Двигали мы по степи, которая постепенно менялась плоскогорьем: не пустыня, но уже хрен поаграрствуешь толком, насколько я знаю. А к вечеру показался Аргид, на который я смотрел с искренним интересом.

Действительно немаленький городок, с полноценной каменной стеной, с горой в центре. Правда застройка была двухэтажнной, преимущественно каменной же: наиболее дешёвый в этих местах материал, несмотря на трудность обработки.

Стража впустила караван со мной без вопросов, разве что скорбно поохали и попричитали на несколько фраз о судьбе караванщиков. А Пай двигала впереди, пока мы не оказались на этакой площади, с аж трёхэтажным домом с островерхими крышами.

— Ратуша, — бросила она мне через губу. — Я — к мэру, расскажу что случилось. И говори с ним, насчёт награды, мужеложец! — и потопала к дому.

— С мужиков — дороже, — ехидно бросил я вслед, на что девица топнула по мостовой, но не остановилась и заскочила в здание.

А я огляделся — что-то запашок какой-то неприятный. И, мягко говоря, удивился, немного отъехав. Дело в том, что на скале за ратушей, невидимые, пока я не сменил точку зрения, крепились каменные клетки, на высоте метров пяти от земли. В паре из них были териантропы в обороте, но… в общем, просто костяки, обтянутые шкурой, даже толком не разглядеть кто пошёл в основу оборотного облика. Даже шерть вываливалась проплешинами. Ну и в нескольких клетках были трупы различной испорченности: от костяков, до костяков оптянутых полуиссохшим, полусгнившим мясом, которые и издавали неприятное амбрэ. Это хорошо ещё что мы далеко.

— А кто это там, и за что их? — поинтересовался я у одного из ожидающих караванщиков.

— Это… — последовал набор местных идиоматических выражений, подхваченой тройкой коллег дающего показания. — Редкостный урод. Мэр, бывший. И его семейка, — последовал плевок.

— А за что? — не отставал я.

Ну, реально — интересно. Я с такими весёлыми последствиями продутых выборов, да ещё и с семьёй, как-то не сталкивался ни в одном из двух Миров. Нет, ну голову там откочеврыжить, ещё как проявить власть демократии — это бывало. Но вот прям какая-то редкостно садистская казнь.

— За дело, епископ! Вон, мэр идёт, с тобой толковать будет, а нам трепать языком не с руки. Пайка тоже языком хорошо трепет, но ты не узнаешь, раз её послал, недотрога, — под гыгыканье коллег выдал этот остроумец.

— Ваше утончённое чувство юмора поражает, — хмыкнул я.

— Чего⁈

— «Того». Не с руки, вот и молчи, — отмахнулся я.

Просто из ратуши выперся териантроп, в компании Пайки. Лет тридцати с хвостом на вид, явно не «отжирающий жопу при должности», да и видок у типа был усталым. При этом, как оборотень тип был неслабым, уровня того же риковского паука. Что-то кунье и сильное, хотя понятно, что не Радз Радзичей. Шёл он неспешно, так что к моменту когда он дотопал до меня, караван с Пайкой уже свалил.

— Привет тебе, епископ Михайло Попавич, — кивнул мне он.

— Потапыч, — помахал я лапой.

— Потапыч, — не стал спорить тип. — Я — мэр Агрида, Лакма Норг, приветствую тебя и благодарю за помощь.

— А в чём-то материальном эта благодарность выражается? — заинтересовался я.

— Хех… да нет у нас ничего особо, епископ. Но немного денег найдём.

— Ты погоди, мэр. С деньгами — это хорошо. Но немного — не очень.

— Это ты точно подметил.

— Я такой. У вас, вроде как, копи серебряные. Пай мне рассказывала, что проблема. И, для начала, мэр, расскажи что у вас в городе-то творится. Только не в ратуше, — брезгливо скривился я.

— Да, воняет. Но — закон! — важно поднял он палец. — А так — я не жрамши сегодня. Составь компанию, епископ, заодно и расскажу.

Спорить я не стал, направившись за мэром в здание с таинственным названием «ресторан».

