— Да я бы сам, — ответил отцу ее любимый баритон с хрипотцой. — Блин, они ж по возрасту как Ярка.

Гриша.

Гриша! Туда, к нему, в безопасность…

И Яра перекатилась с живота на спину.

— Девушка, а вам что, особое приглашение надо… — начал Сокол, но осекся, разглядев лицо.

— Привет, пап. Гриша, — постаралась улыбнуться Яра и сама почувствовала, насколько жалко это вышло. — А можно мне на свежий воздух досрочно? А то что-то мутит.

Эффект от дурман-травы Яра все-таки прочувствовала в полной мере, ибо надышалась она знатно. Стоило оказаться в безопасности и наконец расслабиться, и ее накрыла эйфория, которая держалась почти сутки. А вот потом началась ломка, и это было ужасно. Днем ее выхаживала мама, а по вечерам приезжал Григорий, всю ночь держал за руку и менял мокрое полотенце на голове или укутывал в одеяло, а ее бросало то в жар, то в холод, тошнило, она никак не могла напиться, малейший свет вызывал страшную боль в глазах, мышцы без конца сводило судорогой, в голове ритмично бил набат, и от каждого удара она разлеталась на части, и все внутри требовало вдохнуть сладковатый аромат и прекратить эту пытку. И, кажется, она то ластилась к Грише, умоляя помочь, то кляла, заявляя, что ему доставляет удовольствие смотреть, как она мучается, и что она ненавидит его. Отец раздобыл для нее какой-то абсорбент магического толка, настоящее пойло, от него рвало и было еще хуже, но он сказал, что это ей только кажется, что нужно не допустить привыкания. И Яра послушно пила в те моменты, когда у нее получалось вспомнить, что стать наркоманкой никак не входило в ее жизненные планы. А потом спустя вечность, хотя прошло всего двое суток, отец принес ей что-то алое в маленьком стеклянном флакончике с темными стенками, и когда ее наконец отпустило, он начал орать. И орал с час, пока не охрип, и мама не пыталась его остановить, и Яра только радовалась, что Григория в тот момент рядом нет и он этого не видит и не слышит. Думать связано все еще было тяжело, и она никак не могла понять, что сделала не так. Она же не знала. А потом ее наконец отпустили домой, и Гриша забрал ее от родителей и молчал всю дорогу.

— Ладно, — сказала Яра, когда они переступили порог их квартиры. — Давай, ругай, кричи.

— Насколько я знаю, Сокол уже сделал это за меня, — мрачно ответил Григорий, ставя на пол спортивную сумку с ее вещами.

— Тогда хотя бы объясни мне, в чем я виновата, — твердо попросила она. — Я ведь не знала, что там. Я просто хотела потанцевать.

— Виновата? — переспросил он. — Яра, мы испугались за тебя. Сокол до сих пор отойти не может, а твоя мать по ночам пила сердечные капли.

— Испугались… — повторила Яра.

Такое простое объяснение почему-то не приходило ей в голову. Ведь она так и не смогла рассказать ни отцу, ни маме про то, что едва не случилось.

— Зачем ты вообще туда пошла? — спросил Григорий.

Именно спросил. Отец орал вопросительно, но в его варианте этот вопрос был чисто риторическим, и ответ был всем ясен.

Яра прислонилась спиной к стене и сползла вниз. Посмотрела на свои руки.

— Захотелось развлечься, — честно ответила она. — Сижу как сыч в четырех стенах. Не хотелось в очередной раз куковать одной дома.

Грач тоже опустился на пол в паре метров от нее. Та же поза. Интересно, это она у него переняла или он у нее? Можно ли хоть чуть-чуть прорасти друг в друга за год? Или это слишком маленький срок, чтобы что-то построить?

— Я предупреждал, — вздохнул он. — Моя работа…

— Гриш, — перебила Яра, разозлившись. — Ты уже достал со своей работой. Работай, сколько влезет. Я не посягаю. Но раз уж я есть в твоей жизни, то обрати на меня внимание. Не знаю, выдели мне один вечер в неделю, и я буду точно знать, когда можно к тебе лезть, и перестану ждать, и успокоюсь.

Она повернула голову в его сторону и встретилась со взглядом черных глаз. Ответила с вызовом. Потом снова отвернулась.

— Я не претендую на первое место, — с горечью произнесла она. — Но хоть на какое-то то мне можно попроситься, иначе вообще зачем все это?

