— Ярка-то как выросла, да? — вдруг печально произнес Сокол. — Заметил?

Вот именно поэтому. Потому что еще как заметил. Знал бы Финист, как он заметил, оторвал бы ему все конечности по очереди, и остается только надеяться, что в запале начал бы с головы.

— Ей тут один повадился цветы таскать, — продолжил между тем развивать свою мысль Сокол. — Выхожу утречком за хлебушком, у нас под дверью веник лежит. Я уж было подумал, что кто-то Настьке их… Аж перед глазами помутилось… Но в нем открытка была, стихи какие-то. И сверху гордо так: к Ярославе! Ох, как мы с Настей посмеялись, когда Ярка в школу ушла.

— А она что?

Финист улыбнулся.

— Ты не поверишь. В мусоропровод выкинула. И лицо при этом такое было, будто ее смертельно оскорбили. Уж не знаю, чего она. Розы там были. Красные. Десять штук. Красиво, могла бы и оставить. Потом еще пару раз находил, только уже по розочке и стишки покороче стали. Но это все туда же отправилось. А затем видимо у поклонника закончились финансы и вдохновение. Только шутки шутками, а я вот все думаю: Насте же тоже семнадцать было, когда за меня выходила, только отчего-то она мне ребенком тогда не казалось. А вот сейчас смотрю на Ярку и оторопь берет. А вдруг Настя такая же была, а я дурак и не заметил, детей у нее просил, дом на нее взвалил…

Он помотал головой, поморщился.

— И страшно так за Яру, попадется какой-нибудь козел… А Настя улыбается, говорит, скоро косу расплетать. Я им дам — косу… Пусть учится! Ох, кто бы мне сказал в свое время, что растить дочку так сложно… Хотя вон Светозар старшую недавно замуж выдал, и вроде ничего. Скоро правнука на руки возьму. Кошмар какой-то, так можно почувствовать себя старым… А ты чего пришел-то?

— Дела подпиши, сдать надо.

— А, это давай. Нет, ну чего удумала… Косу…

На обратном пути из кабинета Сокола Грач остановился у окна в коридоре. Яра с ногами сидела на лавочке в начале одной из дорожек, убегающих в парк. Колени поджала к груди, нос спрятала между ними. На огромном рюкзаке рядом лежал раскрытый учебник. И опять без шапки. Да что с ней будешь делать-то?..

Надо было пойти дооформить дела, но Грач вдруг вспомнил, что еще часа четыре назад собирался сбегать по-быстрому за булочками. Совсем недалеко был киоск с хорошей выпечкой. Конечно, сейчас все самое вкусное скорее всего уже разобрали, но вдруг повезет, и еще остались с кремом. Ну, а так и с джемом сойдут, или ромовую бабу на худой конец возьмет. А то, что по пути придется пройти мимо Яры… Он отвел глаза, прошелся по коридору до следующего окна. Снова остановился и выглянул наружу с таким чувством, будто надеялся увидеть там какую-то другую реальность. Но вполне ожидаемо ничего не изменилось. Яра все так же сидела на лавочке и продолжала морозить уши.

Грач вздохнул и прикрыл глаза. От одного разговора ничего не случится, зато он спасет ее от менингита.

На улице было по-весеннему тепло: обманчиво, но так пленительно, и хотелось и впрямь поверить, что можно снять уже даже куртку. Увы, до этого было еще далеко.

— Яра, надень шапку, на тебя смотреть холодно, — попросил Григорий, дойдя до ее лавочки.

Яра тяжело вздохнула, но послушно залезла в рюкзак, достала оттуда шапку и натянула ее на голову, а потом снова спрятала нос в коленки.

— Ну, и чего страдаем? — спросил он, присаживаясь рядом.

— Я бездарь, — глухо пробурчала Яра из-за коленок. — Я ничего не сдам, никуда не поступлю, и отец сошлет меня в Тридевятый и выдаст там замуж. Буду рожать детей, доить коров и стирать в реке.

— Да, так себе перспективка… — понимающе кивнул Григорий. — Двойку словила?

— Тройку… Две.

— Не переживай, — вздохнул Грач. — Твой отец убежден, что замуж тебе еще рано.

Она бросила на него быстрый нечитаемый взгляд и снова вернулась к созерцанию остатков сугробов, чернеющих оплавленными весною боками.

