— Вы давно знаете Ломова?
— Какого? Леонида или Василия?
— Леонида.
— С детства. Собственно, и Василия тоже. Мы на одной улице живем.
— С кем из них вы больше дружите?
— С Леонидом. Мы с ним вместе работали в одном учреждении.
Это было для Славина новостью. Оказалось, что Ломов работал завскладом, а Шацкий — рабочим этого же склада. Майор решил действовать прямо и спросил:
— Скажите, Шацкий, с какой целью два дня назад вы приходили к учреждению, расположенному по улице Обувной?
Славин задал этот вопрос, а сам корил себя за то, что не спросил об этом прямо, и, не выдержав, добавил:
— Я напомню. Это было как раз тогда, когда Ломов Леонид остался там дежурить.
По лицу Шацкого оперативник понял, что попал в точку, и майор, как бы желая напомнить Шацкому, спросил:
— Кстати, что вы курите?
— Я? — удивился Шацкий и облегченно вздохнул, считая, что можно увильнуть от предыдущего вопроса, улыбнулся и ответил:
— «Приму» курю.
— Правильно. Этот окурок мы и обнаружили у дерева, где стояли вы. А кто «Север» курил, а точнее, кто стоял вместе с вами у дерева?
Славин вел себя так, чтобы у осужденного создалось впечатление, что милиции многое известно, и Шацкий «клюнул»:
— Ну, был мой брат Григорий, а в чем дело?
— Разве вы не знаете, в чем дело? — усмехнулся майор, записывая ответ Шацкого в протокол, а затем, глядя прямо ему в глаза, спросил:
— Яша, где деньги?
— Какие деньги? — метнул в его сторону испуганный взгляд Шацкий.
— Более семидесяти пяти тысяч, которые вы взяли из сейфа.
Шацкий опустил голову и молчал. Славин тоже выжидал, а надо было идти в атаку. Пауза дала возможность Шацкому прийти в себя, и он глухо ответил:
— Ничего я не скажу! Доказывайте!
— А что здесь доказывать? Все ясно.
Славин понимал, что сейчас лучше прервать допрос. Пусть Шацкий считает, что работникам милиции действительно все ясно. Майор нажал кнопку звонка и вызвал конвоира.
Владимир Михайлович был доволен результатами допроса Шацкого. Его показания давали мощное оружие против Ломова и возможность сузить круг лиц, подозреваемых в совершении кражи. Славин хотел сразу же направиться в управление и брать постановление на обыск, но передумал: «Наверняка в квартире Шацкого мы денег не найдем, а лишь дадим понять Григорию, что о чем-то догадываемся».
Размышляя так, он приехал на базу, где раньше работали Ломов и Шацкий. Директор базы сказал:
— Я не знаю, где сейчас работает этот Ломов, но скажу вам с гарантией, что там пожалеют, что приняли его. Ломов — жулик, и не просто жулик, а хитрый, коварный и опасный жулик.
— А где вы видели неопасных жуликов? — улыбнулся Славин.
— Э, товарищ майор. Поверьте мне, я начинал свою работу в системе снабжения еще до войны и за эти годы повидал жуликов. Так вот, я утверждаю, что Ломов — жулик первого сорта, экстра-класса, если хотите. Я уверен, что у нас он поживился неплохо. Я помню, как мы получили сигнал, что у него на складе имеется крупная недостача. Издал я распоряжение опечатать склад и на следующее утро назначил ревизию. И что вы думаете, что могло случиться? Конечно, пожар. И, конечно, пожар списал все. Сколько мы совместно с ОБХСС и пожарной службой ни бились, но доказать причастность Ломова к пожару и к недостаче так и не смогли. А он, паразит, после этого поработал немного, а затем подал заявление об уходе и еще среди работников распространил слухи о том, что он уходит потому, что я, видите ли, его кровно обидел своими подозрениями.
— У него работал Шацкий Яков, не помните такого?
— Ха, я не помню Яшку Шацкого? Как я могу его не помнить! Это ж два жулика, одной веревочкой связанные. Я уверен, что и пожар они тогда вместе устроили.
Из кабинета директора, пользуясь тем, что тот вышел, Славин позвонил Лисицыну и доложил обстановку. Лисицын сообщил, что ему звонил Мочалов и сказал: Ломов неожиданно «вылечился» и потребовал у врачей, чтобы его немедленно выписали из больницы.
