Настя вышла к нему, прислонилась к стене, наблюдая, как он раздевается.

— Тихо как-то у нас, — заметил он, снимая пуховик. — Яра вернулась?

— Нет.

— Поздно уже, — нахмурился Сокол. — Ты звонила?

— Она у Григория, — честно ответила Настя.

Финист как расшнуровывал ботинок, так и застыл. Поднял на нее глаза.

— Ты сплела заговор за моей спиной? — поинтересовался он.

Иногда это становилось невыносимо: то, как быстро он узнавал о ней все. Может быть это была единственная причина, по которой она до сих пор иногда курила: просто чтобы было хоть что-то, чего бы он о ней не знал.

— Да, — ответила Настя. — Я проделала неплохую работу, а весь куш сорвут эти двое идиотов. Если, конечно, все не испортят.

— Ты уверена? — спросил Сокол.

Отвратительный это был вопрос. Если жизнь чему и научила Настю, то это то, что мало в чем можно быть уверенной. Ну, и еще, что завтра может не настать, поэтому надо спешить жить. И любить.

И Настя кивнула головой. Финист оставил в покое ботинок и сел на банкетку.

— Но если он… — начал было Сокол, но она покачала головой.

— Ты семнадцать лет твердил мне, что с ним она в безопасности. Что изменилось?

— До этого он ее не целовал.

— Финист, — Настя опустилась рядом с ним, прислонилась к его плечу. Он вернулся из тренажерного зала, и ему явно нужно было в душ, но Насте нравилось, как он пахнет. — Просто поверь мне, на данный момент он оставит все решения за ней и не сделает ничего такого, о чем она бы потом могла пожалеть. Иначе бы я всего этого не допустила. Все-таки она моя дочь.

— Ты так спокойна.

— Спокойна? — переспросила Настя. — О, я не спокойна. Я вообще в ужасе, потому что если они попробуют, и у них ничего не получится, то это будет катастрофа для всех нас. Но это ее жизнь.

Финист потер ладонями лицо.

— Когда я просил у тебя дочь, я как-то не думал о том, что она вырастет, и мы столкнемся вот с этим всем… Мне хотелось, ну знаешь, этакую маленькую тебя, которая станет обнимать меня пухлыми ладошками и утверждать, что любит.

Настя засмеялась.

— А в результате мы получили гремучую смесь, на фоне которой все наши трое сыновей — сущие ангелы. Ладно, давай искать в этой ситуации плюсы.

— А такие могут быть? — нахмурился Сокол.

— Ну, как посмотреть, — Настя соскользнула с банкетки на пол и стала расшнуровывать мужу ботинки. — Есть вероятность, что мы снова останемся вдвоем и сможем жить в свое удовольствие, ни в чем себя не ограничивая.

Она сняла с него ботинки, сложила руки ему на колени и положила на них подбородок, подняла глаза. Сокол внимательно смотрел на нее. Помолчал немного, потом выдал многозначительно:

— Хм.

И взгляд его просветлел.

— Никаких утренних столкновений из-за ванной?

— Не-а, — помотала головой Настя.

— И никаких зубодерильных звуков из ее комнаты, которые она по ошибке принимает за музыку?

— Угу.

— И она больше не станет воровать мои орешки и сухарики к пиву?

— Ага.

— И можно будет заниматься сексом в любом месте и не только глубокой ночью?

— Да-а. И я даже исполню твою давнюю мечту и стану ходить по квартире голой.

— Грач, значит, — протянул он. — А знаешь, пусть забирает. Уф, что-то аж от сердца отлегло.

Настя засмеялась и поднялась с колен.

— Иди в душ, а потом я накормлю тебя.

Сокол поднялся следом, поймал ее за талию.

— Боюсь, одним ужином мой голод не утолить, — ответил он и притянул ее ближе, — пойдем со мной.

Настя покачала головой, мягко, но твердо отстраняясь.

— Я голодна и немного устала. Но обещаю, что после ужина я что-нибудь придумаю, и ты насытишься.

Она легко поцеловала его в губы, высвободилась и пошла на кухню. Там уперлась руками в спинку стула и застыла.

Финиста она успокоила. Ее бы кто успокоил.

В первом часу ночи, когда Сокол давно спал, а Настя никак не могла устроиться, тренькнул, оповещая о пришедшем сообщении, телефон. Настя разблокировала экран.

