— Шах, — бросил он удивленно, как бы не веря себе.

— Понт, — раздумчиво сказал Гройлих, — вы создаете новую ситуацию, совершенно как генерал Алленби, когда он три недели назад прорвал фронт на Синае и занял наконец Иерусалим. Теперь видно, что Бертин был прав, предлагая послать туда немецкий палестинский корпус из добровольцев евреев!

Понт, напряженно ожидая контрнаступления, пробормотал:

— Какое тебе дело до Иерусалима, дрессировщик младенцев? «Здесь Родус, здесь и прыгай», — и он вытянул указательный палец, указывая на поля, которым он теперь угрожал.

— Такая ключевая позиция, — защищался Гройлих, — открывает доступ к горным укреплениям Иерусалима всему Среднему Востоку.

— Откуда тебе это известно? — насмешливо спросил Понт, выпуская на противника клубы дыма.

— География, — ответил Гройлих. — Вы, католики, не знаете священного писания, а вот мы, протестанты, вместе с библией уже детьми получаем от трех до пяти раскрашенных карт святой земли, какой она была во времена Моисея, Соломона и Иисуса. И на этих картах видно, как в разбойничьем городе Иерусалиме сходятся дороги со всей местности, с севера на юг, то есть из Дамаска в Гелиополь или в египетский Он, и с востока на запад, то есть из халдейского Ура в Яффу, иначе Иоппе на Средиземном море. Северный путь в наше время идет еще дальше, в Турцию. И если Балканский фронт поддастся, то ведь еще с двенадцатого года наготове стоят турецкие и болгарские дивизии… Европейский легион энтузиастов, о котором говорил Бертин, был бы нам тогда очень кстати.

— Старый вещун, — поддел Понт друга. — Берешь на себя роль нашего землекопа, хочешь оказывать влияние на нашу волю к победе. Ты лучше здесь победи!

В унтер-офицере Гройлихе сегодня, очевидно, особенно сильно говорил школьный учитель. — «Мужичок, простачок, тик-тик-так», — процитировал он и так продвинул одну из своих пешек, что заградил линию обстрела между королевой и королем, с любопытством ожидая, попадется ли Понт в ловушку, возьмет ли он туру, обезоружив этим своего короля.

Но фельдфебель покачивал тяжелой головой, глядя на два Железных Креста, украшавших грудь друга. Потом перевел взгляд на шахматную доску, покрытую черными и белыми клетками.

— Между прочим, Понт, вы уже сказали Бертину, что его переводят в отдел печати?

— Не мешай мне, учителишка, — отбил Понт эту попытку отвлечь его внимание. — Чем позже Бертин узнает об этом, и в особенности о переброске в Вильно нашего полевого лазарета, тем лучше. Сестра Софи! — прибавил он и углубился в размышления. Нет, он не тронет туры, а пойдет конем… И Понт схватил фигурку за голову и поставил ее в угрожающей близости к красному королю.

Гройлих погладил свои усики и переставил пешку так, чтобы следующим ходом побить коня.

— Что такое писатель? Это объяснил мне вчера Бертин. Землекоп — и только. Он вскапывает пером, а в новейшие времена пишущей машинкой почву общества, устраняет неровности, убирает мусор, роет отводные каналы для болот и в худшем случае насыпает почетные могильные холмики. Вот в чем заключается работа писателя, его job[27], как выражаются американцы, или пост, как несколько патетически выражаемся мы, немцы, в особенности во время войны.

— Бертин оказался прав: война как ни в чем не бывало продолжается и процветает.

— Танковый бой при Камбре — вы читали? — происходил, по-видимому, недели две тому назад. Сотни три штурмовых орудий, если не больше, были сосредоточены на расстоянии полутора километров. А затем их двинули из фландрского тумана на наши позиции, без всякой подготовки, без единого выстрела. И опять выровняли свою линию в той части фронта, где был прорыв. Но сколько новых квадратных метров земли будет занято мертвецами? А разве томми протестуют против того, что их пушечные короли наплевали на наши предложения? Как же, будут они протестовать! Черт их знает, что надо сделать, чтобы прочистить мозги этим людям.

— Мы играем в шахматы? Или в войну? — сердито спросил Понт.

