— Приблизительно тысяч семьдесят пять, — ответил бухгалтер. — Чтобы точно сказать, мне надо поднять документы.

Лисицын обратился к следователю:

— Вы оформляйте протокол осмотра места происшествия. Затем допросите этих двух товарищей и уборщицу, которая обнаружила связанного сторожа, назначьте ревизию и приезжайте в управление, там и решим, что будем делать дальше. — Он повернулся к Славину: — Заниматься этим делом поручаю вам.

Лисицын уехал, а Славин стоял у разломанного сейфа и давал указания, что сейчас надо сделать в первую очередь. Через несколько минут подошел к следователю.

— Николай Иванович, давай с нарочным направим на исследование кляп, который был во рту, и упаковку от бинта, если помнишь, ты ее обнаружил у потерпевшего в кармане.

— Я не возражаю. Но хочу тебя, Владимир Михайлович, попросить, присмотрись к бухгалтеру. Что-то он мне не нравится.

Ответ экспертов по кляпу свидетельствовал о том, что он действительно находился во рту Ломова не менее часа. Зато заключение по упаковке было поразительным. На ней имелись отпечатки пальцев потерпевшего и еще одного человека, а именно следователя Леонова. Удивляться тут было нечему. Следователь увидел торчавшую из кармана Ломова упаковку и вытащил ее. Поэтому и оставил на ней следы своих пальцев. Удивительным было другое, над чем и ломал сейчас майор голову. Почему оказались следы пальцев рук сторожа Ломова на упаковке? Славин вместе с Леоновым решили побеседовать с потерпевшим еще раз. А пока, ожидая его, Владимир Михайлович четко представил себе три версии: деньгами завладели преступники, которые обманным путем проникли в учреждение и напали на сторожа; к краже денег причастен сам бригадир Ломов; причастность к преступлению бухгалтера. Каждая из этих версий таила в себе массу вопросов. Славин был рад, что вчера Ломова поместили в больницу для обследования и лечения. Это давало возможность исключить его контакт с другими лицами.

Ломова привез на машине старший оперуполномоченный Мочалов, который был выделен райотделом милиции в помощь Славину. Вскоре он вошел в кабинет.

— Я попросил его подождать минутку в коридоре. Дело в том, что он еще жалуется на головные боли, и врачи послали вместе с ним медсестру, предупреждали не очень волновать его.

— Хорошо.

Вошел Ломов. Вид у него был действительно болезненный, и Славин пожалел, что не поехал к нему в больницу сам. Спросил:

— Как себя чувствуете?

— Голова болит, подташнивает немного.

«Зря я его поднял с койки, человек чувствует себя плохо, а я потащил его в милицию», — снова подумал Славин, присматриваясь к Ломову. Среднего роста, нормального телосложения, со спокойными голубыми глазами, двадцатисемилетний парень вызывал к себе доверие и расположение. Его чуть выступающий подбородок зарос светлой щетиной.

Славин взял бланк протокола допроса и пожалел, что нет следователя Леонова, который вынужден был срочно уехать к больной матери. Майор заполнил первый лист протокола допроса, куда занес данные о допрашиваемом, и задал первый вопрос. Ломов, часто задумываясь, вспоминал, какие были маски на преступниках, находились ли они в перчатках, какая одежда была на них.

— Леонид Петрович, откуда у преступников появился бинт, которым вам руки связали?

— С собой принесли. Я даже помню, как один из них сказал второму: «Давай бинт».

— А почему упаковка от бинта оказалась в кармане вашего пиджака?

Это был главный вопрос, который не терпелось задать Славину. Действительно, если преступники сами принесли бинт, сами разрывали упаковку, то почему эта упаковка оказалась в кармане пиджака Ломова и, главное, каким образом появились следы пальцев рук Ломова? Ведь по обстоятельствам дела бригадир не мог держать ее в своих руках? Но сейчас стоило только Ломову пояснить, что положить упаковку в карман пиджака его заставили грабители, и все встало бы на свои места. Однако Ломов ответил иначе.

Он спокойно посмотрел на Славина и сказал:

— Это они мне положили упаковку в карман пиджака. Я стоял лицом к стене, один из них приказал мне заложить руки за спину, что я и сделал. Потом он подошел ко мне, сунул упаковку в карман и начал связывать мне руки. Я думаю, что она ему мешала связывать меня, поэтому он и избавился от нее таким образом.

