза. Еще через мгновение он отпустил медальон и, открыв глаза, убрал руку со лба Дерри. Тот вытаращил на него глаза.
— Вы говорили со мной! — изумленно прошептал он.— Вы...— Он с недоумением посмотрел на медальон.— Я вправду могу пользоваться этим для связи с вами всю дорогу до Фатана?
— Или с отцом Дунканом, если потребуется,— подтвердил Морган,— Однако запомни: это трудно. Я, Дерини, могу вызывать тебя, как только понадобится, это не отнимет у меня много сил. А тебе придется ограничиться теми вызовами, о которых мы договоримся заранее. Если же ты сам попытаешься связаться со мной, у тебя может не хватить на это сил. Поэтому следи за временем, это очень важно! Первый контакт я назначаю на три часа ночи, завтра. Ты к тому времени уже будешь в Фатане.
— Да, милорд. Значит, моя задача — использовать эти чары так, как вы меня сейчас научили, чтобы связаться с вами.— Он доверчиво смотрел на Моргана.
— Верно.
Дерри кивнул и, прежде чем спрятать амулет в складках плаща, еще раз взглянул на него.
— А вообще, что это за медаль, милорд? Я не узнаю ни надписи, ни изображения.
— Так и знал, что ты спросишь. Это старый амулет святого Камбера, сделан в первый год Реставрации. Мне его завещала моя мать.
— Медаль Камбера! — вздохнул Дерри.— А если кто-нибудь ее узнает?
— Если ты не будешь снимать плаща, никто не то что не узнает, даже не увидит ее, мой непочтительный друг,— ответил Морган, потрепав Дерри по плечу,— и чтоб на девушек в пути не заглядываться! Это дело серьезное.
— Ну, вам бы только посмеяться надо мной,— проворчал Дерри, спрятал медальон под плащом, улыбнулся и, повернувшись, вышел.
Уже стемнело, а Дункан все еще гнал коня к Короту.
Встречу с Толливером можно было считать удачной. Епископ согласился отложить свой ответ архиепископам, пока сам не оценит обстановки, и обещал, что сообщит Моргану о любых действиях, которые последуют за его окончательным решением. Но, как Дункан и предполагал, Толливера беспокоило то, что касается магии Дерини.
Дункан плотнее завернулся в плащ и пришпорил коня, зная, с каким нетерпением ждет Аларик его возвращения. Помнил он и об ожидающем его званом вечере — в отличие от своего сиятельного кузена Дункан любил церемонии. Если он, выехав на главную дорогу, поспешит, то поспеет вовремя.
Ни о чем особенно не задумываясь, Дункан миновал очередной поворот и вдруг обнаружил высокую темную фигуру, стоящую посреди дороги ярдах в десяти от него. В слабеющем свете трудно было отчетливо что-либо разглядеть, но он заметил, что путник одет в монашеское облачение, на голове его остроконечный капюшон, в руке — посох.
Что-то в нем, однако, настораживало. Неосознанное беспокойство заставило Маклайна схватиться за рукоятку меча, висящего слева. Незнакомец повернулся к Дункану — до него уже было не больше десяти футов,— и Дункан, душа которого ушла в пятки, резко, дернул поводья.
Человек спокойно смотрел на него из-под серого капюшона, и Дункан узнал это лицо, лицо, которое он так часто видел в последние месяцы, но во плоти — ни разу.
Они с Алариком сотни раз всматривались в него, исследуя старинные фолианты в поисках информации о древнем святом Дерини. Это было лицо Камбера Кулдского.
Прежде чем Дункан смог опомниться, незнакомец поднял свободную правую руку в миролюбивом жесте.
— Стой, Дункан Корвинский,— произнес он.
Глава IV
«И СКАЗАЛ МНЕ АНГЕЛ, ГОВОРИВШИЙ СО МНОЮ»[8]
У Дункана пересохло в горле и перехватило дыхание. Незнакомец назвал его именем, известным — он в этом был уверен — только троим: ему самому, Аларику и юному королю Келсону. Невозможно было представить, что кто-то посторонний знает, что Дункан — наполовину Дерини и что его мать и мать Аларика — сестры-близнецы. Эту тайну Дункан тщательно хранил всю жизнь.