Таинственное здание содержало в себе столики, кабинеты, обслуживающий персонал и прочие загадочные атрибуты. Норг смачно перекусил, заполировав тазики еды бутылкой вискаря и стал рассказывать. Выходила весьма интересненькая история, начавшаяся лет десять назад.

Итак, в результате прямого волеизъявления на плебисцитах населения в мэры Аргида выбивается некий Дром, с довольно занятной «предвыборной программой». Чем, кстати, подтверждалась довольно сильная религиозность «отрёкшихся безбожников». Мол, жизнь по заветам богов, всякие новомодные этерийские извращения — нахер. И будет у нас хорошо.

Программа занятная, народ поддержал, ну и стал Дром мэрствовать. Для начала неплохо повысив общее благосостояния городка: покупали серебро много и дороже, чем обычно. Но продлилось это благолепие год или чуть больше. Дром начал «водить руками». Для начала — выдвинул пункт, что все городские — козлы, ждут поработить и обездолить достойных аргидян. В общем-то, вполне соответствующая действительности картина: понятно, что финансовая аристократия городов от халявного серебра и недорогих работников не откажется. Но Дром начал «искать агентов» среди горожан. Как выяснилось впоследствии — наиболее опасных его месту, но первое время народ ахал и удивлялся, какие злостные и нехорошие люди. Через полгода Дром начал набирать «гвардию безопасности» — никаких военных сил Аргид не имел, полицейские были представлены парочкой шерифов с помощниками. Набирать стал в эту гвардию он самую люмпенизированную и даже преступную часть населения. И аргидяне только радовались, что «бездельники» окажутся при деле и пользу начнут приносить.

Через год уровень жизни немножко упал: кормить внушительную толпу гвардии приходилось за счёт увеличенных налогов. Начали появляться недовольные, всё шло к перевыборам… И тут всех потенциальных кандидатов на замену Дрому хватает гвардия, обвинения в агентстве на Рико и прочие города, суды и казни.

Большинство только порадовалось бдительности мэра и эффективности гвардии. Меньшинство призадумалось, но притихло и не бузило. А дальше началась веселье: добыча серебра росла, а вот уровень жизни если и не ухудшился, то не улучшился. Всё это приправлялось соусом «борьбы с враждебным окружением», а особо наглые, которые требовали «предоставить отчётность», оказывались подлыми наймитами городских, с соответствующими последствиями. Но несмотря на это, росло «общее недовольство», с которым Дром стал бороться методом перенаправления внимания. Не с «агентами», а с некими факторами влияния. Как заявлял он «для того, чтобы неокрепшие умы детей не были заражены скверной».

— Урод…! — высказывался мой собеседник. — Это НАШИ дети, нам определять, что им знать, что читать! А не всяким…! Так потом и до того дошло, что и всем знать стоит! Как и с кем трахаться — ему решать!

Но большинство опять же скушало: и дошло до сожжения книг на площади как скверны и прочего. То кто-то не с тем спит, то не так говорит, значит — сжечь.

В общем, из Аргида стал потихоньку валить народ поумнее, которые поняли, что выступать против — стать агентом городских. Что, в глазах большинства, добавило «весомости» обвинениям. Вон, валят — значит, враги и предатели.

А в Аргиде вводилась цензура, уровень жизни начал проседать — но всё «на борьбу». Правда, недоступность жизненных благ добралась до самого чувствительного места большинства: их брюха. Голодать не голодали, но когда не можешь не первый год позволить себе привычных вещей — это немного заметно. И лозунги — не лучшая замена лакомству или украшению.

Так что недовольство стало нарастать, и тут Дром пошёл по пути «малой победоносной войны». Решение для меня привычное, но ни хрена не работающее тут. А именно, стал Дром обвинять соседний город, точнее, его мэра, в продажности, готовности предоставить территорию для атаки на Аргид, ну и прочее. И направил туда половину гвардии, под восторженные вопли половины большинства. Ну и повесив мимоходом ещё десяток «агентов городских». От гвардии вернулась треть, причём эта треть огребла ощутимо. И пока Дрому не устроили импичмент, он стал орать о «войне на уничтожение Аргида» от мерзких городских и продажных соседей. И объявил сбор ополчения, для захвата соседнего города и «освобождения соседей, стонущих под гнётом».