В квартире повисла тишина. Яра разглядывала полосы на обоях и думала о том, что хочет разобрать вещи и выпить чаю. Горячего-горячего. С двумя ложками сахара.

— Я думал, тебя все устраивает, — наконец произнес Грач.

— Теперь ты знаешь, что это не так, — ответила она. — Мы когда сошлись, я на всех забила. Думала только о тебе. А теперь у меня отходняк, и хочется вернуться в мир людей, и снова жить.

— От меня отходняк? — нахмурился Григорий.

Яра откинулась затылком на стену.

— От новизны происходящего. От того, что я все-таки добилась тебя… Не знаю, как правильно сформулировать!.. Но если ты хочешь в очередной раз спросить, не хочу ли я от тебя уйти, то нет, не хочу. Я просто хочу снова жить не только тобой, вот и все. Мне кажется, это нормально. И потом, у тебя же есть твоя работа. И твои книги. И чего-то там еще, на что ты тратишь время. Вот и мне что-то нужно, понимаешь? Я раньше не понимала, зачем мама двадцать лет не вылезала из своих командировок. Отец говорит, иногда видел ее всего несколько раз за месяц. А теперь поняла. Потому что нужно что-то делать для себя. И вообще это очень тяжело: быть в отношениях и при этом чувствовать себя такой одинокой…

Яра шмыгнула носом. Не хватало еще расплакаться.

— Ты чувствуешь себя одинокой? — с запинкой и очень тихо спросил Грач.

Яра уткнулась взглядом в пол. Ей казалось, что она ступает на очень опасную территорию, и она понятия не имела как на ней себя вести. Как объяснить ему, чтобы не обвинить? Как дать понять, насколько для нее это важно, и при этом все не испортить?

Почему при рождении не дают руководство к жизни? Почему к отношениям не прилагается инструкция по эксплуатации? Но надо было говорить. Потому что молчание — это всегда конец.

— Да, — кивнула Яра. — Чувствую. Постоянно. Но это только частично твоя вина. Я думаю, мне просто нужно найти себе занятие. Ты же не клоун, чтобы развлекать меня круглыми сутками.

И они снова встретились взглядами.

— Мир? — не без волнения спросила Яра.

А вдруг стандартный способ проверить все ли между ними в порядке сегодня даст не тот ответ?

Но Григорий вообще не стал отвечать. Он приподнял руку, и Яра поспешно пододвинулась ближе и нырнула под нее, устраиваясь ему под боком. Там было как всегда безопасно. Там с ней еще ни разу не случилось ничего плохого.

— Ты права, я совсем тебя забросил, — вздохнул он. — Исправлюсь. И, Яра, я правда очень испугался, ты, возможно, не понимаешь, чем тебе это грозило…

— Да все я понимаю! — закричала Яра и выпалила на одном дыхании. — Он же меня едва не изнасиловал…

И эти слова вернули ее обратно в тот момент и в то же время принесли облегчение, словно она выплюнула из себя что-то гадкое. На глаза выступили слезы, и она не смогла сдержать нервную дрожь.

И почувствовала, как подобрался Грач. Рука, что ее обнимала, окаменела.

— Что? — рыкнул он, и Яра поежилась от тона. — Кто?

— Гриша, пожалуйста! — она вцепилась пальцами в его футболку, чувствуя, что если он сейчас снова не превратится в оплот покоя и безопасности, она провалится в истерику. — Я тебе это не для того сказала, чтобы ты пошел мстить. Просто мне все-таки досталось, хотя и не так, как могло… Но это было, и это мерзко, и гадко, и… И я не думаю, что еще когда-нибудь смогу переступить порог какого-нибудь клуба. И не говори ни маме, ни отцу! Он устроит мне допрос с пристрастием и очную ставку, а я не смогу… Гриша, ты обещаешь? Гриша!

— Тихо, тихо, — он перехватил ее руки, прижал к себе. — Все, уже все в порядке. Ты в безопасности. Больше тебя никто никогда не тронет. Можешь мне его описать? А я прослежу, чтобы…

Яра сморщилась, сжалась, спрятала лицо у него на груди. Ей не хотелось вспоминать, не хотелось переживать это снова, и было почти нереально об этом говорить. Она могла дать описание, но только самое общее, и пострадать мог не тот человек. А встретиться лицом к лицу… Нет.