Вот уж этого мне никак не хотелось делать. Всех этих селян какие только лихорадки не трясли, от каких только болезней они не страдали. Я боялся чем-нибудь заразиться. Доктор, заметив мою нерешительность, сказал:
— Не бойся, это идеальный антисептик.
Я знал, что это правда, но человеку свойственно бояться. Я несколько раз глубоко втянул в себя дым, поперекатывал его, будто полоскал рот, затем попросил принести мне рюмку перейры, т. е. грушевой водки, прополоскал ею рот, снова втянул в себя дым сигариллы и был готов к дальнейшим действиям.
Прежде всего нужно было открыть мужчине рот, но это оказалось отнюдь не легким делом. Подумав немного, я одной рукой обхватил щеки почившего, а другой сильно дернул вниз его челюсть. Рот раскрылся, и я стал вдувать внутрь табачные пары, изо всех сил стараясь не прикасаться к его губам своими губами. Но получалось не очень хорошо. Дым входил внутрь и тут же выходил обратно. И мне вновь приходилось дуть, чтобы загнать его назад. Вскоре я почувствовал, что наши головы окутались табачным дымом, но только небольшая его часть попадала в рот треклятого селянина.
— Нет, так дело не пойдет, — сказал доктор Монардес, не скрывая раздражения, которое было вполне объяснимо, и похлопал меня по плечу. — Дай-ка я.
Я, устыдившись, отошел в сторону, в глубине души испытывая облегчение. Стыдно, не стыдно, но «береженого бог бережет», как говорят у меня на родине, в Португалии, впрочем, каких только глупостей там не услышишь. В свое время издатель доктора Монардеса сеньор Диас объявил подписку, чтобы собрать средства на издание сборника под названием «Народные мудрости». Помнится, я тогда сказал ему, что такое название по сути неверно и что подобная книга должна называться «Народные глупости», и только в таком случае я пожертвую какую-то сумму. Кроме того, он спутал характер и предназначение подобной книги. Он представлял ее себе как некий сборник поучений, из которого каждый, кто станет его читать, будет извлекать что-то полезное и набираться ума. Только могло оказаться и наоборот. Книга бы стала сборником глупостей, который читали бы ради потехи. Однако сеньор Диас меня заверил, что так не случится, даже процитировал какое-то, как он считал, мудрое, народное изречение. Я спросил его мнение о двух поговорках: «День по утру познается» и «Не хвали день по утру», которые, кстати, он поместил впоследствии одну за другой в изданной книге. Тогда он мне ответил, что его дело как издателя — зарабатывать деньги и что никто не станет покупать книгу под названием «Народные глупости». Разумеется, это уже был весомый аргумент. Я сказал, что с этого и следовало начинать, и дал ему небольшую сумму, а книгу, которую я потом получил и с большим удовольствием прочитал как сборник анекдотов, впоследствии подарил одному нищему в Севилье. «Это тебе подарок от твоих собратьев», — сказал я ему. Правда, нищий не умел читать, но наверняка нашел книге применение. Такие люди обычно становятся изобретательными, когда им в руки попадает нечто, чем они смогут распорядиться. В конце концов, вся их жизнь посвящена именно этому.
Но вернусь к своему рассказу. Так или иначе, страх во мне был силен, поэтому я с облегчением отошел в сторону. Но каков доктор Монардес! Я бы сказал, что все его тело, осанка, его плечи и крепко стоявшие на земле ноги излучали уверенность и непоколебимость! Он два или три раза втянул дым сигариллы, выдыхая его через ноздри, словно огнедышащее животное. Две густые белые струи дыма устремились вверх по обе стороны его головы, и на мгновение доктор стал похож на мифического быка с рогами из табачного дыма, после чего он наклонился, и, буквально впившись губами в рот покойника, стал вдыхать в него дым.
— Гимараеш, — позвал он меня осипшим голосом спустя немного времени. Его глаза слезились. — Подойди к нему и пальпируй живот.
