— Ты опять! — не выдержал Гриша и снова перешел на крик. — Я же просил тебя! Ты понимаешь, что однажды не уследишь за ней, и что-нибудь случится? Или тебе плевать?

— Гриш…

— Яра, я серьезно. Я заберу у тебя телефон.

Что?

— Все, вечером поговорим, я опаздываю уже. Следи за ней нормально!

Яра сильнее прижала дочь к груди. Следи… Она и правда пару раз не доглядела. Ничего страшного не случилось. Гриша не знал. Но совесть грызла. Ведь могло случиться. Но там в телефоне была другая жизнь. Там она общалась со взрослыми адекватными людьми на адекватные взрослые темы, там не было пеленок и подгузников, криков и ссор. Там её воспринимали как специалиста, а не как приложение к ребёнку. Там она успешно делала вид, что у нее все хорошо, и там ей порой казалось, что так и есть.

Несколько месяцев назад Яра поняла, что декрет сводит ее с ума. Все, что она делала целыми днями — это следила за ребенком, обслуживала ребенка и, не отходя от дочери, выполняла тысячу дел по дому.

— Но ты же можешь поспать днем, — говорил Гриша, когда она спрашивала, почему он никогда не встает к Майе ночью. — А я вообще-то работаю.

Она отчаялась объяснить, что если поспит днем, они останутся без обеда и ужина в квартире, больше напоминающей место побоища, нежели жилое помещение.

Яра чувствовала себя уставшей уже в тот момент, когда с утра открывала глаза. Стали посещать разные нехорошие мысли. Никакого просвета не намечалось. Срочно нужно было на что-то отвлечься. И как-то ночью она завела блог. Ничего особенного. Собирала фотографии магазинов, кафе и прочих публичных мест со всего мира, интересных для нее с точки зрения дизайна. Компоновала. Давала краткие пояснения. И внезапно на нее стали подписываться люди. Не то чтобы очень много. Но они писали ей, и надо было отвечать, и поддерживать темп выкладки. Пришлось составить план, набирать материал заранее. Все это ей очень нравилось, но отнимало много времени. Заниматься блогом приходилось по ночам, днем Майя требовала ее безраздельного внимания. Но недостаток сна сказывался на самочувствии, как физическом, так и психологическом. А отказаться от блога Яра уже не могла…

Гриша не то чтобы был против. Он просто просил убирать сотовый, пока она с дочерью. Но она всегда была с дочерью. А чтобы под постом завязалась беседа, отвечать нужно было сразу, а не спустя полдня…

Гриша…

Как быстро выяснилось после родов, дети вовсе не делают брак крепче. Более того, ребенок оказался лакмусовой бумажкой, проявившей все их проблемы, заставивший их показать себя с самой дурной стороны. Скажи кто-нибудь Яре до родов, что она позволит себе кричать на своего ребенка, она бы не поверила. Это же непедагогично. Скажи ей кто, что Гриша будет кричать на нее из-за того, что она оказалась недостаточно хорошей матерью… не поверила бы тоже. В добавок к этому оказалось, что родители и супруги — это совершенно разные роли, совмещать которые им предстояло научиться с нуля. И по ее мнению, они с Гришей не сильно-то продвинулись в постижении этой науки. Сам Гриша так не считал. Продолжал утверждать, что у них все хорошо, только вот Яра неправильно ведет себя с их дочерью. По его мнению, она должна была всегда быть рядом, сдувать с нее пылинки, бросаться к ней по первому требованию и уж точно ни в коем случае не повышать голос. Сам он продолжал убегать на работу к девяти и возвращаться не раньше семи. Разумеется, уставший. Разумеется, ему требовался отдых. А ей, видимо, нет.

Родители Яры уже год жили на два мира, но даже когда мама была здесь, она брала Майю не то чтобы очень часто. Мама Гриши была слишком стара и явно не способна справиться с полуторагодовалым ребенком. Против помощи няни Григорий выступил категорически. И фактически Яра осталась с дочерью один на один. По выходным Гриша забирал у нее Майю на часок поиграть, а Яра сбегала из дома, бродила по парку. Но после таких недолгих перерывов, овеянных призрачной свободой, становилось еще сложнее. Она возвращалась домой, Майя бежала к ней, забиралась на руки, даже не дав разуться, и Гриша, посчитав свой долг исполненным, снова погружался в книгу или очередную научно-историческую программу.

