— Ты переводишь стрелки.

— Неправда.

— Правда, правда. Наш первый нормальный поцелуй случился на кухне, на следующий день после того, как мы с тобой наконец «поговорили».

— А до этого что было?

— А до этого не считается. Ни в коридоре, ни той ночью. А вот тогда, после ужина, когда я подошла к тебе… Ух, до сих пор коленки подгибаются, как вспомню!.. Ты что на меня так смотришь?

— Да так… До сих пор не верю, что у тебя подгибаются от меня коленки.

— Насмешил. У меня такое ощущение, что с тех пор, как я поняла, что ты мужчина, а я женщина, они уже и не разгибались.

— Прекрати.

— Я серьезно. Я помню лет в пятнадцать жутко заинтересовалась твоей бородой. А у моего учителя по математике была похожая. И вот я все смотрела на нее, смотрела и пыталась понять, почему твоя мне нравится, а его нет. А он видимо как-то неверно истолковал мое пристальное внимание, стал подмигивать временами.

— И?

— Не надо делать такое лицо. Я рассказала маме, и на следующее родительское собрание она отправила папу. Даже не стала ему говорить, почему идет именно он, но Егорыч его один раз увидел, и проблема решилась сама собой. А меня этот случай научил тому, что нельзя просто так рассматривать мужчин, это чревато последствиями. А последствий мне хотелось только с тобой, и с тех пор я стала рассматривать только тебя, но ты не обращал на меня внимания…

— Обращал.

— Неправда. Я все пыталась поймать твой взгляд. Повернуться быстро, например, или делала вид, что читаю, а сама за тобой наблюдала. Но так ни разу и не увидела.

— Ну, я же не мальчишка и не твой учитель математики, чтобы так палиться…

— Зря я тебе про него рассказала…

— Ну уж нет, и не дай Бог ему мне встретиться…

— Да успокойся ты. Он у нас только до девятого класса вел, потом другой был. Хотя его фото в моем выпускном альбоме до сих пор портит всю картину. Нет, давай лучше о чем-нибудь приятном. Так, а помнишь, мы с тобой как-то раз мороженое в парке рядом с Конторой ели?

— Помню. Ты вся перепачкалась как поросенок.

— Да, мне жутко стыдно было. Я потом плакала.

— Серьезно?

— Угу, ты ведь так и сказал: Яра, ты как поросенок.

— Я ведь шутил…

— Ты-то шутил, а знаешь, каково опозориться перед тем, в кого влюблена…

— Да ты совсем не опозорилась, просто смешная была.

— Вот-вот… В общем, прорыдала весь вечер и в Контору потом идти не хотела, была уверена, что ты мне об этом сто раз напомнишь. А ты будто забыл.

— Прости меня… А хочешь, мы с тобой завтра мороженое купим? И так и быть, я весь перемажусь.

— Ммм, мне нравится это предложение.

— Яра!

— Нет, теперь не отвертишься. Я еще фото сделаю и поставлю в качестве заставки у себя на сотовом.

— Яра…

— Что?

— Я тебя люблю.

— Давно бы так. И я тебя…

***

Несколькими днями позже в гостях у Насти и Финиста.

— Настя, а покажи мне Ярин выпускной альбом, а.

_____________________________________________

* Ке́лпи — в шотландской низшей мифологии водяной дух, обитающий во многих реках и озёрах. Келпи большей частью враждебны людям. Являются в облике пасущегося у воды коня, подставляющего путнику свою спину и затем увлекающего его в воду. Согласно представлениям шотландцев, келпи — это оборотень, способный превращаться в животных и в человека (как правило, келпи превращается в молодого мужчину со всклокоченными волосами). Также келпи может предстать в образе прекрасной девушки в зелёном платье наизнанку, сидящей на берегу и завлекающей путников; либо являться в обличье прекрасного принца и соблазнять девушек. Узнать его можно по мокрым с ракушками или водорослями волосам.

"Она не из тех, кто использует тормоз,

Её ждет и манит наверх оскаленный космос.

Чудовищный космос."

