— Но ты не самым лучшим образом к ней относился, Феликс. Разве не так?

— Я негативно относился к отрицательным сторонам польской жизни и польского характера. Но не к самой стране и не к полякам.

— Если не считать твоего резко отрицательного отношения к нашей приверженности к католицизму. Помнится, мы чуть не дрались.

— Я и сейчас такого же мнения, — пожал плечами Каманин. — Католицизм — это особый вид польского проклятия. Он мешает вашему развитию, оглупляет нацию, сдерживает ее творческие силы. А главное он кардинально искажает взгляд на мир.

— Значит, ты все же признаешь свое отрицательное отношение к некоторым аспектам нашей жизни.

— Мы уже спорили об этом в свое время, не хочется начинать все сначала.

— Ты прав, — согласился Варшевицкий. — Я приехал не для этого.

— А для чего, Кшиштоф? Будем откровенны, мы не были с тобой друзьями.

— Не были, но при этом проводили вместе немало времени.

— Без конца ругаясь и ссорясь.

— А разве это не дружеские отношения, Феликс?

Каманин рассмеялся.

— Возможно, ты прав, людей может сближать не только любовь или взаимная привязанность, но и неприязнь и даже ненависть. Причем, иногда сильней, чем даже любовь.

— Хочешь сказать, что это наш случай?

Каманин пожал плечами.

— Ссоры тоже нужны. Они бывают более плодотворны, чем согласие. Обычно оно возникает от того, что один человек навязывает свое мнение другому.

— Да, так часто бывает, — кивнул головой Варшевицкий. — Но у нас такое не проходило. Каждый отстаивал свою позицию до конца. Ведь так было, Феликс?

— Да что об этом вспоминать да еще в столь прекрасный день. Лучше искупаться в озере.

— Спасибо, но я приехал сюда не за этим. Я хотел…

Внезапно речь поляка прервалась, а его взгляд устремился куда-то мимо Каманина. Он посмотрел в туже сторону и увидел только что вошедшую на террасу Мазуревичуте. Поляк и литовка, не отрываясь, смотрели друг на друга.

— Кшиштоф?

— Рута?

— Как ты тут оказался Кшиштоф? — спросила Мазуревичуте.

— Я заехал на юбилей к Феликсу.

— Вы знакомы?

— Мы работали на одной кафедре в Ягеллонском университете. А как ты познакомилась в Феликсом?

Мазуревичуте перевела взгляд с Варшевицкого на Каманина, затем снова посмотрела на Варшевицкого.

— Мы старые знакомые, — уклончиво произнесла она.

— Нет, уж, давайте все выясним, — потребовал Каманин. — Недомолвки всегда мешают нормальным отношениям. Никто не возражает?

Варшевицкий и Мазуревичуте ответили на это предложение молчанием.

— Все согласны, — констатировал Каманин. — Кшиштоф, мы с Рутой состояли в гражданском браке, правда, недолго, примерно полгода. Я правильно все сказал, Рута?

— Да, Феликс, — подтвердила Мазуревичуте.

— Теперь ваша очередь рассказать, — произнес Каманин.

Варшевицкий и Мазуревичуте в очередной раз переглянулись.

— Расскажи, Кшиштоф, — попросила женщина.

— Как скажешь, Рута. Мы познакомились примерно десять лет назад, Рута приехала к нам в университет на стажировку. Мы быстро сблизились и прожили вместе год.

— А как же твоя жена, пани Богуслава. Я помню ее, ревновала тебя к каждому столбу. Она бы такое не позволила, — поинтересовался Каманин.

— Ты прав, Феликс, не позволила. Мне пришлось с ней развестись, хотя это было непросто. Мы оба ревностные католики, и для нас развод — серьезное испытание. Но я сделал это ради Руты.

— Выходит ты сейчас холостяк? — спросил Каманин.

— Нет, вскоре после того, как Рута вернулась в Литву, и мы прекратили наши отношения, я женился на своей студентке. Предвижу ваш вопрос: я старше ее на двадцать пять лет. Но мы не ощущаем этой разницы в возрасте.

— Могу тебя только с этим поздравить. — Каманин неожиданно встал, посмотрел на часы. — До начала церемонии еще есть время. А вам я так думаю, есть о чем поговорить. Не буду вам мешать. А с тобой, Кшиштоф, у нас еще будет возможность пообщаться.