Пальпировать — значит пальцами надавливать на живот. Я так и сделал. Доктор вдувал дым в рот несчастного, а я, немного выждав, принимался пальпировать. Мне пришлось это сделать всего раз пять, не больше, после чего доктор отпрянул назад и с впечатляющей ловкостью приподнял голову мужчины, да так, что она оказалась на уровне моей головы, потому что в этот момент я наклонился. Мужчина вдруг открыл глаза… Но что читалось в этих глазах! Хотя я увидел их всего на миг, никогда не забуду! Выпученные, большие и круглые, как у рыбы, они были наполнены недоумением и ужасом! Я предполагаю, что именно так выглядит человек, вернувшийся с того света и не понимающий, что с ним происходит. Но это продолжалось недолго, потому что в следующий миг доктор Монардес повернул голову мужчины набок, ловко просунув ее у себя под локтем. А я в порыве счастливой интуиции пропальпировал еще раз. Счастливая интуиция потому и счастливая, что выражается в деталях, которым никто не может тебя научить, ибо, как правило, они мелки и незначительны, но часто становятся решающими. Так вот, недавний покойник глубоко вдохнул, в груди у него засвистело, заклокотало и в тот же момент его вырвало. Некоторое время его рвало, но доктор одной рукой придерживал ему голову, повернув ее набок, а другой протянул мне догорающую, уже потрескивающую сигариллу. Я взял ее в руки, снова затянулся один раз и сунул в рюмку с перейрой, где она с шипением погасла. В тот момент в голове мелькнула мысль: «Если ты умер, сигарилла вытащит тебя с того света, а если ты жив, то, наоборот, отправит тебя туда». Разумеется, это был ни на чем не основанный всплеск суеверия, вызванный мощными и необычными качествами сильной субстанции, каковой является табак.
Человек был спасен! Совсем скоро он пришел в себя, его дыхание нормализовалось, он даже мог отвечать на наши вопросы кивком головы.
— Он поправится, — сообщил доктор присутствующим, которые продолжали безмолвно наблюдать за происходящим. — Пусть лежит и набирается сил. Через неделю он будет в порядке.
Усталые, но довольные проделанной работой, мы сели в карету и отправились обратно в Севилью. Было уже поздно, солнце садилось за голые холмы Андалусии.
— Вечереет, — задумчиво сказал доктор.
— Да, вечереет, — согласился я. В такой момент, как водится, человек хочет насладиться красотой природы. Но где же эта красота? Покатые холмы, покрытые пожелтевшей осенней травой, и кое-где низкие, чахлые оливковые рощицы. Красное солнце плавно перемещается по темнеющему небу цвета выцветшего индиго, затянутому серой вуалью (да будет позволено мне так выразиться). Дорога, бегущая впереди, покрыта коричневой грязью, повсюду разбросаны бесцветные камни. Какая тоскливая серость, какая скука, какое уродливое, надоедливое однообразие!.. И только в этот момент я вдруг осознал, что произошло недавно.
— Сеньор, — сказал я, — ведь мы только что вернули человека с того света! Мы его оживили!
— Так он ведь снова умрет, — усмехнулся доктор Монардес, — только не сейчас… В другой раз…
Скромность красит человека! Вы никогда не увидите доктора Монардеса, горделиво хвастающегося своими достижениями или купающегося в самодовольстве, словно свинья в грязи. Он всегда подтянут, собран, движения его четки и энергичны. Он всегда внимателен, сосредоточен и, вместе с тем, спокоен. Неподражаемый врачеватель! Какое счастье, что мне встретился такой учитель. Я мог бы говорить о нем долго.
2. ДЛЯ ИЗБАВЛЕНИЯ ОТ ПАРАЗИТОВ
Описав этот яркий случай, нужно ли мне продолжать? И да и нет. Нет, потому что этот случай исключителен и показателен сам по себе. Абсолютно ясно, что столь мощная субстанция, которая может оживить кого угодно, не нуждается в аргументах в свою защиту. А для положительного ответа есть две причины. Во-первых, если я не продолжу, это сочинение может не увидеть белый свет, и лично мне это будет неприятно. Моя карьера явно связана с ним. А во-вторых, хорошо бы привести и другие, более простые случаи, чтобы читатель знал, как можно использовать столь мощную субстанцию, то есть табак, в ежедневной жизни, а не только на смертном одре. В конце концов, человек — не муха и не каждый день умирает. Ему приходится сталкиваться с другими досадными и даже постыдными, изматывающими его проблемами и болезнями. Я бы даже сказал, постоянно сталкиваться.