— Твои уши уже достаточно длинные, чтобы проникать в жизнь каждого хориста, — сказала я с усмешкой. — Из тебя получится прекрасный органист, Фели.

— Да, я на это рассчитываю, — отозвалась она. И, указывая на перемазанный сажей сверток на полу, добавила: — А теперь приберись тут, пока я не сказала отцу.

Пансион миссис Баттл, старинная постройка из покоробившихся, истрепанных погодой досок с отслаивающейся краской, располагался посреди изрезанного рытвинами двора в южной части дороги на полпути между Святым Танкредом и «Тринадцатью селезнями». В прежние времена это была пивная «Адам и Ева», и ее название и слова «Эль и стаут» до сих пор поблекшими буквами виднелись над дверью. Все здание посередине прогнулось, словно змея, и казалось отсыревшим.

Я постучала и подождала.

Ничего не произошло, и я снова постучала.

Опять ничего.

Возможно, прикинула я, как и в лавке мясника в Незер-Уолси, хозяева в огороде.

Я прогулялась за здание с таким видом, будто я неторопливый заблудившийся турист.

Территория позади дома напоминала археологические раскопки: кучи песка, будто гигантские изгороди, ощетинившиеся лопатами. Повсюду виднелись неопрятные горы досок и пакеты с цементом. Везде торчали сломанные камни, как будто их разбросал в приступе гнева ребенок-великан.

Обиталище каменщика Джорджа Баттла.

Я заглянула в темный сарай, стоявший с краю. Еще больше цемента, деревянная коробка с мастерками, старомодная парта с бухгалтерскими книгами и чернильницами, ряд колышков, на которых висела разнообразная черная резиновая непромокаемая одежда, электрический звонок и эмалированный чайник, и еще в углу ковер, которым, должно быть, когда-то укрывали давно умершую собаку.

Нет смысла изучать здесь все слишком подробно, — подумала я. — Вдруг кто-то наблюдает из дома.

Я сунула руки в карманы кардигана, взглянула на небо, как будто интересуясь погодой, и, насвистывая, продефилировала к парадному входу.

Постучала… снова постучала. Целый залп стуков.

После того, что показалось мне часом, послышались приближающиеся к двери тяжелые шаги, и в боковом окошке отдернули кружевную занавеску.

Выглянул и исчез глаз.

После еще одной мучительно долгой паузы дверная ручка медленно повернулась на несколько градусов и дверь распахнулась внутрь, открывая длинный темный туннель, ведущий почти в бесконечность и заканчивающийся крошечным клочком света где-то в задней части дома.

— Ну?

Голос раздался откуда-то из сумрака.

— Миссис Баттл? — уточнила я. — Я Флавия де Люс из Букшоу. Могу я войти?

Просите и обрящете, как меня учили, но это не сработало. Обычному человеку трудно отказать в такой прямой просьбе, но миссис Баттл явно не была обычным человеком.

— Зачем? — спросила она.

— Это насчет мистера Колликута, — ответила я. — На самом деле вопрос довольно личный. Я бы предпочла обсудить его в доме, где нас не могут подслушать.

Шаг второй: намекни, что твое послание одновременно тайное и пикантное.

— Ну… — нерешительно протянула она.

— Я не хочу, чтобы меня кто-нибудь здесь видел, — сказала я, понижая голос и оглядываясь как будто в поиске подслушивающих.

— Входи, — скомандовала она, и мясистая рука из теней за дверью поманила меня в сумрак.

После яркого света улицы моим глазам потребовалось несколько секунд, чтобы адаптироваться к темноте, но когда я приспособилась, то обнаружила себя лицом к лицу с хозяйкой дома. Или по меньшей мере наполовину лицом к лицу. Вторая половина все еще скрывалась в тенях за дверью.

Хотя время от времени мы встречались с миссис Баттл в деревне, но вблизи я никогда ее не видела и с ней не разговаривала. В действительности она выглядела больше, чем я припоминала, и была более краснолицей.

— Ну?

— На самом деле… — начала я, повторяя те же слова, что и раньше.

Слова «на самом деле», как и их родственники «откровенно говоря», должны сами по себе быть для людей знаком, что сейчас последует откровенная ложь, но почему-то это не так.