— И в то, и в другое, — ответил Гройлих, внимательно следя за рукой Понта, передвинувшей королеву так, что пешка не могла взять коня; этим она обезоружила бы своего короля. Гройлих удивленно посмотрел на партнера и стал изучать собственные позиции, как вдруг затрещал телефон. Фельдфебель схватил трубку.

— Вызывают вас! — И он передал трубку Гройлиху.

Гройлих, слушая, поднял голову и наморщил лоб.

— Иду, — сказал он, кладя трубку на место. — Извините, Варшава что-то передает. — Он отодвинул свой стул и выбежал из комнаты.

Понт снова углубился в игру. Он видел, что шансы его невелики. Ему не хотелось сдаваться, хотя было ясно, что вряд ли он избежит мата. «Мат, — объяснил ему Познанский, — древнееврейское слово, оно означает „мертвый“ на всех семитских языках». «Нельзя садиться за шахматы с человеком, который ведает информацией, даже в таком доме, среди снегов», — думал Понт, разглядывая свою сигару. Среди бумажных мундштуков, лежащих в сплющенной медной гильзе на письменном столе, он нашел один почти неупотребленный, вложил в него кусочек ваты, сунул недокуренную сигару и сделал две-три вкусные затяжки.

Вошел Гройлих, держа листок бумаги с написанным на машинке текстом. Он положил листок на колени Понту.

— Прочтите-ка, — сказал он почти угрожающе; все мускулы его худого лица были напряжены до предела.

И фельдфебель прочел, что на румынском фронте произошло значительное событие. Начальник генерального штаба король Фердинанд румынский получил у французского главнокомандующего в Яссах генерала Вертело разрешение связаться со своими немецкими и австрийскими противниками и присоединиться к сторонам, ведущим в Брест-Литовске переговоры о перемирии.

— Бог ты мой! — восхищенно воскликнул Понт. — Это же великолепно! Еще одним фронтом меньше. Надо сейчас же позвонить капитану.

— Не спешите, — остановил Гройлих руку Понта, уже лежавшую на трубке, охлаждая его восторженный порыв. — Сначала надо разобраться, а затем уже давать салют. — И он принялся расхаживать по комнате, заложив руки за спину. Его партнер тоже поднялся. Словно заразившись, и он зашагал взад и вперед вдоль письменного стола.

— Что же на уме у француза? — спросил Гройлих. — Ведь этим он как раз своего английского союзника…

— Танковый бой под Камбре, — подтвердил Понт, тоже погрузившийся в размышления. — Никакого отклика на наше предложение. Обрушиваются отчаянной бранью на Ленина и его последователей. Так домовладелец ругает квартиронанимателя, который не хочет платить за квартиру, а собирается вместо этого отремонтировать свою обветшавшую конуру на собственный счет.

— Позволить царскому генералу, — прибавил Гройлих, закуривая сигару, — вступать в торг с Макензеном и эрцгерцогом Иосифом? А Румынский фронт — ведь он находится поблизости от Украины и на Черном море?..

— Тут не разберешься без карты, а она у капитана. Следовательно, давайте позвоним ему.

— Да, без звонка к нему сунуться нельзя, — спокойно заметив Понт. — У него, по всей вероятности, дама. Предупредить его необходимо со всех точек зрения.

Понт услышал голос Винфрида и почувствовал, что после некоторого колебания он вдруг проявил интерес, воспламенился. Понт несколько раз кивнул аппарату, что очень рассмешило Гройлиха, хотя он сам, вероятно, сделал бы такой же жест.

— Значит, мы поднимаемся к вам наверх. Да, господин капитан.

Оба, одернув на себе кители, застегнулись и пошли к дверям.

— Ввиду того, что сохранить фронт для наших противников — сейчас основная заповедь… — при этом Гройлих пропустил вперед старшего товарища и затворил дверь, — и ей надо подчинить все остальное…

— …чтобы в конце концов нас добить, — закончил мысль Гройлиха Понт, пока они медленно поднимались наверх, стараясь не слишком рано войти в комнату молодого человека.

— Они-то считают, что все козыри у них в руках, — сказал Гройлих. — Туз — президент Вильсон…