— Но я подумал и попросил, — добавил полковник, — чтобы Ломова выписали завтра. У нас будет больше времени.
— Хорошо, Леонид Федорович. Я тогда отправлюсь работать по месту жительства Шацкого и Ломова. Только хочу вас попросить: поторопите, пожалуйста, Леонова в отношении экспертизы с окурками. Ну, а что касается Григория, то это сделаем чуть позже. Я предлагаю пока его не допрашивать, пусть считает, что все в порядке и мы о нем ничего не знаем. Еще, надо поторопить экспертов с ответом, чем вскрывали преступники сейф.
— Договорились. Держи меня в курсе событий. Сегодня я буду в управлении поздно.
Улица, на которой жили Шацкие и Ломовы, была узкой и грязной. Кое-где лужи перекрывали ее от забора до забора. В таких случаях Славину приходилось передвигаться, цепляясь руками за забор. Но, невзирая на это, в его голове все время вертелась мысль: под каким предлогом зайти к соседям Шацкого и Ломова.
Через несколько минут майор входил в дом соседей Шацкого. Открыл дверь и глазам не поверил: перед ним стоял внештатный сотрудник Будько. Он помогал Подрезову. Такой удачи Славин не ожидал. Андрей расплылся в улыбке:
— Владимир Михайлович, каким ветром? Входите, входите.
В комнате майор увидел пожилых женщину и мужчину.
— Да входите же, товарищ майор. Это мои родители.
Славин поздоровался и представился. Хозяйка предложила чаю, но Владимир Михайлович отказался и сказал:
— Я к вам по делу. Рядом с вами проживают Шацкие и Ломовы, что они за люди?
Много рассказали хозяева Славину и о поведении, и об образе жизни братьев, их друзьях. Оказалось, что Григорий Шацкий встречается с девушкой по имени Таня, проживающей в конце улицы. Андрей Будько знал ее хорошо и отзывался о ней как о честном, принципиальном человеке.
— Не пойму только, — говорил он, — что она нашла в этом Григории, два раза уже на скамье подсудимых побывал, ведет себя отвратительно. Я как-то поговорить с ней решил, а она мне ответила, что хочет помочь человеку исправиться.
— Андрей, как ты считаешь, если я поговорю с ней, как она к этому отнесется?
— Вы имеете в виду, скажет она о вашей беседе Григорию или нет?
— Да.
— Трудно сказать, но если вы ее предупредите, то должна молчать. Владимир Михайлович, если не секрет, в чем вы их подозреваете?
Славин знал, что Будько можно доверять полностью, но ему не очень хотелось говорить при его родителях. Но делать было нечего. Не сказать — значит выразить недоверие к парню, да еще перед родителями. И он ответил:
— Мы их подозреваем в краже большой суммы денег из сейфа одного учреждения нашего города.
Молчавший почти все это время отец Андрея неожиданно встрепенулся:
— Из сейфа — говорите? А как был открыт этот сейф?
— Они его взломали. А почему вы интересуетесь этим?
Хозяин поднялся и подсел поближе к Славину. Понизив голос, он начал рассказывать:
— Понимаете, дней пять тому назад я видел Яшку за странным занятием. К ним в огород забежала наша курица. Я взял хворостину и зашел к ним во двор. Смотрю, а у сарая стоит Яков и пилит ножовкой пополам лом.
У Славина даже дыхание захватило. Он спросил:
— А Яков видел вас?
— Да, конечно. Он мне помог курицу из их огорода выгнать, и я ушел.
— О ломе вы с ним не говорили?
— Нет, я сделал вид, что ничего не видел.
Майор обрадовался. Для Славина даже без заключения экспертизы было ясно, что сейф был вскрыт с помощью металлического предмета. Владимир Михайлович записал фамилию и адрес Тани, поблагодарил хозяев и сразу же направился в управление. Но не успел он дойти до конца улицы, как его догнал Андрей:
— Владимир Михайлович, я забыл сказать, что вчера вечером я встретил Таню, она плакала. Я спросил, в чем дело. Она говорит: «Ничего страшного, просто мои психологические эксперименты не оправдались, сколько волка ни корми, он все равно в лес смотрит». Махнула рукой и пошла дальше. Я думаю, что это с Григорием Шацким связано.