Вскоре конвульсии перестали сотрясать тело женщины-амечи. Она лежала, обессилев, пока дейв исцелял нанесенные заклинанием раны, и только глухо стонала, когда боль становилась особенно нестерпимой.

Когда работа Акара была закончена, он лег рядом с Ксантиной, прижал к себе и зарылся лицом в ее волосы. Они лежали молча, неподвижно, а между ними торжествующе стучало сердечко нерожденного ребенка, который только что выиграл свою первую в жизни смертельную схватку с огнем…

Кстантина аккуратно выбралась из портала, придерживая обеими руками огромный живот. Спину нестерпимо ломило, ноги отекли, а под глазами залегли глубокие тени.

«Ну, что за насмешка судьбы, – думала она, – я, Богиня, переношу беременность гораздо хуже большинства смертных женщин! Какая несправедливость…» Она осеклась, почувствовав на себе пристальный взгляд, и похолодела – в двух шагах от портала стоял… Ювис!

Верховный рассеянно покусывал травинку и обозревал пустынные скалистые окрестности, скользя задумчивым взглядом по черным провалам пещер, красноватым нагромождениям песчаника и серым зарослям аланговых колючек. Потом взглянул на застывшую Ксантину и выплюнул травинку, которая упала на красноватый камень и застыла зеленым росчерком.

Ксантина смотрела на яркий зеленый стебелек, не в силах оторвать взгляд. «И где он ее только раздобыл, эту травинку, – мелькнула невольная мысль, – с собой что ли принес… О чем я только думаю! – тут же спохватилась она. – Он здесь неспроста. Неужели знает?!…» Страх обжигающим водопадом пробежал по телу, вызывая немеющую пустоту в голове и слабость в ногах. Ксантина покачнулась.

– Тебе плохо? – встревожился Ювис.

– Да, ноги не держат, – прошептала Богиня. Тотчас возле нее оказалось удобное кресло. Верховный осторожно усадил ее, а сам остался стоять в пол-оборота к ней, заложив руки за спину и разглядывая то ли небо, то ли снежные шапки далеких гор.

– Ты любишь бывать в этом мире, Ксантина.

– Д-да, Всевластный.

– Здесь неуютно… Жарко… Трудно дышать…

– Я… я… Меня влечет одиночество.

– Беременность изменила тебя, Ксантина. Раньше никто не мог назвать тебя нелюдимой.

– Это мой первый ребенок, Великий. Я горюю, что он не амечи.

В словах Богини Весны прозвучала неподдельная горечь, а на глаза навернулись слезы. Ювис удивленно взглянул на нее.

– Вот как! Я могу понять твои чувства… Кстати, ты уже решила, где он станет жить?

– Да. – Ей удалось справиться с собой. – Он будет жить с отцом.

«С отцом! Не все так просто! Ребенок внешне будет похож на дейва, но в нем течет и кровь амечи. Проклятые без сомнения распознают полукровку, и тогда Акара казнят. Нет. С отцом ребенку не жить. И вообще, ему лучше не жить. Да, так лучше для всех…» – Богиня Весны закусила губу, пытаясь удержать слезы.

– Ксантина, – проникновенно сказал Ювис. Рядом с ним засветилось золотистое облачко портала. – Не горюй, у тебя еще обязательно будет ребенок-амечи.

– Да, Верховный, – пробормотала она, с облегчением глядя, как тает золотистое облачко, унося прочь неожиданную опасность. Она перевела дух и утерла со лба пот. Ей крупно повезло, что Акар запоздал, иначе… Даже страшно представить, что произошло бы, застань его здесь Ювис!

– Я здесь, Ксантина, – раздался встревоженный голос дейва, а вскоре и сам он возник из колеблющегося воздушного марева. – Что случилось? Почему у тебя такой испуганный вид?

– Ювис. Он только что был здесь!

– Он знает про нас?!

– Вряд ли. Но нам надо срочно менять мир. Мне вот-вот рожать…

Миррюэль – грозный грохочущий мир, царство землетрясений и вулканов. Он почти безлюден – только одна раса может выдержать горячий, напитанный вулканическими газами воздух, выжить на изуродованной гигантскими разломами земле. Изначальные прозвали местных жителей сюррами. Они полуразумны и внешне напоминают клыкастых большелобых ящеров. Сюрры каннибалы – пожирают себе подобных, но на Миррюэле другой пищи просто нет. Сюрры плодятся с невероятной быстротой. Они плодятся и жрут, и в этих двух занятиях проходит вся их жизнь.