— На самом деле… — повторила я, — дело в моей сестре Фели. Офелии, имею в виду.

— Да?

Глаз в сумраке слегка расширился. Ага, отлично. Пока я ехала в деревню из Букшоу, я мысленно отрепетировала весь разговор.

Я переступила с ноги на ногу, бросая неловкие взгляды на темный коридор, как будто опасалась, что меня услышат.

— Она… она собирается замуж, видите ли… а кое-какие письма…

Однажды Даффи читала нам французский роман, где весь сюжет строился вокруг писем.

Я задержала дыхание и напряглась, чтобы заставить свое лицо покраснеть, хотя мои усилия наверняка пропали втуне в темноте.

— Мистер Колликут… — начала я объяснять.

— Письма, да? — сказала миссис Баттл. — Ясно. И ты хочешь их вернуть.

Опля!

Я закусила губу и кивнула.

— Сестре.

Я опять кивнула, пытаясь изобразить отчаяние.

— Очень мило, — сказала она. — Очень трогательно. Должно быть, ты ее любишь.

Я смахнула воображаемую слезу и долго вытирала палец о юбку.

Это сработало.

— Не то чтобы от этого был толк, — продолжила она, махнув рукой в сторону темной лестницы. — Полиция там уже хорошенько покопалась.

— О нет! — воскликнула я. — Фели просто умрет.

Произнося эти слова, я почувствовала что-то странное.

Никто ведь просто не умирает.

Например, мистер Колликут встретил свою смерть в руках парочки убийц — теперь я в этом уверена, и его в противогазе протащили (или противогаз надели позже?) по церковному кладбищу к исхоженной могиле Кассандры Коттлстоун, потом по влажному земляному туннелю и затем бросили в склепе давно умершего святого.

Ничего простого в этом нет.

— Перевернули все вверх тормашками, инспектор Хьюитт и его люди. И даже не потрудились навести порядок. Вся комната была в таком состоянии…

— Просто кошмар, — ввернула я.

— Ты читаешь мои мысли, — сказала она. — Просто кошмар.

Я предоставила нам возможность помолчать пару минут, чтобы мы ощутили связь как сестры по несчастью.

— Надеюсь, теперь вам лучше, — заговорила я. — Мисс Танти сказала мне, что вы просто святая, что регулярно отвозите ее к врачу. У вас такое большое сердце, мисс Баттл.

— Да. Раз уж ты так говоришь, то, полагаю, так и есть.

Никто, даже святой Франциск Сальский,[44] последним словом которого было «Смирение», не мог бы отклонить комплимент вроде этого.

— В тот день я маялась мигренью, — продолжила она без всяких поощрений. — Мне ужасно не хотелось ее подводить, но Флорри, моя племянница, предложила отвезти ее, поскольку она должна была приступить к работе только после полудня.

«Нет, Флорри, — сказал ей Криспин, то есть мистер Колликут. — Мне все равно надо поговорить с этой женщиной. Ты заслуживаешь полдня отдыха, а я вернусь задолго до полудня».

— С этой женщиной? — переспросила я. — Он всегда называл мисс Танти «этой женщиной».

Глаза миссис Баттл обежали комнату и сосредоточились на мне.

— Нет, — ответила она, — не всегда.

Я задумалась, не это ли «довольно странное замечание» имел в виду викарий?

— Бог мой, должно быть, это такое беспокойство для вас и Флоренс, ваша машина пропала. Вместе с мистером Колликутом, конечно же.

— Машина никуда не девалась, — сказала она. — Он так и не сел в нее. Во всяком случае, далеко не уехал. Флорри нашла ее припаркованной перед церковью.

— Уфф, — сказала я скучающим голосом.

И вздохнула.

— Письма… — добавила я почти извиняющимся тоном.

Она махнула рукой в сторону лестницы.

— Первая дверь налево, — сказала она. — Наверху.

Я поймала себя на том, что медленно крадусь по лестнице, как будто мне дают очки за тишину, пусть даже четвертая и седьмая ступеньки жутко скрипят. Первая дверь слева оказалась настолько маленькой и располагалась так близко к лестнице, что я чуть не пропустила ее.