Платов и Яковлев кивнули, поклонились и быстро пошли по направлению к своим полкам.

— Кстати, господа, — сказал Милорадович вдогонку. — Князь сказал сбить яблоко метким выстрелом. Возьмите карабины и лучших стрелков.

Слушая их, я стоял на месте и думал о том, что сейчас надо выпить и хорошенько подкрепиться на сон грядущий. Затем мне надо идти спать, потому что я чувствовал, что сейчас развалюсь на куски, если не лягу в постель. Но тут Рутников спросил, как само собой разумеющееся:

— Ты запасного коня будешь брать?

— Эм-м, — протянул я. — Да, конечно, хотел бы, но у меня нет.

— Я тебе дам, пошли, — сказал Рутников. — Ты слышал приказ, выступаем немедля.

И я пошел, а куда деваться. Только для начала вооружился с головы до ног, чтобы при внезапной встрече с противником не стоять, как голый в бане.

Когда же я приблизился к своему аргамаку с седлом в руках, Смирный негодующе посмотрел на меня, будто я хотел отдать его на скотобойню.

— Ладно, — сказал я. — Пока отдыхай, а потом будешь работать.

Я решил сначала поехать на запасном коне, а потом уже пересесть на вредного своего коня, в противном случае он скинет меня через пять минут после посадки.

Запасной конь от гусар оказался наоборот, послушным и добрым, этакая мать Тереза с копытами. Он был вороной масти, худощавый и выносливый. Словно в насмешку, он получил кличку Дикарь и охотно на нее откликался. Когда я осторожно поднес руку к его пасти, он осторожно взял ее губами, словно поцеловал.

— Видишь, как надо вести себя с хозяином, — поучительно сказал я Смирному, но мой старый скакун всхрапнул, презрительно отвернулся и больше старался не смотреть в мою сторону.

Мы выехали ночью, а казаки ускакали еще за полчаса до нас. На небе светил серп луны и давал достаточно света, чтобы видеть черную излучину Яксарта на юге от нас и бледную равнину вокруг, покрытую темными пятнами кустарников.

Полк гусар поскакал выехал из расположения войск и помчался через полупустынную степь, поднимая кучи пыли. Все были молчаливые, невыспавшиеся и оттого очень злые. Я с сожалением подумал о потерянном ужине и сне, а также о том, зачем я ввязался в эту дурацкую авантюру.

Мой запасной конь даже ехал по-другому, нежели предыдущий. Смирный даже на скаку умудрялся проявлять свой скверный характер и я всегда немилосердно отбивал на нем ягодицы. Дикарь же вез меня мягко и аккуратно, как машина с независимой подвеской. Сплошное удовольствие ехать на таком коне. Хотя, может быть, это я уже был так раздражен из-за усталости и видел то, чего не было.

Скакать в ночи только сначала было интересно, а потом я привык и мысли потекли в иную сторону. Так за рулем машины на междугородней трассе забываешь о дороге и думаешь о чем-то своем.

Я думал, конечно же о том, повлияет ли на Ольгу мой якобы безразличный ответ или нет. Может, по приезду я узнаю, что она уже успела помолвиться с этим любителем бакенбард? Успею ли я вернуться или до этого Кеша утащит меня обратно в наше время?

С этого момента я вспомнил вчерашнее происшествие на море и теперь начал думать о Кеше и его чудодейственном приборе. Чтобы это ни было, телепатический аппарат или машина времени, в любом случае он создал нечто совершенно уникальное.

Даже если я сейчас на самом деле продолжаю сидеть на кресле в его комнате, а все это очень качественная галлюцинация, то все равно степень погружения не сравнится ни с одним существующим гаджетом. Никакие очки виртуальной реальности Э-прибору в подметки не годятся. Это же какая восхитительная детализация, какие убедительные декорации!

А затем я усомнился, что попал в тщательно смоделированную иллюзию, даже извлеченную из глубин моего подсознания. Все-таки все вокруг слишком ярко и красочно. Что там кричал мой друг, зависнув над водой Аральского моря? Он не успел закончить, но я был уверен, что он пытался сказать, что отправил меня в прошлое время.

