Но как бы я не пыталась напоить Льва, до нужной кондиции он не напивался. Сидел и довольно трезвой речью расхваливал маму за уют в доме. Они вообще очень быстро нашли общий язык, и мамуля уже называла Майского на “ты” и Левой. А он в ответ и с маминого позволения обращался к ней “тётя Оля”. Меня как будто не замечали и по-наглому пользовались мной лишь в качестве бармена.
Я, налив очередную рюмку и тяжело вздохнув, посмотрела на часы - одиннадцать часов. И тут мама завела “старую песню”, начала рассказывать Льву о моём школьном детстве. В который раз в жизни послушав, как я первого сентября закрылась в ванной, отказываясь идти в первый класс, вдруг поняла, что мама, сама того не подозревая, пришла мне на помощь. Ведь такой мамин монолог, как правило, затягивался надолго. У меня есть шанс по-другому избежать соблазна. И я под шумок проскользнула в свою спальню, а потом и в ванную.
Быстро помылась, переоделась в пижаму и вышла обратно в столовую. На моё отсутствие ни мама, ни Лев вроде как внимания не обратили, и нынче мама уже рассказывала Льву о моём талантливом сочинении, продолжении на книгу Александра Сергеевича Пушкина “Дубровский”. Ага, Дашка, значит, трогательный материнский рассказ о своем чаде сейчас находится примерно на середине, и у меня есть минут десять. А за это время, как правило, человек вполне способен заснуть.
Я прошмыгнула в свою комнату, погасила свет и тут же забралась под одеяло.
И, действительно, вскоре уснула…
Глава 17. Наказание и доказывание
В детстве у меня был котёнок. Хорошенький, пушистенький, голубоглазый. Он даже был породистым. Какой именно породы, я уже не помню. Но помню, что заводчица к лотку его приучила. Я с детства была обязательной и поэтому со всей ответственностью исполняла возложенные на меня обязанности: вовремя кормила кроху и сама меняла ему лоток. Но играть с котенком мне не хотелось… Потому как я мечтала о собаке с того самого дня, как впервые увидела это животное. Мне неважно было, какой была бы собака - большой или маленькой, чёрной или белой, мохнатой или гладкошерстной… породистой или нет. Меня в первую очередь подкупала та самая верность, которую приписывали этим животным. А мне нужен был друг. Настоящий, преданный… И я была готова гулять с ним, играть, кормить…
Но мне подарили котёнка. И я ухаживала за ним. Но без умиления и особой радости.
Как позже выяснилось, причина приобрести кота, вместо щенка, была в папиной аллергии. На собачью шерсть. Он, кстати, несмотря на аллергию, тоже очень любил собак, даже предложил нам однажды завести лысую - китайскую или мексиканскую… Но мама решила, что в качестве моего питомца и котёнок подойдёт. Как же она ошибалась. Это разные животные. Совершенно. И когда мама это поняла - котёнка отправили в деревню бабушке. И я совсем не расстроилась. Коту у бабушки было лучше.
О собаке я мечтаю и по сей день. И обязательно её заведу. Когда-нибудь. Моя мечта все равно осуществится.
Почему ты об этом вспомнила, Дашка? Да потому что сегодня мне приснился щенок. Щенок “моей мечты”: трехцветный, с длинными ушами и с умнейшими карими глазками. Во сне он дремал со мной на кровати, вальяжно устроившись в моих ногах. А я лежала неподвижно, боясь его побеспокоить. Я даже разглядеть его не могла как следует… Я лежала и по-настоящему боялась. Боялась, что это всего лишь сон…
И я проснулась. Резко открыла глаза, уставившись в темноту. Лежала я на боку, лицом, судя по всему, к двери. А за спиной услышала вдруг чье-то порывистое дыхание… Лев?.. А кто же еще, Дашка? Хотя, может, это мама решила лечь со мной и поменялась с Майским местами? Ведь отец вчера так и не вернулся.
Аккуратно перевернувшись на другой бок, я медленно приподнялась на локте и попыталась заглянуть в лицо тому, кто лежит рядом. Шторы на окне задернуты неплотно, сквозь щелочку пробивался лунный свет. Он и позволил мне разглядеть человека, делившего сейчас со мной спальное место. Это был Лев. И он сладко спал, лёжа на спине. Я плавно придвинулась чуть ближе, нависая над Майским. Но он, словно что-то почувствовав, зашевелился. Я тут же легла обратно, закрывая глаза. Когда шевеление прекратилось, я опять подняла веки и повернула голову. Лев не проснулся. Он просто перевернулся на бок и теперь лежал лицом ко мне. Я устроилась поудобней и зачем-то начала внимательно его рассматривать.
