— Где он? — прогремел голос из темноты, находящейся за фонариком.
Голос Ридли-Смита, члена городского магистрата. Я в этом уверена.
— Дай его сюда, — потребовал другой голос, и мне чуть не выдернули руку из сустава. Пальцы незнакомца впились в мое побелевшее запястье.
— Давай его сюда, и поживее!
— Что давать? — выдохнула я. — Отпустите меня. Я не знаю, о чем вы говорите.
— Камень! — горячо проскрежетал голос прямо мне в ухо. Я почувствовала его дыхание, и не могу сказать, чтобы это было приятно.
Первой моей мыслью было потянуть время. Когда может появиться помощь?
Час? С тем же успехом это может быть вечность.
Бенсон (теперь я уже видела, кто на меня напал) схватил меня за плечи и встряхнул так, как терьер трясет мышь.
Такое ощущение, что у меня мозги стукнулись о черепную коробку.
— Никаких игр, — яростно прошипел он. — Дай его сюда.
Я протянула пустые руки.
— Это, должно быть, какая-то ошибка, — сказала я, широко раскрывая глаза навстречу слепящему свету фонарика и пытаясь изобразить честность. — Честно.
Меня еще раз встряхнули, более болезненно, чем в первый раз.
— Вы делаете мне больно, — сказала я, моя голова закружилась. — Отпустите меня.
Опять встряхнули так, что кости загремели.
Я больше не могла это выносить. Бежать некуда. Бенсон и член городского магистрата преграждали единственный выход из этой адской комнаты.
Мне надо переменить тактику.
Чуть-чуть.
— Ладно, — заговорила я. — Я знаю, что вы вдвоем убили мистера Колликута.
Меня перестали трясти. Первое очко в мою пользу.
— На этом самом месте, — задыхающимся голосом продолжила я, жестом охватывая все внутренности органа. — Я знаю, что вы… вы и ваши люди… прокопали туннель под кладбищем… чтобы украсть камень… и работали над этим очень долго… может быть, годами… Я знаю, что вы, член городского магистрата Ридли-Смит, наткнулись на упоминание… о «Сердце Люфицера»… в Национальном архиве… в документах на Чансери-лейн. И спрятали книгу в куче древних хартий. Кто еще имел туда доступ, кроме юристов?
Я тяжело дышала, как будто мне перекрутили завод, словно шестипенсовым часам.
Член городского магистрата молчал. Я не была достаточно убедительна.
— Мистер Колликут был одним из ваших… — как там бишь это называется? Подельники? Исполнители? Сообщники? Даффи знает. — Наемников, — продолжила я, понимая, что это слишком слабое слово. — Он вас перехитрил. Вы поссорились. И убили его прямо тут, внутри органа. Способ? Диэтиловый эфир. Орудие убийства?
Я сделала драматическую паузу. Тяни время, сколько сможешь, — подумала я.
— Платок, вымоченный в эфире и засунутый под противогаз. А потом вы протащили его по туннелю и бросили в помещении над гробницей святого Танкреда.
Повисло мертвое молчание, и Бенсон отпустил мое плечо.
— Вот почему вы заставили епископа отозвать разрешение на раскопки. Вы знали, что обнаружится, когда откроют склеп, и было уже слишком поздно переносить тело.
Все это время член городского магистрата Ридли-Смит хранил молчание. Но теперь он заговорил, и его слова прозвучали на удивление мягко в этой каменной комнате.
— Так вот что ты думаешь? — спросил он. — Ты и правда так думаешь?
— Да! — выстрелила я в ответ, стараясь вложить нотку обвинения в голос.
— Боюсь, ты неправильно истолковала факты, юная леди, — сказал он.
Ха, — подумала я. — Я знаю, к чему он клонит. Юная леди, подумать только!
Он хочет исхитриться и попробовать завоевать меня фальшивым уважением.
— Правда? — поинтересовалась я настолько холодно и пренебрежительно, насколько смогла в данной ситуации.
— Правда, — отозвался он, вложив в это слово столько души, что на миг я была готова ему поверить. Мне послышалось, или в его голосе действительно прозвучало потрясение?
Он повторил:
— Правда. На самом деле все было наоборот.
Я позволила ему увидеть, как я кусаю нижнюю губу. Сколько еще я смогу тянуть время?
