Я оглядел собравшихся, понял, что они ни за что не отстанут от меня и не выпустят отсюда живым и со вздохом еретика, взбирающегося на костер, произнес кощунственные слова:

— Господа, в таком случае я полагаюсь на ваши обещания и скажу свое решение.

Ученые затаили дыхание и слушали меня, как последователи пророка. Где-то далеко в обозах закричал ишак. Скрипели повозки и ржали кони. Я продолжил:

— Господа, Аракс не впадает в Хвалынское море и не является притоком Яксарта. Обе эти реки впадают в Синее, то бишь Аральское море! То есть, ваш спор совершенно ни о чем и я обе ваши стороны неправы.

Несколько секунд ответом мне служили только истеричные крики ишака. Профессора изумленно молчали. А затем они пришли в себя и поднялась такая истошная словесная буря, что я чуть не оглох от криков и чуть не упал в обморок от проклятий. Ученые с обеих сторон ругали и поносили меня на чем стоит свет, жалели, что вообще позвали меня в повозку и требовали оплатить все съеденные мною припас в десятикратном размере.

— Это же надо додуматься, спороть такую дичайшую чушь! — предательски кричал Германов. — Да в своем ли вы уме, сударь? Как с таким маленьким мозгом вы вообще посмели приблизиться к нашему военачальнику? Вы же можете перепутать названия лекарств и вместо снадобья подсунуть нашему драгоценному Суворову отраву! Умеете ли вы читать вообще?

— Слушайте, уважаемый коллега, кого вы привели в наш уютный храм науки? — надрывался его оппонент Буксгаув, объединившийся со своим недавним противником. — Как ваши уста вообще посмели исторгнуть такие сумасбродные и несуразные предположения? Вы вообще понимаете, что вы только что сказали? Десятки, сотни, тысячи экспедиций и путешественников проходили в местах, где плывут Аракс и Яксарт, там тянулся Великий Шелковый путь! Разве хоть один из них упомянул про Синее море? Это каким же надо быть невеждой, чтобы заявлять такую нелепейшую сказку?

В общем, я вынужден был с позором ретироваться из столь гостеприимной поначалу повозки и вслед мне с проклятиями полетели остатки пищи, в том числе тухлые яйца и гнилые помидоры. Что же, усаживаясь в злорадно усмехающегося Смирного, я утешался только мыслью, что не я первый пострадал за свои убеждения и правду и оказался в одном ряду с таким прославленными личностями, как Джордано Бруно и Галилео Галилей.

А затем, пришпорив Смирного, я помчался к своему товарищу Васе, чтобы обрести наконец покой в объятиях сна.

Справедливости ради надобно заметить, что есть у степи своя, особенная стать, заметная только наблюдательному путешественнику. Я пришел к этой нехитрой мысли на следующий день нашего похода.

Зеленые волны травы сменились блестящими на солнце речками, камышами и прудами. Армия сделала привал и пополнила питьевые запасы. В кустах на бережку егери застрелили джейранов, потом на них напал туранский тигр, вымерший, к сожалению, еще в двадцатом веке. Сие обстоятельство не помешало хищнику ранить одного солдата, пока другие кололи его штыками.

Дальше эти благодатные места закончились, трава измельчала и пожелтела. Всю равнину до горизонта усеяли белые и желтые цветочки, местами попадались скопления красных и синих. Названия сих полевых украшений мне были неведомы, а спросить у ботаника я стеснялся из-за вчерашнего географического инцидента. Узоры на степном ковре, тем не менее, получились изумительной красоты. Будь я художником, непременно сел бы с холстом и написал бы картину.

Погода стояла все такая же солнечная и солдаты изнывали от жары. У телег постоянно отваливались колеса и армейские кузнецы не сидели сложа руки.

Так поход продолжался весь день и к вечеру мы остановились на берегу полноводной реки, поменьше Волги и Дона, но тоже широкой и величавой. До Иртыша добраться мы не могли, значит, это был его младший брат, Иргиз.

Едва солдаты успели поужинать и отдохнуть полчасика, как неугомонный наш предводитель приказал приступить к строительным работам.