— Значит, в руках вы ее не держали?

— Нет.

У майора чесался язык спросить, каким же образом оказались отпечатки пальцев рук Ломова на упаковке. Но он вовремя спохватился и спросил о другом:

— После того как они ушли, вы не пытались вытолкнуть кляп изо рта?

— Пытался, но они мне его так загнали, что чуть рот не порвали.

— Скажите, вы не ошибаетесь во времени, когда говорите, что преступники появились около двух часов?

— Нет, не ошибаюсь. Дело в том, что я хотел в два часа ночи позвонить к себе в отдел, и поэтому следил за временем. Помню, что было без двадцати два, когда я смотрел последний раз на часы, а минут через десять и они появились.

— Лично вы никого не подозреваете?

Ломов молча покачал головой.

— Ну, что же, поезжайте обратно в больницу, лечитесь.

Ломов посмотрел Славину в глаза:

— Товарищ майор, а вы найдете бандитов?

— Думаю, что найдем.

— Вы не представляете, как мне стыдно! Бригадир — и такую промашку допустил. Как я теперь своим работникам в глаза посмотрю?

— Вы сейчас об этом не думайте, вам надо быстрее выздороветь. — Славин повернулся к Мочалову: — Отвезите Леонида Петровича в больницу и возвращайтесь сюда.

Майор остался один. Его озадачили следы пальцев рук Ломова на упаковке от бинта. Майор пододвинул поближе телефон и позвонил судмедэксперту. Долго никто не отвечал. Славин уже хотел было положить трубку, как на другом конце провода послышался щелчок и ответил женский голос. Владимир Михайлович попросил пригласить судмедэксперта Воложина. Прошло не менее пяти минут, прежде чем ответили.

— Захар Захарович, здравствуйте, Славин беспокоит. Как вы считаете, Ломов мог вытолкнуть языком кляп изо рта?

— Не только мог, но и должен был это сделать.

— А где сейчас этот кляп?

— У меня. Он вам нужен?

— Да. Там записи Ломова. Он регистрировал ночью, кто звонил ему и когда.

— Пожалуйста, можете забрать.

— Спасибо, я Мочалова к вам подошлю.

Владимир Михайлович задумался: «Что-то не пляшет у Ломова и с кляпом. Может, путает что-то?»

Резко зазвонил телефон внутренней связи. Майор поднял трубку:

— Слушаю, Славин!

Это был Лисицын. Он спросил:

— Владимир Михайлович, ты подготовил список лиц, которых надо проверить в причастности к нападению на сторожа?

— Да, Леонид Федорович, подготовил, получается двадцать один человек. Восемь человек были судимы в разные годы за ограбление касс и сейфов, а остальные — за кражу денег из государственных учреждений.

— Дай мне их. Я на шестнадцать тридцать пригласил начальников отделений уголовного розыска всех райотделов и поручу проверить этих лиц по территориальности.

Отдав список Лисицыну, Славин направился к себе в кабинет. У дверей спиной к нему стоял здоровенный мужчина. Он дергал за дверную ручку и обернулся на приближающийся шум шагов. Славин стал как вкопанный: перед ним в форме полковника был... Горчаков.

— Семен Антонович, каким ветром вас сюда занесло?

Тут же в коридоре обнялись. Славин не считал себя физически слабым, но когда его облапил Петр Первый, крякнул от его дружеских объятий. Они вошли в кабинет. Славин был рад встрече и во все глаза рассматривал своего бывшего начальника. Тот не изменился, может быть, только несколько морщинок добавилось за эти годы.

Владимир Михайлович вспомнил, как переживали сотрудники, когда узнали, что Горчаков едет в Москву для дальнейшего прохождения службы.

— Надолго к нам?

— Это зависит не от меня, но чувствую, что надолго. Меня откомандировали сюда для работы в министерстве. Пришел познакомиться с твоими начальниками и решил на минутку забежать к тому, кто меня когда-то царем окрестил. Не знаю, откуда в Москве узнали, но и там меня не иначе, как Петром Первым кличут. Ну, а как ты? Рассказывай.