Но в один прекрасный день, наблюдая, как серебристый дирижабль спускается на посадку, как затягивается швартовочный канат, я понял, как мне вырваться отсюда. Я не побегу. Я улечу.
Я столько раз проходил эти дирижабли вдоль и поперек. Я мог нарисовать схему дирижабля с закрытыми глазами, и, хотя я не умел читать по-венериански, я интуитивно чувствовал, как управлять им. В конце концов, я был военным летчиком.
Конструкции венерианских дирижаблей были совершеннее, чем у старых нацистских, которые мы видели в кинохронике. Внутрь резервуаров закачивался сжатый гелий, что позволяло опускаться и разгружаться, не стравливая газ из баллонов в воздух. Швартовочный узел был пустой формальностью, скорее данью прошлому, когда дирижабли всегда были легче воздуха, как на Земле.
Чтобы накачать гелий обратно в баллоны дирижабля, требовалось всего несколько минут. Однако это был самый опасный момент в моем плане.
Но я не могу улететь один.
Самой сложной частью подготовки стало убедить надзирателей, что втроем с Шеппардом и Эриком мы будем работать гораздо лучше. Для этого приходилось терпеть ночные побои от своих собратьев по несчастью, которые, несомненно, страдали от моих изнурительных темпов.
При этом мне надо было работать очень усердно. Когда надзиратели отметили мое рвение, я подвел их к идее покупки моих товарищей. Все это время я спал урывками в углу нашего барака, со сжатой в руке заточкой, которую я сам смастерил из какой-то железки. Так я мог защитить Мэйт, своего неродившегося ребенка и себя.
Господин одобрил покупку. Когда надзиратель втолкнул в наш барак Эрика, я едва узнал его. Тощий, с нечесаными волосами, он рухнул на подстилку и заснул.
– Это был ад, – рассказывал мне Шеппард, когда ночью я не спал, опасаясь нападения сокамерников. – На той работе умирали. Мы строили дамбы для настоящих судов. По колено в воде мы таскали камни, пока не падали от усталости. Очень медленно. Я твердил им, что я инженер. Что мы можем построить машины гораздо более эффективные, но они каждый раз избивали меня. Я быстро заткнулся.
– Здесь легче, – сказал я. Шеппард заплакал, благодаря меня за то, что я помог им перебраться сюда. Они не удивились, узнав про Мэйт и про то, что она беременна. Эрик только пожал плечами.
Как быстро менялись наши приоритеты! Раньше мы мечтали стать национальными героями, а сейчас плакали от счастья, перебравшись на менее тяжелую, но все же рабскую работу.
Я рассказал им про командира Джеймса. Шеппард кивнул.
– Они забрали наши браслеты и продали детям как безделушки. Иногда я мечтаю, чтобы кто-нибудь из них разгрыз капсулу, но потом я ненавижу себя за такие мысли.
– Я понимаю, – ответил я, – а теперь давайте спать.
Я охранял их сон, как дикая кошка охраняет своих котят, пока Шеппард не проснулся и не сменил меня. В последующие ночи мы установили дежурства, и всем нам хватало сна, чтобы выжить.
Я дождался, пока Эрик окрепнет, после чего шепотом рассказал им про свой план. Сначала они побледнели, вспомнив судьбу нашего командира.
– Это будет не бунт, а побег. Было много людей, которым это удавалось, и они смогли обрести свободу. – Я вспомнил легендарных беглецов, прятавшихся в горах Ямайки, о которых рассказывал мне отец.
– Когда мы можем это сделать? – спросил Шеппард.
– Когда разгрузка закончена и все возвращаются назад. Мы перережем канат и прыгнем на борт. У нас будет только один шанс. И надо убедиться, что на борту не осталось вооруженных венерианцев. Я не знаю заранее, когда этот момент наступит, но, как только я дам сигнал, нужно будет действовать без промедления.
Наши хозяева разрешали нам держать собственные вещи, хотя надзиратели время от времени устраивали обыски. Я держал про запас несколько кусков вяленого мяса и местный черствый злеб. Было еще несколько фляг для воды.
Пища, вода, самодельный нож, иголки и нитки, которые хранила Мэйт, чтобы чинить одежду: вот и все, что у нас было с собой. Я не рассказывал ей о своем плане, но начал подозревать, что она догадалась.
