Они садились на меня всё гуще и гуще, боль от укусов была непрерывной, но самое-то жуткое - не боль. Когда комар сосёт - это уже не больно. Неужели эти мошки могут меня убить?! Я заорал снова, закашлялся - нескольких комаров проглотил.

- Я не знаю ничего! Ну не знаю я, где он!!! - уже без какой-либо надежды крикнул я, дёрнул головой - комар укусил в угол глаза, перед лицом висела гудящая серая стена. - Помогите!

Ни звука в ответ…

Кажется, я потерял сознание - от страха…

…Я ещё несколько раз приходил в себя и терял сознание, но уже не кричал - сил не было. Страх тоже ушлё - мне очень хотелось спать, руки, скрученные над головой, продолжали болеть, но как-то отдельно от меня, а всё остальное вообще не чувствовалось.Глаз я не открывал - зачем, что я могу увидеть? Какое-то время жила страшная обида за то, что всё так кончается, потом на миг вспыхнула острая тоска по маме и боль за неё - вернётся она домой, а тут такое, она же с ума сойдёт…Но это были последние чувства, а дальше - толь-ко мягкая, бархатная, глухая чернота…

…Мне снился сон про войну. Я был ранен в ноги осколками мины, кто-то тащил меня через лес и шептал: "Тише, дружище, тише…" - иногда я начинал стонать от жгучей боли во всём теле или плакать от слабости. Он, конечно, был прав, американцы могли услышать нас, и я затихал, но потом начинал стонать снова - тихо, громче, громче… И в то же время я понимал - это сон и удивлялся лишь тому, что боль настоящая. А так это был сон - сон, потому что

где-то рядом играл магнитофон и я слышал:

Я поворачивал голову, чтобы увидеть магнитофон на своём письменном столе - но щека касалась мёртвой, сухой травы. А песня продолжала звучать…

- Не закрывай глаза, дружище, потерпи, - тот же голос, и я снова проваливаюсь в сон, где летят по вечернему лесу трассера… нет, это светлячки… или комары, у них в лапках фонарики, чтобы найти меня…

- Они возвращаются с фонариками, - слышу я свой собственный голос. Меня перестают тащить, весь мир заслоняет лицо - откуда я его знаю? Мой ровесник, он умер где-то в лесах, потому что в него попала отравленная пуля, а я не дотащил его, потому что тоже умер - это всё ещё из одного сна, во сне мы видим мёртвых, как живых…

- Потерпи,потерпи, Эндрю, - голос мёртвого мальчишки… но я уже проваливаюсь, проваливаюсь, проваливаюсь, меня тошнит и кружится голова.

Темно…

Тик. Так. Тик. Так.

Синие глаза кошачьих ходиков ровномерно скашивались вправо-влево. Тик. Так. Тик. Так.

Подброшенный страхом, я вскинулся, но голова мягко, сильно закружи-лась, слабость опрокинула меня в подушки. Мгновенно взмокший, с колотящимся от напряжения сердцем, я дико огляделся.

Светлая, аккуратная комнатка сельского домика - с вязаными половиками на полу, боком русской печки, бревенчатыми стенами, фотографиями на стене, в голубой общей рамочке. Стол, на нём - что-то, накрытое полотенцем. За окном - дождь, по жестяному карнизу лупят упругие струйки. Я сам лежал на большой кровати - такие, металлические, надёжные, с высокими спинками, украшенными шариками - раньше считались в деревнях признаком богатства. Перина вместо матраса - непривычно…

Справа от меня спал Энтони - носом к стене, виден только затылок с рыжиной.

Я закрыл глаза, пытаясь хотя бы чуть привести в порядок ту кашу, которая заменила мне мысли. Среди прочих была и дурацкая мысль, что всё вокруг - самый обычный рай, куда мы благополучно попали после всех наших приключений. Неверующий и англиканин - в одном раю… Это прикол.

- Интересно, стук дождя по карнизу похож на скворчание яичницы - или наоборот? - услышав голос Энтони, я открыл глаза и уставился на него, а он, закинув правую руку за голову, со вздохом добавил: - Как бы там ни было - есть всё равно хочется…

Я почувствовал, что сейчас постыднейшим образом зареву и деловито спросил:

- Мы где?