Я оглядел место стоянки внимательнее. Холмистый берег, почва твердая, не глина, кое-где торчат скалы. Суворов задумал поставить поселение у реки и доставлять сюда припасы водным путем. Если укрепить на совесть и набрать припасов, можно долго выдерживать осаду кочевых племен и лузгать семечки, глядя, как они пытаются проломить высокие стены.

План строительства быстро накидал подполковник с военно-инженерным опытом. Суворов и сам был далеко не профан в этом деле, даром, что ли, еще в екатерининские времена поднимал укрепления на Кубани и усиливал крепости в Финляндии? Он просмотрел план, сделал в нем кое-какие правки и приказал начать стройку.

Дерева вокруг, конечно же, не было, пришлось использовать запасы, взятые в Орске. Суворов планировал пока поставить здесь нечто вроде римского военного лагеря с возможностью швартовать речные суда. Пока что это был своего рода перевалочный пункт, база снабжения Южной армии, в будущем способный перерасти в полноценный городок. Его должны были охранять полтораста человек. До зимы они должны были жить в землянках и палатках. До наступления холодов, когда по реке доставят лес, можно было построить дома и церковь.

Усталые солдаты ворчали, что из них сделали плотников. Тогда Суворов, а за ним и остальные генералы сами схватили пилы и топоры и приступили к работе. Увидев это, солдаты наперегонки бросились укрепление.

Работали всю ночь, при свете огромных костров, пылающих на берегу. Я тоже трудился вместе с другими.

Поначалу мне в голову пришла светлая мысль, что с моими фундаментальными знаниями в области строительства, можно сильно усовершенствовать процесс строительства. Я ведь, каюсь, отгрохал сестре Иришы дачу в пригороде из подручных материалов.

Хотя строение получилось хлипким и скособоченным, я гордился, что возвел его собственными руками, пока Иришина сестра не пожаловалась, что крыша сильно протекает, а северная стена грозит рухнуть. Тогда моя девушка прозвала меня «рукожопом» и запретила когда-либо прикасаться к инструментам в ее доме.

В общем, я пошел к одному из унтер-офицеров и предложил построить землеройное устройство на берегу реки, наподобие водяной мельницы. Унтер таращил на меня глаза и ничего не понимал. Вздохнув и осознавая, что мои идеи еще долго останутся нереализованными, я взялся за топор и взялся заколачивать гвозди.

Вскоре я попал себе по пальцу и остался временно нетрудоспособным. Унтер-офицер отвел меня в повозку к другим раненым и хворым и слезно попросил впредь не путаться под ногами. Я дал покорное согласие и лег спать. Топоры стучали всю ночь.

Утром, когда я проснулся, погода начала портиться. Небо закрыли тучи и задул холодный ветер, хмуро гоняя волны по реке.

Вылезя из повозки, я увидел между холмов высокий деревянный частокол, сторожевые вышки и массивные ворота. Вокруг укрепление окружали ров и баррикады. С запада сооружение вплотную подступали к воде и на берегу уже успели расчистить место для причала.

— Красиво получилось и крепко, — заметил мой знакомец Василий Бурный. — Быть сему поселению нашим новым оплотом на юге.

Армия собиралась в дальнейшее путешествие. Я порадовался, что сегодня мы пойдем не по жаре, а по холодочку. Вернее, не пойдем, а поедем.

Смирный, за которым присматривали вместе с другими конями, недовольно покосился на меня и взбрыкнул, когда я оседлал его.

— Успокойся уже, мерзкое животное, — сказал я. — Если ты еще раз попробуешь меня выкинуть, как вчера, я заколю тебя и отдам казахам, чтобы приготовили конскую колбасу.

Смирному очень не понравилась моя угроза, он захрапел и потряс головой.

Вскоре мы выехали дальше в степь, оставив позади свежепостроенное поселение. В нем остались две роты. Солдаты немедленно приступили к возведению домов для проживания внутри лагеря и укреплению стен камнями. Им предстояло еще много работы в ближайшие дни.

От адъютанта я узнал, что Суворов долго думал, как назвать поселение и в конце концов назвал его просто Орду-базар.