Искры опустились мне в ладошку и сложились в маленькую огненную ящерку.

— Саламандра?

— Да. Мудрая, но жизнерадостная. Она будет немножко подрастать, вместе с твоим даром. И всегда будет с тобой. Закрой ладонь.

Я осторожно сложила кулак, внутри стало тепло, а потом ощущение исчезло. На ладони не осталось ничего, кроме слабо светящегося пятнышка, через пару секунд и оно погасло, а на его месте образовалась цепочка с подвеской в виде улыбающейся саламандры с прозрачными оранжевыми камешками-глазками. Я вопросительно взглянула на богиню и осторожно надела цепочку на шею. Тёплая ещё.

— Спасибо, госпожа!

— Ты можешь вызывать её сама. Но своя воля у неё тоже есть, имей в виду. Пойдём, посмотрим на твоих девочек.

Мы поднялись и пошли к эльфийской палатке. Там тоже горел маленький костерок, вокруг которого сидели пятеро девчонок. Лика так и не встала.

Я подошла ближе и всмотрелась в их лица — всмотрелась с намерением. И… там не было слов — только образы, множество образов, сплетающихся в движущийся и колышущийся внутренний мир. Я поняла, что будь у меня время — в каждую из них можно бы вглядеться не торопясь, почувствовать их стремления, чаяния и мечты, увидеть воспоминания — приятные и не очень, но сейчас мне нужны были те чуждые, разрушающие образы, которые возникли после пережитого ужаса — и я их увидела. Они были разные — чудовища… или люди, которые страшнее чудовищ — многоголовые, орущие, рвущие душу. Девчонки пытались справляться с ними — строя защиту или вступая в бой — но вокруг… Вокруг этих образов расплывались болотные, словно бы гниющие пятна.

Вот Маша. Теперь я знаю, какой она видит себя внутри — отважная эльфийка в сияющих доспехах. Наивная, восторженная девчонка. Только сейчас её доспех помят и забрызган кровью, а Маша отступает вверх по бесконечной винтовой лестнице в полуразрушенной башне перед теснящей её толпой каких-то… орков? Нет, они были больше похожи на урук-хаев из Властелина колец, вопящие, с рожами, похожими на тех, чьи отрубленные головы сегодня кидали в мешок. А за спиной она слышит шаги, шаги убегающей вверх сестрёнки и очень боится, что не выстоит, и рука её с мечом поднимается всё тяжелее и тяжелее…

Я почувствовала щекой жар и тихое рычание — по моей руке стремительно пробежала маленькая огненная саламандра — и бросилась прямо туда, в середину этого боя, продолжающегося внутри души — и стала вдруг огромной, загораживая собой теряющую силы девушку. Саламандра выдохнула огонь и его поток смыл со ступеней наступающих чудищ, превращая их в пепел, развеивая по ветру… И башня превратилась в площадку белого замка посреди огромной пустоши. Маша посмотрела на саламандру, на меня, а потом, расширившимися глазами — мне за плечо — и на площадку белого замка вошла Леля и вручила Марии новый лучистый шлем, её доспех засиял серебряным огнём, а пустошь до самого горизонта заполнилась колышущимся лесом, в котором там и тут возвышались серебристо-золотые мэллорны.

Мы прошли всех пятерых сидящих девчонок, и все пятеро получили благословение богини. Настала очередь Лики. Внутри неё была тьма. Саламандра рычала и выдыхала сгустки огня, выхватывающие из черноты странные аморфные тени.

— Она спряталась, — Леля окинула взглядом одной ей видимое, — Спряталась внутри себя так глубоко, что уже и не помнит, где выход. Я думаю, здесь вы тоже справились бы без меня, но это будет долго.

А потом она запела.

В этой песне были пробуждение и зов, ожидание любви и счастливые детские воспоминания, радость новой весны, журчание ручьёв, первые подснежники и летящие на родину птицы… Непроглядная темень сменилась сперва серым сумраком, а потом осторожным рассветом. Саламандра, задрав хвост, рванула вперёд, в не сдающий оборону серый туман, внутри которого угадывалось какое-то движение.

Леля, продолжая тихонько петь, пошла за ней. Небо за нами розовело, обещая скорый восход, а земля под ногами щедро выпускала цветы и травы. Я оглянулась. Зелёная полоса за нами расширялась, всё быстрее отвоёвывая у обугленной земли живое пространство. Туман отступал.