В конце концов Яра поняла, что по отношению к дочери он вел себя точно так же, как и по отношению к ней.

Он всегда был рядом, если что-то случалось. Искал ночью молокоотсос по аптекам, вставал раз в час по будильнику, чтобы мерить температуру заболевшей Майе, возил их к черту на кулички к нужному специалисту. Но самоустранялся, стоило их жизни снова войти в колею.

Гриша был с ними в горе, но отсутствовал в радости.

До беременности Яры был период в несколько месяцев, когда они вроде бы стали где-то бывать. Потом она выслушала совет отца, стала везде ходить сама, надеясь тем самым заставить мужа ревновать, но получилось только хуже. Гриша не ревновал. И поскольку она перестала настаивать, перестал выходить с ней в свет. Она подумывала вернуть все назад, но тест показал две полоски, а её самочувствие в следующие девять месяцев явно не располагало к променадам. Однако и после родов ничего не возобновилось. Существовало не так много мест, куда можно было пойти с ребенком, к тому же, по мнению Гриши, Майе была вредна толпа. Один раз Яра все же настояла, в результате Майя заболела, и это стало жирной точкой в их спорах.

И вдвоём они практически не бывали. По вечерам Яра слишком уставала и не хотела никого видеть рядом с собой. Огрызалась, если Гриша лез. Прикосновения были противны. Майя и так висела на ней целыми днями. Гриша не понимал, злился. Говорил, что она могла бы быть с ним помягче.

И однажды Яра поймала себя на вспышке острой лютой ненависти по отношению к мужу. Она подавила ее как смогла. Но ее изводила обида на него, ведь обещал, что они будут вместе. И мучила жалость по отношению к себе.

Когда за Гришей закрылась дверь, Яра села на диван и разрыдалась. Ей вдруг стало абсолютно очевидно: они не справились. С кристальной ясностью она осознала: так будет всегда. Гришу все устраивало, потому что они реализовывали его модель семьи. Он работает, она дома варит борщи и воспитывает их детей. Причем так, как он считает нужным. Она прождет всю жизнь, но так ничего и не дождется. И ей остается либо смириться с этим, либо…

Глотая слезы, Яра встала и распахнула шкаф. Достала с верхней полки спортивную сумку.

Если она снова попытается с ним поговорить, все пройдет как всегда: он скажет, что все нормально, и она примет его позицию. И дальше неделю или две они будут ходить вокруг друг друга на цыпочках, а когда им покажется, что все стало лучше, перестанут, и все вернется к началу.

Нет.

Она должна сделать это сама и сейчас. Пока все очевидно. Пока его нет рядом, чтобы снова отмести ее доводы и сломать ее решимость.

Сумка была не очень большой. Яра переложила в нее содержимое Майиного комода: ее одежду, подгузники, аптечку, положила сверху несколько игрушек и две любимые книжки. В оставшееся место запихала собственные вещи. Столько, сколько влезло. Самый минимум. После рождения дочери она быстро выяснила, что ей больше не нужно два чемодана одежды, чтобы выжить. Зубная щетка и трусы. Штаны для дома. Чистые футболки сами по себе в шкафу не возникли, пришлось доставать из бельевой корзины. Яра завернула их в пакет: потом постирает. Огляделась. Дома был бардак. Что-то внутри шептало, что так уходить нельзя. На редкость тихая Майя в гостиной выкладывала на ковре кубики паровозиком. Яра заметалась по квартире. Гриша хотел чистоты и уюта? Он их получит.

Прибраться удалось к обеду. Решимость грозила истаять, но Яра упорно подкидывала в этот огонь все новые и новые поленья. Вспоминала все обиды, что накопились за одиннадцать лет. Каждое задевшее ее слово, каждый вечер в тишине. Каждый раз, когда он обесценивал ее желания. А еще то, что не пошел за ней, когда они в первый раз расстались. Это она вернулась. Почему в девятнадцать лет ей хватило решимости уйти, а в последующие десять — нет?

И вспомнился вопрос, который она когда-то задала себе: продолжать — это сила или слабость? Сейчас она была уверена, что знает ответ. Все эти годы она была слаба. Во что она превратилась в этом браке? Трусиха, не способная принимать и реализовывать собственные решения, не получив на то поддержки мужа. И что ее ждет дальше? Еще один ребенок и палата в психиатрической больнице? Или она окончательно превратится в тень самой себя? Нет. Сегодня она снова станет сильной.