Так, погруженный каждый в свои думы, мы скакали всю ночь и все утро напролет, делая причалы через равные промежутки времени. Внезапной атаки Яковлев не боялся, так как знал, что впереди проехали казаки, а значит, в случае опасности, они заблаговременно заметят ее и предупредят гусар.

Ближе к полудню мы заметили за холмами строения. Река осталась чуть на западе. Подъехав ближе, мы рассмотрели вдали куполы мечетей и городские стены. Пространство возле них чернело от многочисленных толп неприятеля.

Подойти незаметно, конечно же, не получилось. В этой полустепи, полупустыни все просматривалось на многие километры вокруг. Тем более, что казаки уже успели прибыть раньше и враги сразу обратили на них внимание.

Остановившись на невысоких холмах, окружающих город, мы сидели на усталых конях и глядели, как возле стен копошатся люди. Стояла невыносимая жара и пахло конским потом. В небе лениво летали коршуны.

Наконец, от армии у стен города отделилась темная масса и медленно потекла в нашу сторону.

— Они еще не взяли город, — сказал один из командиров. — Мы приехали слишком рано.

— Подождем, что скажут казаки, — ответил Яковлев, глядя, как с востока показалась казачья лава и тоже направилась к нам.

Кокандцы передвигались медленно, потому что они осторожничали и среди них было много пехоты. Идти по раскаленной земле в самое жаркое время суток весьма сомнительное удовольствие, скажу я вам. Поэтому вестовые от Платова достигли нашего полка гораздо быстрее.

— Это и вправду кокандцы, — подтвердил посланец, дюжий казак с бритой макушкой. — Их здесь около тридцати тысяч собралось. С этой стороны стоя, и еще с двух сторон город обложили. Отсюда остальные части не видно.

Численность противника поразила меня. В гусарском полку около тысячи, в казачьем чуть больше, на подмогу к нам идут тоже столько же. Пушек всего две-три штуки. И с такими силами мы сунулись против такого многочисленного врага? Да они нас шапками закидают.

Поглядев на гусар, я не заметил растерянности на их лицах. Наоборот, они весело улыбались, будто услышали радостную весть.

— Что же их так мало? — спросил Яковлев. — Наверняка, на самом деле армия гораздо больше. Эх, жаль, что они не привели все войска сразу.

Он оглянулся на гусар и спросил:

— Ну что, господа, не заржавели ли наши сабли в ножнах?

Гусары одобрительно зашумели. Я в панике считал, что попал в общество слабоумных.

— Матвей Иванович послал гонцов к Милорадовичу? — спросил Яковлев.

— Так точно, ваше сиятельство, — ответил казак и пригладил усы. — Но до его прихода старшинство остается за ним, ваше сиятельство, как за старшим по званию.

— Это хорошо, — сказал Яковлев, вглядываясь в медленно приближающихся кокандцев. — И что же он предлагает? Ждать Милорадовича? Или Александра Васильевича? Или, может, наших союзничков-лягушатников?

— Он предлагает, нет, приказывает действовать по-суворовски, — ответил казак, усмехаясь. — И задать врагу жару.

— Вот это другое дело! — закричал Яковлев. — Суворовцы мы или нет, черт подери?!

Гусары снова одобрительно закричали и я понял, что безумство перешло все границы. Они даже не хотели ждать подкреплений в виде пехоты и собирались атаковать многократно превосходящего числом врага. Спартанцы это, что ли?

— Эм-м, может, стоит дождаться пехоты и артиллерии? — нервно спросил я. — Мне кажется, что…

Но меня уже никто не слышал и это хорошо, не то могли поднять на смех. Гусары пришпорили коней, выхватили пистолеты и сабли и поскакали вниз с холма навстречу врагу, подняв кучу пыли. Я закашлялся и ударил Смирного пятками, отправив следом за безумными коллегами, в который раз проклиная себя за то, что отправился в эту суицидальную вылазку. Ладно, не оставаться же здесь одному, после этого стыда не оберешься.

Кокандцы были одеты в темные халаты и вооружены саблями и копьями. С флангов у них двигалась своя кавалерия, по меньшей мере, тысяч десять числом.