«Все хорошо. Спит. С утра привезу. Спасибо.»

«Ну хоть кто-то в этой ситуации сохраняет рассудок», — подумала она, закрывая глаза.

6.

— Привет, — выдавил Грач, открыв Яре дверь.

Он помялся на пороге, потом опомнился и отошел в сторону, освобождая ей путь.

— Проходи.

Любопытство, которое испытывала Яра, входя в его квартиру, затмевало даже нервозность от предстоящего разговора. Она еще ни разу здесь не была и жадно хватанула взглядом окружающее пространство, желая запомнить, запечатлеть, увидеть то, что расскажет ей про Григория больше, чем она знала. Однако реальность разочаровала. Это была студия квадратов в тридцать, и выглядела она так, будто Грач въехал в нее месяц назад и еще не успел обжиться. Хотя Яра точно знала, что он живет здесь последние пять лет.

В углу комнаты расположилась самая обыкновенная двуспальная кровать без изголовья. Заправленная. Рядом с кроватью стояла тумбочка, на которой ютился пустой аквариум. У другой стены красовался первозданной нетронутостью кухонный гарнитур. Были еще стол и стул. На этом мебель закончилась. Не было ни телевизора, ни стереосистемы. На столе лежал ноутбук, на подоконнике стояло радио. А так, холодильник да микроволновка. Яра поискала и не нашла чайник, вместо него на плите стояла маленькая кастрюлька. Два имеющихся окна казались совсем голыми в отсутствии штор. Обои были самые обыкновенные, светло бежевые, явно оставшиеся здесь со времен сдачи квартиры.

— Не знала, что ты любитель минимализма, — удивлённо подняла брови она.

Григорий смущенно переступил с ноги на ногу.

— Серьезно, у тебя в кабинете больше личных вещей, — возмутилась Яра.

— Когда твой отец говорит, что я женат на работе, он не преувеличивает, — поморщился Грач.

— Мне жаль Егора, — кивнула Яра на пустой аквариум.

— Да, — ответил мужчина. — Мне тоже.

На этом разговор иссяк. Они еще немного потоптались на пороге, а потом Яра не выдержала, скинула ботинки и пуховик, повесила его на один из двух крючков, прибитых к стене за неимением прихожей, и прошла вперед.

— Прекрати, — попросила она, разворачиваясь к Григорию. — Мы умеем разговаривать. Боги, мы прекрасно умеем разговаривать, мы делаем это с тех пор, как я в принципе научилась говорить. Какое у меня там первое слово было?

— Сокол, — улыбнулся Григорий. — Твоя игрушка.

— Вот видишь, ты помнишь мое первое слово. И я не верю, что теперь мы не можем просто поговорить, особенно учитывая, что именно за этим ты меня сюда и позвал.

Она огляделась, ища, куда бы сесть, сочла единственным приемлемым вариантом стул и уселась на него. Но спустя секунду снова подскочила. Не двигаться было выше ее сил.

— Да скажи ты хоть что-нибудь! — умоляюще крикнула она.

— Я соскучился, — ответил Григорий. — Я еще ни разу не видел тебя так долго.

Его признание снесло плотину. Яра кинулась к нему и попыталась обнять, но Грач поймал ее за запястья.

— Пожалуйста, — попросил он, не давая ей подойти ближе, — не надо.

— Почему? — не поняла она. — Ты же сам только что…

— Вопрос не в том, чего хочется, а в том как должно, — спокойно ответил он. — Я позвал тебя поговорить. И мы будем говорить. Садись.

Он кивнул головой на стул и отпустил ее руки, и Яра решила, что лучше послушаться. В конце концов, если он просто решит повторить то, что уже много раз говорил ей, она возмутится. Не выставит же он ее за дверь, правда?

Однако Григорий снова молчал, собираясь то ли с духом, то ли с мыслями. И Яра начала первой.

— Я должна извиниться, — вздохнула она, опустив глаза, смотреть на него было стыдно, — за то, что сказала вчера отцу. Получилось, как будто бы ты меня заставил, а ведь все было не так…

— Тебе не за что извиняться, — нахмурился Григорий. — И Сокол прав. Вина за случившееся целиком и полностью лежит на мне.