А этот человек, стоящий перед ним, обратился к нему, назвав его тайным именем. Откуда он его знает?
— Что вы имеете в виду? — просипел он не своим голосом от волнения. Откашлявшись, он добавил: — Я из рода Маклайнов, хозяев Кирни и Кассана.
— Но также и Корвина, по священному праву, унаследованному вами от матери,— мягко возразил незнакомец.— В этом нет никакого позора — быть наполовину Дерини, Дункан.
Дункан замолчал и попытался собраться с мыслями, затем взволнованно облизал губы.
— Кто вы? — спросил он, стараясь взять себя в руки, и отпустил рукоятку меча так же неосознанно, как ухватился за нее перед этим.— Что вам нужно?
Незнакомец дружелюбно засмеялся и покачал головой.
— А сам ты, конечно, не догадался, да? — пробормотал он с улыбкой себе под нос.— Вам нечего бояться, Дункан. Ваша тайна останется со мной. Но подойдите же. Слезайте с коня, прогуляемся. Я хочу, чтобы вы кое о чем узнали.
Дункан некоторое время колебался, чувствуя себя немного неловко под спокойным взглядом незнакомца, потом решился, и тот важно кивнул.
— Можете считать эту встречу предостережением, Дункан. Я в самом деле ничем вам не угрожаю, все это для вашего же блага. В ближайшее время ваше могущество подвергнется тяжелому испытанию. Вновь и вновь вас будут вынуждать воспользоваться магическими силами в открытую, и тут вы либо признаете ваше родовое право и примете за него бой, как и должно, либо же вы потеряете его навеки. Вы поняли?
— Нет, не вполне,— прошептал Дункан, прищурив глаза.— Начнем с того, что я — священник. Мне запрещено заниматься тайными искусствами.
— Что? — тихо переспросил незнакомец.
— Мне запрещено пользоваться магией.— Дункан почувствовал, как вспыхнули его щеки, и отвел глаза.— Я по всем правилам принял духовный сан, я священник навеки, «по чину...».
— «По чину Мельхиседека»,—продолжил незнакомец.— Я знаю, знаю, что сказано в Писании. Но священник ли вы действительно? Что произошло с вами два дня тому назад?
Дункан с вызовом взглянул на него.
— Я просто лишен права служения. Меня еще не лишили сана и не отлучили от церкви.
— А еще вы говорили, что отстранение по-настоящему и не беспокоит вас, что чем больше вы пользуетесь вашим могуществом, тем меньше для вас значат ваши обеты.
Дункан, раскрыв рот от удивления, невольно подвинулся ближе к незнакомцу. Его конь беспокойно замотал головой.
— Как вы об этом узнали?
Незнакомец мягко улыбнулся и протянул руку к уздечке, успокаивая переступающего с ноги на ногу коня.
— Я знаю многое.
— Мы же были одни,— пробормотал Дункан себе под нос,— я могу поручиться за это жизнью. Кто вы такой?
— Могущество Дерини — ни в коем случае не зло, сын мой,— непринужденно промолвил незнакомец и, помахав рукой, медленно пошел по дороге.
Дункан испуганно покачал головой и повел за собой коня, вслушиваясь в то, что ему говорят.
— ...Как и не обязательно благо. Благо либо зло в душе и помыслах того, кто пользуется этим могуществом. Только со злым умыслом можно использовать свое могущество во зло.— Незнакомец обернулся, ловя взгляд Дункана, и продолжил: — Я долго наблюдал за вами, Дункан, и нашел, что вы действуете достаточно рассудительно. У вас не должно быть никаких сомнений в том, правильно ли вы поступаете. Я понимаю, что вы вступили в борьбу, в которой испытанию подвергается сама ваша способность использовать ваш дар.
— Но...
— Никаких «но»,— сказал незнакомец, движением руки призывая к молчанию,— теперь я должен вас покинуть. И прошу вас помнить о том, что вы сейчас слышали. Может, и к лучшему, если вас вызовут не так, как вы себе представляете. Подумайте об этом, и да пребудет с вами Свет.