Странное ощущение возникло у меня. Как будто я вижу его в первый раз. Хотя… По сути, это именно так. Вот такого, спящего и без маски, я вижу его впервые… А он, оказывается, такой милый… Когда спит, разумеется. А так он совсем не милый. Совсем. Наглый и настойчивый.
Мне вдруг захотелось сделать ему какую-нибудь мелкую пакость. Например, изрисовать его лицо маркером или намазать зубной пастой. Как делают это в детских лагерях. Я там хоть и не была, но в кино-то видела. За пастой идти далеко, а вот маркер валяется где-то на столе в моей комнате…
На полном серьезе я рассуждала об этом несколько минут, даже прикидывала, какие именно нарисованные усы Льву подойдут больше… пока внутренний голос мне со смешком не заявил: “Дашка! Ну что за детский сад! Лучше разбуди Майского и займись с ним чем-нибудь приятным и полезным!”
Я похлопала глазами, прогоняя такие мысли. Нет уж. Хватит. Секс с этим мужчиной, действительно, очень приятен (таким он был в клубе и таким он, чего греха таить, был и вчера), но заниматься им вот так, из-за отключающего разум инстинкта, больше не стоит. Я что, совсем безвольная и не могу себя контролировать? В конце концов, где твоя принципиальность, Дашка? Она же у тебя есть. Но куда она девается, когда вот этот мужчина оказывается в опасной близости? Когда он трогает меня, ласкает нежными руками и искусным языком? Когда он шепчет и говорит… А иногда, когда просто смотрит как-то особенно…
Да я даже сейчас, перечисляя все это, начинаю постыдно хотеть оказаться в его объятиях. “Тогда беги, Дашка, беги”, - подсказал голос… “Да больше некуда”, - отозвался он же. И что же делать? Простить по-настоящему, а не на словах и снова ему поверить? Или… Убедить, что не люблю. Что и я им пользовалась.
Вспоминая хорошую поговорку - утро вечера мудренее - я решила к ней прислушаться. Завтра, на свежую голову, я ещё раз как следует обо всем подумаю. А сейчас спать. Я бесшумно зевнула и начала принимать свою любимую позу для сна: согнула одну ногу в колене, а другую вытянула. Но я немного не рассчитала и нечаянно задела ногу спящего рядом. Он дернулся и открыл глаза. Наши взгляды тут же встретились. Лев, словно не веря своим глазам, часто заморгал и даже потер глаза ладонью.
- Это не сон… - прошептал он и улыбнулся.
Я не стала отвечать на очевидное, и, натянув одеяло до подбородка, повернулась к нему спиной. Лев придвинулся ко мне под одеялом, прислонился горячим телом. Все мои мышцы напряглись, готовясь к худшему… Ты же сдашься, Дашка! Причем без боя.
Я продолжала напрягаться, а Лев еще положил на меня руку, обнимая за живот. И впервые я не ощутила от его прикосновений провокации. Писатель ни на что не намекал, ничего этим не предлагал. Просто обнял.
А мне было просто приятно. И уютно. Я расслабленно улыбнулась, удивляясь таким ощущениям.
- Ты бы знала, как мне этого хотелось… - сказал Майский тихо, дыша мне в спину. - Засыпать, обнимая любимого человека, - и Лев поцеловал меня в плечо, а потом уткнулся лицом в мою шею.
И все. Засопел. Едва слышно и ровно.
А я лежала молча и думала: неужели возможно ТАК притворяться?
Если да, то ради чего?
Все-таки удивительная вещь - сны. Вот бывает, ты спишь, и во сне тебе кажется, что все это происходит в действительности. И, как правило, это хорошие сны.
А бывает, наоборот, все происходящие с тобой в жизни тебе кажется сном. И, как правило, страшным.
Вот и я, проснувшись сегодня утром в гордом одиночестве, посчитала, что все случившее вчера было сном. Конечно же, кошмаром. Я лежала одна, привычно расположившись посередине своей большой кровати. За окном светило солнце: уже не такое ослепительное и тёплое, но довольно яркое для осени. Шторы, кстати, полностью открыты. А ночью, помнится, они хоть и не плотно, но были зашторены… Или не были? Чёрт, Дашка, так были или не были?