Внутри было темно, сыро, пол устлан соломой. Мы вжались в угол, подальше от других венерианцев, которые зарычали при виде нас. Надзиратели заперли дверь на замок.

На следующее утро нас привели на посадочную площадку, куда опускались воздушные корабли, прибывшие из-за океана. Под наблюдением двух вооруженных венерианцев мы начали разгружать дирижабль. Пакеты с продуктами, бутылки с маслом, специи. Те товары, что империя отправляла в отдаленные провинции.

– Не понимаю, – сказал Хестон. – У них есть технологии. А мы разгружаем дирижабли. У них есть лазерные винтовки. Зачем им рабство? Это бессмысленно. Может быть, здесь нет капитализма или демократии? Может, мы должны принести им это?! Потому что, уверяю тебя, несколько здоровых, полнокровных американских грузчиков разгрузили бы его быстрее, чем какие-нибудь несчастные создания.

Кажется, я фыркнул, потому что Хестон удивленно уставился на меня.

– Капитализм и демократия прекрасно уживались с рабством до последнего столетия, командир. Такой была американская действительность до Гражданской войны. И, насколько я могу судить, посещая хлопковые поля, они по-прежнему друзья рабства. Ваша семья в Западной Вирджинии копает уголь, верно? Все они берут в долг у фирменных магазинов, арендуют дом и берут вещи в кредит? А если вы сможете заставить кого-то работать бесплатно, разве не будете получать наибольшую прибыль? Если вам важна только прибыль, то все скатится к этому.

Хестон перестал работать и взглянул на меня.

– Ты коммунист?

Я хотел возразить, но в этот момент один из надзирателей начал приближаться к нам с дубинкой в руках. Хестон поднялся и обругал его, за что получил несколько ударов по голове.

Я удивился, что Хестон и после этого продолжал размышлять вслух.

– Работать! – приказал надзиратель. – Не время для разговоров. Будете болтать, я с вас шкуру сдеру.

Мы отвернулись, продолжая перетаскивать вещи с борта на телегу; запряженные в нее шестиногие звери терпеливо топтались на месте.

– Нам надо поговорить с нужными людьми, – прошептал Хестон, когда мы вернулись. – Мы должны найти политика или ученого. Надо поговорить с лидерами, а не с рабочими и надзирателями. С тем, у кого власть в руках, и все будет нормально.

Командир продолжал верить. Он так думал, потому что для него это всегда было так. В его жизни были взлеты и падения, но в случае истинной несправедливости он всегда мог найти правильного человека и восстановить порядок.

Там были закон и справедливость. Он действительно верил в них. Мир для него двигался по вполне очерченным правилам.

– Когда мы с этим закончим, посмотрим, сможем ли мы обратиться к судье или к кому-то, кто в состоянии поговорить с нужными людьми.

Хестон работал все быстрее, он решил поскорее разгрузить дирижабль. Я изо всех сил старался не отставать от него. Командир придумал себе цель и теперь спешил к ней.

– Командир, – прошептал я, – помедленнее.

Он растерянно моргнул.

– Почему?

– Другие венерианцы не работают так быстро. Подумайте. Они рабы. Для них нет причин убивать себя работой, им не заплатят. Единственный способ выжить здесь – это работать с прохладцей, понимаете?

– Их лень не моя проблема, – рявкнул Хестон.

Той ночью все рабы в нашем бараке избивали нас в отместку за старания на работе. Хестон хорошо отбивался первые десять минут, но их было слишком много.

На следующий день мы с трудом могли не отставать от других, наши синяки и мышцы так ныли, что мы стонали, но ничего не говорили друг другу.

– Добро пожаловать в город Киш, – сказал один из рабов, сломав мне мизинец пяткой.

Командир Джеймс получил шанс поговорить с правильным венерианцем после недели изнурительного труда. Перед закатом надзиратели позволили нам расслабиться в пурпурных травах возле крепостной стены.

Я устроился рядом со сверкающим бассейном, опустив натруженные ноги в воду, когда во двор въехало несколько красочно одетых венерианцев. Среди них был хозяин дома, который, как мы узнали из болтовни слуг, был таможенным офицером города Киш.