Дом Кукол – Космонавтская

На вид женщине слегка за тридцать. Красивая, ухоженная, подтянутая. Одета хорошо, держится непринужденно. И ни одно из этих обстоятельств не играет в ее пользу, потому что в тот момент, когда Яра выходит из-за угла, эта женщина смеется над чем-то, что говорит ей Грач. И Грач в этот момент тоже вполне доволен и весел.

Допустим.

Яра старается быть невозмутимой и естественной, но что-то внутри отчаянно этому сопротивляется. В этот момент она ясно осознает, что никогда не видела рядом с Григорием других женщин. Разве что тех, кто здесь работает, но это же не считается. Наверное, поэтому улыбка выходит такой широкой и неестественной.

— Привет, — излишне бодро выдает она ему и незнакомке.

И видит, как Грач напрягается.

Та-ак.

— Здравствуй, — косо улыбается он. — Знакомься, это Юля, моя одногруппница. Юля, это Яра.

Яра честно какое-то время ждет продолжения. Очевидно же, что здесь имел место дружеский разговор. «Это Яра, и она моя девушка уже почти два месяца». Разве не так должна закончиться его фраза в этом случае? Ну ладно, про два месяца можно не упоминать... Или может быть он ее приобнимет? Или в щеку поцелует? Ну хотя бы улыбнется потеплее! То есть сделает хоть что-то, что даст этой самой Юле понять, что она — Яра — имеет для него значение, а не просто мимо пробегала.

Пресловутая Юля тоже ждет пояснений, но они обе не дожидаются.

— Что ж, — говорит Грач Юле, — здорово было встретиться и поболтать. Заходи, если еще здесь будешь. Яра, ты ко мне или…

И Яра не выдерживает. Разумеется, она не должна этого говорить. Ни в коем случае. Но оно вырывается само собой.

— Просто хотела сказать, что нашла твой ремень в бельевой корзине. Ты опять не вытащил его из джинс, когда бросал их в стирку. Я положила на кровать.

В небольшом пятачке коридора замирает даже воздух. Юля переводит очевидно шокированный и крайне заинтересованный взгляд на Грача. Очень красноречивый взгляд. В нем так и читается: «Серьезно?!»

— Яра, — по слогам шепчет Григорий, как всегда умудряясь вложить в ее имя слишком много всего.

Но Яру несет и ей не страшно. В этот момент ей кажется, что ее предали.

— Ладно, — говорит она, — не буду мешать. Приятно было познакомиться.

И устремляется дальше по коридору.

— Яра, — рявкает вслед Григорий, — ты куда?

Уф. Не стоило ему этого спрашивать. Потому что в свете ее эскапады ответ на этот вопрос будет совсем уж плох. И тем не менее она оборачивается и честно отвечает:

— К отцу. Он просил заехать.

И идет дальше, чувствую, как прожигает спину взгляд черных глаз.

Ай-ай-ай. Что будет?

Удивительно, но Контору она покидает никем не остановленная. И долго мнется на остановке, решая, куда ехать.

Он ее постеснялся. А она выставила его дураком.

Кто из них виноват больше? Почему ей кажется, что она?

Наверное, это трусость, но сейчас она не готова снова оказаться перед Гришей, и его черными глазами, и этим его «Яра». Поэтому в конце концов она садится в автобус, который увозит ее к родителям.

Дверь открывает мама.

— Я посижу у себя? — спрашивает Яра.

— Ну конечно… — отвечает она, и на лице ее отражается тревога. — Что-то случилось?

— Я случилась, — вздыхает Яра и бредет в свою комнату, которую по привычке все в этом доме до сих пор называют детской, закрывает дверь.

Три недели назад она окончательно уехала жить к Григорию. Родители сказали, что не будут ничего здесь менять, но отец поговаривает о том, что им надо бы снова переехать, и в новой квартире никакой ее комнаты конечно же не будет. Где она тогда станет прятаться?

Но пока такая возможность есть, и Яра падает на свою кровать лицом в подушку, вставляет в уши наушники и закрывает глаза. И лежит так неизвестно сколько, сделав музыку погромче, чтобы совсем уж наверняка, чтобы схорониться в ее коконе, отсидеться в ней, пока не наберется решимости выползти и предстать перед черными глазами.