О, благословенные леди из алтарной гильдии, — взмолилась я. — Простирайте свои крылья! Прямо сейчас! И летите на мою защиту!
— И что же есть истина? — услышала я свои слова, смутно припоминая, что однажды Понтий Пилат сказал примерно эти же слова, но в других обстоятельствах.[56]
— Истина в том, что мы отчаянно пытались оживить Колликута. Бенсон принес резиновый шланг из башни. Присоединил его к какому-то клапану здесь, в органе. Попытался дать ему воздух. Но бесполезно.
Шланг с воздухом? Об этом я не подумала! Это явно объясняет разорванные внутренности.
— Я вам не верю, — ответила я.
Произнося эти слова, я услышала внезапное шевеление в церкви за спиной члена городского магистрата, за которым последовал гулкий удар молитвенной скамьи о каменный пол.
Спасение в нескольких секундах!
— Помогите! — заорала я самым высоким и пронзительным голосом, какой смогла изобразить. — Помогите мне! Пожалуйста, помогите!
Послышались шаркающие шаги.
И над плечом члена городского магистрата появилось огромное лицо — лицо в очках, линзы которых были толщиной с «Сердце Люцифера».
Мисс Танти!
— Что здесь происходит? — требовательно вопросила она.
27
Никогда — даже в самых безумных грезах — мне и присниться не могло, что я буду так рада видеть эту женщину.
Я грубо протолкнулась мимо Бенсона и члена городского магистрата и спряталась за мисс Танти, выглядывая из-за ее обширных юбок.
— Что здесь происходит, Квентин? — повторила она, обвиняюще глядя то на одного нападавшего, то на другого, то на меня, и ее толстые стекла фокусировали этот жуткий взгляд, словно зажигательное стекло.
— Непонимание, — ответил член городского магистрата с извиняющимся поддельным смешком. — И больше ничего.
— Ясно… — протянула мисс Танти, колеблясь, что делать дальше. Казалось, ее тянут в разные стороны два ума, если не больше.
Продолжительное время она молча смотрела на них, а они на нее.
— Пойдем, девочка, — внезапно сказала она и, резко повернувшись, схватила меня за руку.
Я поморщилась. Не сразу осознала, какую боль мне причинил Бенсон.
Не говоря больше ни слова, она провела меня в центральный проход, и мы вместе пошли дальше к двери, словно жених и невеста из кошмарного сна.
Мы вышли во двор и зашагали по дороге, мисс Танти тащила меня, словно маленькую собачку на поводке.
Должно быть, я упиралась.
— Пойдем, девочка, — повторила мисс Танти. — У тебя ужасный шок. Я вижу это по твоим глазам. Надо тебя согреть. Приготовить какое-нибудь теплое питье.
Я не могла не согласиться с ней. Мои колени уже дрожали, когда мы повернули на восток к Кейтер-стрит и дому мисс Танти.
Внезапно я почувствовала себя без сил, как будто у меня из щиколотки вынули затычку и вся энергия вытекла на землю.
Мысль о чашке чаю и горсти печенья была одновременно странно утешительной и странно знакомой. Как в волшебной сказке, как-то раз услышанной и давно забытой.
Повернув на Кейтер-стрит, мы зашагали быстрее.
— Я забыла «Глэдис!» — воскликнула я, внезапно остановившись. — Мой велосипед! Я оставила его на кладбище.
— Я схожу за ним, пока ты будешь пить чай, — сказала мисс Танти. — Позвоню кому-нибудь, чтобы тебя отвезли домой.
У меня возникло странное видение, как кто-то — возможно, мисс Гоул — гонит меня по узкой тропинке в Букшоу, подталкивая пастушьим посохом, а может быть, епископским, словно я заблудший ягненок.
— Вы так добры, — сказала я.
— Пустяки, — ответила мисс Танти с ужасной успокаивающей улыбкой.
Мы оказались у ее дома так неожиданно, как будто нас принес ковер-самолет.
Так вот что делает шок? — подумала я. — Искажает время?
Можно ли одновременно быть в шоке и наблюдать, как находишься в шоке?
56
Понтий Пилат произнес эти слова в аккурат перед тем, как Христа приговорили к распятию.