Тёмное пятно впереди оказалось сложенным словно бы из долек округлым каменным бугром, вокруг которого кружили гиеноподобные существа с мордами, всё так же отдалённо похожими на тех усекновенных уродов. Чудовища пытались расковырять каменюку, а сверху, сердито рыча и пыхая огнём, скакала саламандра и отгоняла самых наглых. Весна взмахнула рукой — и из земли выметнулись зелёные побеги, оплетая монстро-гиен, превращая их в зелёные коконы, смешивая с землёй… Пару минут спустя только неявные, поросшие мелким кустарничком бугорки напоминали о странных и страшных существах. Леля положила руки на каменный кокон, он засветился и внезапно раскрылся цветком. Богиня наклонилась внутрь и достала из цветочной чаши маленькую спящую эльфочку. То есть маленькой она была по размеру, а по возрасту — вполне себе на свои пятнадцать лет.

«Дюймовочка, едрид-мадрид…» — только и успела подумать я.

Саламандра взбежала по подолу богини, уселась в ладошках рядом с девчонкой и пыхнула ей в лицо целым роем сверкающих золотистых искорок.

Эльфа чихнула, проснулась и уставилась на Лелю.

— Мама?

Леля тихо серебристо засмеялась.

— Ну, маленько и мама, — она поставила эльфу на траву и присела рядом с ней на кочку, — Смотри, что у меня есть! — я, как барышня любопытная, подошла поближе. Богиня положила Лике в ладошку три орешка с серебристой скорлупой.

— А что это? — Лика на секунду опередила меня, успевшую раскрыть рот для такого же вопроса.

— Это — мэллорны! — заговорщицким шёпотом сказала Леля, — Будущие.

Глаза у Лики засияли как звёзды:

— Так, значит… мы вправду будем эльфами?

— Почему — будем? — удивилась богиня, — Вы уже эльфы! Надо только проснуться!

Лика пискнула и проснулась.

Она так резко села на своей подстилке, что мы едва не стукнулись лбами. В палатке было темно, но вокруг правой руки эльфы лучилось сияние. Она разжала ладонь и разразилась таким воплем, что позавидовал бы любой индеец, а, может быть, даже и Тарзан.

— Она была! Она правда была здесь! Маша! Маша, смотри! — едва не свалив палатку, эльфа выскочила наружу, и через пару секунд оттуда донёсся такой восторженный визг и крик, что на другом конце лагеря залаяли собаки.

Леля сидела рядом, обхватив колени, и тихонько смеялась. Я поняла, что Лика уже не видит её. Да и ладно.

— Госпожа Леля, могу я угостить тебя чаем? Мой муж готовит отличный чай, с травами и ягодами.

Она посмотрела на меня… странно.

— А знаешь, никто мне никогда чая не предлагал… Даже интересно. Ну, пошли.

Мы незаметно прошли мимо ликующих эльфов к нашему с Вовой костру, и я представила госпожу мужу и попросила налить ей чаю.

Он тоже посмотрел на меня странно, помыл кружку кипятком и извинился, что по-походному. Как радушный хозяин, предложил гостье пирожок. Она подумала — и согласилась. Должно быть, пирожков ей тоже никто раньше не предлагал.

Мы пили чай и смотрели на искры костра.

Спустя время она спросила:

— Вы ничего не просите, почему?

Мы с мужем переглянулись, и он кивнул мне: дескать, твоя гостья — ты и отвечай. Я озадачилась.

— М-м-м… А мы должны?

Леля пожала плечами:

— Почти все просят. Большинство.

— Может быть, просто мы ещё не поняли, чего просить? Да как-то и неловко, получив столько подарков, просить ещё. Потом, наверное, когда нас припрёт — прорежемся…

Она засмеялась:

— Хорошо. За угощение дам вам отдарок. Отныне в вашем доме всегда будет вкуснейший чай и урожаи в ваших землях всегда будут щедрыми.

Не было сияния и «дзыня», но я почему-то сразу поняла, что так и будет — благословение над землёй, которая станет нашей… И обалдела, конечно.

Муж опомнился первым:

— Спасибо! Вот это подарок! — я нашла в себе силы только покивать.

Торжественность момента нарушил приковылявший к костру и завалившийся перед богиней пузом кверху Акташ. Она улыбнулась и погладила его.