Нам нужно было добраться до северных болот, они находились недалеко от подножия гор. Туда, где упал наш корабль. Только бы выбраться за ближайший перевал, скрывшись из поля зрения Киша, а дальше мы сможем добраться.
И тогда мы уже решим, что делать. Эрик предлагал наладить связь и посылать сигналы. Я подумывал о том, чтобы разбить в глуши маленькую ферму. Шеппард знал, как ставить капканы.
Даже если мы умрем, решили мы, мы умрем свободными.
Необходимо только дождаться подходящего дирижабля, собрать больше еды, и можно бежать.
Однако одним непривычно холодным утром все наши осторожные приготовления нарушили нацисты.
Как рассказали надзиратели, трое немцев были схвачены десять дней назад на острове к западу отсюда. Когда их доставили, они все еще были в грязной оборванной форме с нацистской символикой.
– Могу тебя обрадовать, теперь вместе с тобой будет работать больше твоих соплеменников. Они такие же, как эти двое, – с гордостью сказал надзиратель, указав на Эрика и Шеппарда.
– Но они не как мы, – пытался объяснить я. – Они из другой страны, мы с ними воюем.
– Воюете? – надзиратель посмотрел на меня с любопытством. – Ну, здесь вам не за что воевать. Они такие же, как ты. Вы одинаковые. И работать будете одинаково.
Оставшись одни, мы подозрительно рассматривали друг друга. Я видел, что Эрик и Шеппард ждут моего решения. Я хотел убить немцев, ведь это они подбили нашу ракету, но это привлекло бы к нам лишнее внимание.
Нацисты первыми пошли на контакт, представившись нам и немного нервничая. Их командир, Ганс, говорил по-английски с акцентом.
– Они схватили нас, когда мы приземлились. Мы думали, что станем первыми немцами, вступившими в контакт с этой цивилизацией, но они разрушили наш корабль, а нас взяли в плен. Они не верили, что мы пришли с неба. И посадили нас в клетки вместе с нашими вещами. Нас возили на дирижаблях по усадьбам и показывали придворным, королю и прочим начальникам.
– Как животных, – сплюнул Йост, второй нацист. – Нам надели металлические ошейники и посадили на цепь.
– Один раз мы пробовали бежать, но были пойманы и возвращены обратно. Нескольких нам удалось убить, – с гордостью добавил Ганс.
– В итоге нас продали. Мы доставляли им слишком много хлопот.
Я спокойно выслушал, затем протянул им сменную одежду из такой же грубой ткани, что и у нас.
– Ну, теперь вам будет сложнее. Здесь приходится работать.
– Это даст нам время, чтобы составить план, – ответил Ганс.
– Для чего?
– Чтобы понять, как с ними следует бороться.
– Одна попытка уже была.
– Этим существам нужен правильный лидер. Неординарный боец, сильный стратег. Я командовал танковым отделением в Египте. – Ганс выпятил грудь.
– Одевайтесь, – сказал я. – Если будете тянуть, сюда придут надзиратели.
Пока нацисты переодевались, Эрик шепнул мне:
– Мы позволим им присоединиться к нам?
Я отрицательно покачал головой.
– Но они люди, – возразил он, – единственные люди, кроме нас. Конечно, мы обязаны…
– Нас подбила немецкая ракета, Эрик, – прошептал я. – С чего ты взял, что они не попробуют снова убить нас? Готов за них поручиться?
Нацисты не спрашивали про Мэйт, но смотрели на нее подозрительно. Я держался рядом с ней, когда мы работали в тот день.
– Ты готова бежать со мной? – спросил ее я.
Она показала свои изрезанные руки.
– Я уже пыталась вырваться однажды. Они привязали меня к столбу и мучили, чтобы мне надолго запомнился этот урок. Но я мечтаю обрести свободу.
Я хотел обнять ее, но нам нельзя было отрываться от работы, чтобы не привлечь внимание.
Той ночью я подкинул нож Гансу под одеяло, пока он спал. Потом мы осторожно перебрались на другое место. Прежде чем нацисты проснулись, я нашел надзирателя…
Нацисты были вражескими солдатами, говорил я себе. Люди, которые убивали таких, как мои бабушки и дедушки. Я верил в это, когда вступал в армию.