Хестон бросился ему наперерез.

– Мой господин! – закричал он. Венерианцы в ужасе отпрянули в стороны. Надсмотрщик, слонявшийся по двору, уже поднял винтовку, и только божье вмешательство остановило смертельный выстрел. Я понял, что Хестон замешкался, потому что не знал имя нашего хозяина. Все называли его просто «господин». Его имя не имело значения для нас, в этих стенах.

Хестон шагнул вперед.

– Мой господин, я человек из космического корабля, прибыл из-за облаков…

Это все, что он успел сказать. Хозяин нетерпеливо мотнул головой и сделал знак, чтобы командира Джеймса увели. Он был сильнее тощих венерианцев, но их было больше.

– Это один из тех экзотических видов? – спросил хозяин, посмотрев туда, где все еще находился я.

– Да, мой господин, – подтвердил один из надзирателей с поклоном. – Они хорошо работают.

– Прекрасно. Стоят своей цены. Но, если посмеют снова обратиться ко мне, отрежьте им языки.

И, сияя шелками, окруженные ароматом духов, пахнущих мускатным орехом, с музыкой и смехом наш хозяин и его приятели уехали куда-то в центр города.

– Ему повезло, что ему не отрезали язык в качестве первого предупреждения, – сказала венерианка, стоящая поблизости. Все руки ее были в шрамах от ножа, и я мог определить, что она с северных холмов, судя по тембру и татуировке на запястьях, на которых когда-то она носила золотые кольца.

– Он упрям, – ответил я ей. – Боюсь, он потеряет его прежде, чем мы сбежим отсюда.

Я помог потрясенному Хестону дойти до камеры, после того как охранники избили его, и пытался заставить выпить воды. Он шатался.

– Командир, свободная экономика встречается редко, даже на Земле. На самом деле это неудивительно. Если бы инопланетяне, приземлившись на нашей планете, оказались в нашем положении, для них это могло кончиться не самым лучшим образом. Представьте, что инопланетяне высадились бы на Юге до Гражданской войны, в которой мы так упорно боролись, чтобы избавиться от этого позорного пятна…

Командир Джеймс приоткрыл заплывшие глаза и, разлепив разбитые, запекшиеся губы, твердо ответил:

– Война с агрессорами Севера велась за права штатов.

И, кряхтя от боли, он поднял одеяло и свои жетоны, которые ему удалось сохранить, и поплелся к противоположной стороне нашей камеры.

И я стал чужим в этом мире, потому что единственный человек, которого я здесь знал, отказывался говорить со мной. Сначала я раздражался, продумывая аргументы, которые приведу командиру в следующем разговоре. Но потом работа поглотила меня.

Когда солнце пробивалось через облака, венерианцы пинками поднимали нас на работу, ведя туда, где большие серебристые дирижабли опускались на стоянку. Целый день мы разгружали товары, потребляемые городом, и многое из того, на что господа тратили свои огромные богатства.

– Откуда приходят все эти товары? – спросил я венерианку со шрамами на руках.

Когда я задал этот вопрос первый раз, она не ответила. Но когда мы стояли в ожидании прибытия следующего дирижабля, по очереди прикладываясь к бурдюку с водой, она сказала:

– Из других городов, больших городов. – Она указала в направлении океана. – Господа из Киша не могут обойтись без специй и продуктов из их родного города. Киш не настолько велик, чтобы развиваться самостоятельно.

– Киш торгует винтовками и машинами для добычи руды?

– Да.

На следующий дирижабль мы загрузили испуганных аборигенов горного племени, возможно даже, тех самых, которые сначала пленили нас, а теперь были схвачены другим отрядом с лазерными винтовками. Толчками и ударами мы загнали их на борт, стараясь не встречать взглядом их умоляющие глаза.

Однажды поздно ночью она подсела на мое одеяло.

– Меня зовут Мэйт из Танниша.

– Я Чарльз Стюарт, – ответил я.

– Где этот Стюарт? – спросила она.