- Кто его знает, - беззаботно ответил Энтони, садясь в постели. - Одежды нет, - констатировал он, - и пистолет мой пропал… Я с полчаса назад в себя пришёл, гляжу - ты рядом… - он помедлил, отвернулся и продолжал, глядя в стену: - Ну, я снова уснул… А до этого…

…Энтони помнил, как мы шли в дождь по лесу.Следующее его воспоминание - он пришёл в себя на кургане, не чувствуя всей левой половины тела. Рана воспалилась, плечо вспухло, но Энтони было не до этого и не до того, как он попал на курган и куда делся я - в полусотне метров от него поднимались по склону Сергеич и Витёк с пистолетами наготове. Энтони собирался начать отстреливаться (и погибнуть, потому что оба бандита временами превращались в его глазах в какие-то зыбкие силуэты, а "вальтер" весил не меньше центнера), чуть отполз за кусты и… провалился в заросли ежевики, скрывшие собой дыру - примерно полметра на полметра, судя по всему, промытую водой. Короче, его не нашли. В дыре Энтони снова потерял сознание и пришёл в себя от моих криков - я звал на помощь. Как он смог выбраться и двигаться с температурой под сорок - Энтони не помнил. Не смог объяснить он и того, как переплыл речушку, подобрался к лагерю бандитов, незаметно снял меня с сучка и ухитрился куда-то тащить. Сколько тащил и куда - он просто не помнил… Потом - светящееся окно, из последних сил Энтони тянул меня к нему - ползком, волоча меня следом - а дополз или нет…

…- Судя по всему - дополз, - я ещё раз осмотрелся. Говорить о прошлом не хотелось совсем. Вспоминать его было страшно. Но одно НАДО было сказать…

- Тошк, - окликнул я его, - а я ведь тебя сдал. Я сказал, что оставил тебя на вершине кургана… когда мне про комаров объяснили.

- Ну сказал, - усехнулся Энтони. - И я бы сказал, если бы таким пригрозили.

- Понимаешь, - мучаясь от стыда, поспешно продолжил я, - если бы били… или ещё как-нибудь… я бы…

- Брось, - Энтони толкнул меня в плечо, - это всё ерунда. Я на этом кургане что - святым духом оказался?

- Не совсем… - вздохнул я, вспомнив лес и свой путь через него.

- Ну вот и брось, говорю… Лучше бы выяснить, где это мы всё-таки?

- Мы… - я осекся - в смежной комнате зашаркали шаги. - Вот сейчас и выясним.

…Почти пятьдесят лет Александра Ильинична проработала учителем в Разгуляйской основной общеобразовательной школе. "Очень подходящее название - Разгуляйская," - добавила она. Поэтому её трудно было чем-то удивить. Однако - и к ней не каждую ночь вваливались такие гости, как три дня назад. Старушка собиралась ложиться спать, когда в дверь поскреблись. Причём странно - внизу двери.Александра Ильинична даже испугалась, но дверь открыла.

НА крыльце лежал рослый мальчишка в окровавленной, драной пятнистой форме. От него буквально несло страшным жаром.Склонившуюся над ним Александру Ильиничну он не видел и, прошептав: "Хэлп… Эндрю нот филлинг вэлл… фор годнэсс сэйк…"²⁷ - окончательно потерял сознание.

Английского старушка не знала, так как в своё время учила немецкий, да и его хорошо знать в те времена в среде учеников считалось предательством Родины. Но догадалась осмотреться - и обнаружила второго мальчишку. Он лежал в трёх метрах от крыльца на самодельной волокуше - тоже без сознания, покрытый жуткими опухолями и мазками крови, вообще голый.

Звать на помощь было некого - врача или хоть медсестры в Разгуляе давно не было, народу тоже почти не осталось, но Александра Ильинична самоотверженно взялась за дело и справилась сама, хотя оба её ночных гостя фактически были при смерти. К счастью, в молодости она получила на военной кафедре ВУЗа образование военфельдшера и ещё в школе работала и за врача. Пулевые ранения ей тоже приходилось лечить…