Каманин кивнул головой и вышел с террасы.

— Не хочешь прогуляться по окрестностям, — предложила Мазуревичуте. — Тут очень живописные места.

— С удовольствием, Рута.

Они вышли из замка и стали спускаться к озеру. Варшевицкий рассеянно поглядывал вокруг, Мазуревичуте внимательно наблюдала за ним.

— Как тебе тут, Кшиштоф?

— Ты права, очень красиво. Всю жизнь прожил в Польше, а не знал, что у нас есть такое замечательное место, — ответил Варшевицкий. — Феликс всегда умел выбирать самое лучшее, — многозначительно посмотрел он на свою спутницу.

— Ты это о чем?

— А ведь только теперь я понял.

— И что ты понял?

— Когда мы были вместе, я постоянно ощущал, что ты меня с кем-то сравниваешь. Хотел даже спросить, но так почему-то и не решился. А теперь мне стало понятно, с кем?

— И с кем же?

— С Каманиным, с кем же еще. Тогда я не знал, что вы какое-то время были вместе. Ты мне не говорила.

— Это было не нужно ни тебе, ни мне, так было спокойней.

Несколько минут Варшевицкий шел молча.

— Тут ты права, это могло бы повлиять на наши отношения. — Внезапно он остановился и пристально взглянул на свою спутницу. — Скажи, только честно, не щадя меня, я тогда ему проиграл?

Мазуревичуте тоже остановилась.

— Ну, зачем, Кшиштоф, ворошить прошлое.

— Как выяснилось, это не прошлое, а самое что ни на есть настоящее. Прошу, ответь.

— Проиграл.

— Сильно?

— Да, сильно.

— Другого ответа и не ожидал услышать.

— Извини, ты сам этого хотел.

— Люди спрашивают одно, а желают услышать совсем другое.

— Ты же не хотел, чтобы я тебя обманула?

— А если хотел?

Мазуревичуте покачала головой.

— Я бы не сказала ничего, либо сказала правду. Разве ты меня не знаешь. Я ни за что не стану врать, даже из сочувствия к тебе.

— Знаю, — глухо проговорил Варшевицкий. — Эта твоя черта в тебе мне всегда безумно нравилась, но именно ее я боялся более всего. И, как выяснилось, не напрасно.

— Мне не хотелось тебя обижать, но я не могу ничего изменить. Все есть так, как оно есть.

— Да, да, я помню это твое выражение. Мне всегда становилось тревожно, когда я его слышал.

— Кшиштоф, зачем ты все же приехал?

— У нас с ним был один старый спор, возможно, очень важный, а возможно и нет.

— Что за спор?

— Надеюсь, сегодня мы с Феликсом поговорим об этом. Ты можешь послушать, тут нет тайны.

— Непременно.

— Я написал книгу.

— На основе того спора?

— Можно сказать и так. Хочу ее ему подарить.

— А мне?

— Разумеется, и тебе. Надеюсь, ты прочтешь ее с интересом.

— Я всегда читала тебя с интересом. Ты очень хороший писатель.

— А вот Феликс так не считает. Он обвинял меня в упрощенном подходе к действительности.

— Я не брала обязательств всегда придерживаться его точки зрения.

— Надеюсь, это так, Рута.

— Сомневаешься?

Варшевицкий посмотрел на женщину.

— Ja nigdy w ciebie nie wątpiłem, — произнес он. — I nigdy nie będę wątpić.

— Что ты сказал, переведи.

— Ты же неплохо понимала по-польски.

— Это было давно, с тех пор я все забыла. Пойдем, Кшиштоф в замок, скоро начнется празднование юбилея.

Каманин сидел на стуле и смотрел перед собой. Мария удивленно взглянула на него.

— Феликс, почему ты не одеваешься? Нельзя опаздывать на собственный юбилей даже при всей твоей необычности.

Каманин немного отрешенно посмотрел на Марию.

— Знаешь, что только что выяснилось?

— Если скажешь, буду знать.

— Рута и Варшевицкий оказывается давно знакомы друг с другом. И не просто знакомы, их связывали очень близкие отношения.

— Хочешь сказать, любовные?

— Да, — подтвердил Каманин.

— И ты ничего не знал?

— Я даже не знал ничего об их знакомстве.

Мария села рядом с Каманиным.