— Все нормально будет, — улыбнулся Грач и с трудом подавил желание погладить ее по голове. — Все ты сдашь и поступишь, куда хочешь. А потом будешь вспоминать и не понимать, как могла волноваться из-за подобной ерунды.

— Это не ерунда. Я устала…

— Ну, тут ничего не поделаешь, надо потерпеть. Ты же не хочешь стирать в реке…

Хотел добавить еще про рожать, но внезапно отчего-то смутился и остановился. Вдруг представил Яру беременной. Испытал странное ощущение, которому не смог сразу подобрать название. Что за чушь? Прав Сокол: она еще совсем ребенок.

— Чего не зашла поздороваться? — спросил он, чтобы уйти от опасной темы.

— Я к тебе стучалась, но тебя в кабинете не было, — ответила Яра.

Грач взглянул на нее сверху вниз. А ведь и правда устала. И настроение хуже некуда. А он — за булочками. Вот как ее сейчас бросить?

— Через сколько Настя освободится?

— Через полтора часа.

— А зачем так рано приехала? — удивился он.

— Не рассчитала время, — мрачно ответила Яра и спустила ноги со скамейки.

Грач ей не поверил. Как можно ошибиться на два часа? Яра тем временем с каким-то особым ожесточением запихала учебник в рюкзак и встала, набросив его на одно плечо.

— Пойду погуляю пока, — сказала она. — До завтра.

И снова этот взгляд. Впору бежать. Но во всем ее виде было что-то болезненное, и Грач осознал, что этой бой он проиграл.

— Пошли мороженое есть, — предложил он. — Отметим твои тройки.

Яра замерла, осмысливая предложение, а потом наконец-то улыбнулась, и это было так, словно солнышко показалось из-за туч.

— Как в детстве? — спросила она.

— Как в детстве, — кивнул он.

Когда она была совсем маленькой и ее оставляли на его попечение, Григорий временами водил ее в парк есть мороженое. Потом она пошла в школу, и эта их традиция сошла на нет. Но вот теперь, когда они брели, перешагивая — он — и перепрыгивая — она — через ручьи и лужи и месиво из воды и снега, ему показалось, что этих походов не хватало им обоим.

— Какое? — спросил Грач, когда они наконец всеми правдами и неправдами дошли до парка и пробрались к ларьку с мороженым, стоящему на небольшом островке суши посреди огромного моря воды. В лотках за стеклом было мороженое всех вкусов и расцветок. Он уже присмотрел себе манговое с черникой.

Яра обвела прилавок взглядом на сотый раз и неуверенно выбрала:

— Пломбир с черным шоколадом. И орешками пусть посыпят.

— Тебе ложку взять?

— Не-а. Пусть в рожок положат.

Нет так нет. Себе Грач ложку конечно же взял: сложно есть мороженое иначе, будучи обладателем такой бороды, как у него.

Самая чистая лавочка стояла на очередном островке посреди очередного моря. Грач перешагнул, но неудачно, в самый последний момент наступил в снег, а под ним оказалась вода, ботинок погрузился в месиво с противным чавканьем. Он поспешно отдернул ногу и по ощущениям попытался понять, промочил обувь или нет. Вроде нет.

Яра неуверенно топталась на той стороне лужи.

— Руку давай и прыгай, я поймаю, — предложил Григорий, протянув ладонь.

И тут же понял, что сделал, но идти на попятную было уже поздно, как он теперь ей объяснит, почему передумал? Яра неуверенно взглянула на его руку и спустя небольшое промедление вложила в его пальцы свою ладонь, затянутую в перчатку. В отличие от шапки, перчатки она носила всегда. Прицелилась и прыгнула, но поскользнулась на мокром льду, неловко взмахнула рукой с зажатым в ней рожком с мороженым. Спасая ее от падения, Грач резко дернул ее на себя, и, явно не готовая к этому, Яра полетела вперед и врезалась ему в грудь. Замерла, не торопясь отодвигаться. Слишком близко. Большой пушистый помпон на шапке уткнулся ему в нос. Сердце пропустило удар и тут же забилось быстрее. Грач поспешно сделал шаг назад. Нужно было срочно перевести все в шутку, не дать этому происшествию принять хоть какое-то серьезное значение.

— Мороженое цело, или плыть за новым? — поинтересовался он, садясь на лавку.

— Цело, — тихо ответила Яра и, не смотря на него, села рядом.

На ее щеках играл слабый румянец. Боги… Пусть это будет лишь игрой его воображения.