Вот такой уютный миленький мир и стал родиной Мюрра. Здесь он появился на свет. И первое, что увидели детские глаза, был огонь, неустанно выплевываемый к небесам неутомимыми вулканами. А второе – лицо отца, который собирался убить своего новорожденного сына…

Оказавшись вне материнской утробы, Мюрр не заплакал, подобно большинству новорожденных младенцев, а улыбнулся. Он улыбнулся и протянул к отцу руки. Повинуясь своему немыслимому чутью, Мюрр улыбался изо всех своих жалких сил и доверчиво тянулся к тому, кто готовился убить его. И убийца дрогнул. Его лицо исказилось.

– Я не могу, Ксантина. Не могу…

– Пусть… живет… – слабо отозвалась Богиня.

И Мюрр остался жить, сделав для себя первый и самый главный вывод:

«Неважно, что ты чувствуешь, о чем думаешь и чего хочешь, но если обстоятельства сильнее тебя – улыбайся. Не хнычь, а улыбайся, и возможно именно так тебе удастся победить судьбу».

Родители поселили его на Миррюэле, в небольшом домишке, выдолбленном прямо в теле горы – благо мягкий вулканический камень легко позволял это сделать. Ухаживать за малышом поставили двух угрюмых неразговорчивых слуг из расы нагасов. Потом были и другие слуги из разных рас. Неизменным оставалось лишь одно – ребенка окружали только мужчины. Они менялись так часто, что Мюрр не успевал ни привязаться, ни привыкнуть к ним. Впрочем, слуги и сами смотрели на ребенка настороженно, без особой теплоты. Для них он был лишь работой – хорошо оплачиваемой, но довольно рискованной, ведь за малейшую оплошность грозила кара со стороны сиятельных родителей. Кстати, среди таких оплошностей числилось и излишнее дружелюбие по отношению к малышу. Нанимая слуг, Акар особо подчеркивал, что все общение с ребенком должно сводиться к необходимому минимуму.

Мюрр начал рано осознавать себя как личность. Ни родители, ни слуги не заботились о том, чтобы учить его. Более того, слугам строго-настрого запрещалось это делать. Мюрр обучался всему сам – ходить, говорить, колдовать. Он оказался очень восприимчив, наблюдателен и с жадностью губки впитывал малейшие крупицы знания. Например, чтобы выучить языки, ему было достаточно короткого общения с их носителями.

Мальчик приспособился подслушивать разговоры слуг, которые те вели между собой. Он слушал их с жадным интересом, как другие дети сказки. Рассказы о других мирах, удивительных расах и обычаях будили в нем фантазию и страстное желание увидеть все это когда-нибудь своими глазами.

Именно из таких разговоров он впервые узнал, что Ксантина – его мать, а Акар – отец. Затаив дыхание, подслушал беседу слуг на тему: почему Акар и Ксантина так странно относятся к своему отпрыску, словно не только не любят, а прямо-таки ненавидят его. Мюрр после того случая несколько дней ходил сам не свой, а потом приложил массу усилий, пытаясь выведать у слуг, что же такое любовь, и какими бывают взаимоотношения детей с родителями в других семьях. Ему повезло – один из слуг был женат, тосковал по семье и с удовольствием рассказывал мальчику байки из своей прошлой жизни.

От него же Мюрр услышал о существовании Высших, которые правят мирами, и узнал, что его родители как раз из их числа. О том, что Изначальные делятся на две расы, амечи и дейвов, слуга не рассказал – Акар строго-настрого запретил даже мысленно произносить такие слова. И все же, не смотря на пробелы, в голове Мюрра постепенно начала формироваться довольно правильная картина мироздания.

Мать с отцом навещали сына не слишком часто – раз в год, а то и в два. Изредка они приходили вместе, но чаще Акар появлялся один. Родители почти не разговаривали с мальчиком во время своих визитов, зато каждый раз внимательно смотрели ему в глаза. Их взгляды причиняли Мюрру физическую боль, он ощущал, как чужая воля тщательно изучает его память, уделяя особое внимание обретенным знаниям и навыкам. После этого у него еще некоторое время болела голова, а во всем теле была неприятная тяжесть и вялость. Он не догадывался, что мать с отцом не просто читают его память, но и удаляют из нее лишние, по их мнению, сведения.