За прошлый год Крепь обросла целой сетью дорог и тропинок, связавших лихские поселения и славирские новостройки. Все они сливались с Новоторной дорогой, которая вилась по Согре до самого Нарога — до более близких Порога и Стабучи, до родной Сурочи. На ней и стояла деревня, прозывавшаяся Перекрестьем, уже сейчас состоящая наполовину из постоялых дворов. Это было крайнее поселение Крепи в восточном направлении.

Уже на следующий день туда устремился поток повозок. Люди ехали с улыбками: никому не пришло в голову связать этот переход с загадочной бедой, приключившейся в Ашете с отрядом Яромира. Только оставшиеся в городе встревожились, заметив, что дружинники развозят по опустевшим строениям бочки со смолой и маслом, охапки сена. Это Вепрь предложил подготовиться даже на тот случай, если и стены не удержат навайев. Тогда дружина, прикрывая отступление мирных людей, могла поджечь за собой Новоселец, чтобы сдержать, а то и уничтожить в пламени орды нечисти.

Однако и здесь удалось избежать брожения в умах. Все приготовления велись спокойно, без утайки, но и без нарочитости. Владимир и его ближники сумели рассказать народу о возможной опасности так, что люди только одобрительно качали головами: молодец, мол, наш боярин — ко всему готов, хотя и так ясно, что славная дружина с любым неприятелем справится.

В тот же день и Нехлад отправился в путь.

Он простился с отцом, стоя на крепостной стене и оглядывая облака в светлеющем небе.

— Не похоже на то? — спросил его Булат.

— Нет, там иное было, хмарь непроглядная. А тут обычные облака… Но все равно неспокойно.

— Сны?

— Да. Только невнятные. Проснусь — ничего толком вспомнить не могу. Просто на сердце тревожно.

— Ну это ты брось, сын. За нас не тревожься. Я вообще не верю, что упырица придет сюда. Лучше думай о том, как поскорее до столицы добраться. Не передумал Перекрестье обходить?

— Нет. Помнишь, говорили, что если она и попробует меня достать, то скорее в Крепи, чем в Согре. А между Новосельцем и Перекрестьем сейчас столько народу безоружного…

Владимиру не хотелось, чтобы сын даже лишний час задерживался вблизи от Ашета, однако не мог не признать его правоты.

— Делай, как считаешь нужным. Ворна сказал, что твоим поведением в Ашете он доволен. Если не пустишь в сердце лень — научишься людей водить, — добавил Владимир с улыбкой, надеясь подбодрить сына.

Вскоре Нехлад вернулся во двор терема. Здесь его поджидали спутники: трое воинов, прошедших с ним Ашет, и еще семеро дружинников — Владимир настоял, чтобы сын с полным десятком шел. Радиша еще раньше уехал с обозом. Нехлада звездочет оставлял неохотно, но вынужден был согласиться, что в его годы путешествовать на телеге сподручнее, чем в седле. О том, чтобы ему остаться в Новосельце, и речи не было: негоже Тьму дразнить.

— Все готовы? — спросил Яромир, садясь на Уголька. «Стоп, с каких это пор в десятке по одиннадцати человек ходит?» — Тинар! Ты что здесь делаешь?

— С тобой поеду… коли не прогонишь, — сообщил молодой лих.

Нехлад подъехал поближе и тихо сказал:

— За то, что с нами остался, — спасибо, только зря ты так. Ну куда с раненой ногой…

— Она уже не болит! — быстро ответил Тинар. — И потом, я ведь лих! Я и без ног усидел бы.

Ладно, что с ним теперь сделаешь? Нехлад поджал губы и залихватски свистнул, махнув рукой. Отряд поскакал к настежь распахнутым городским воротам, смотрящим на восток.

К вечеру облик Крепи стал меняться. Земля бугрилась, все чаще попадались перелески — предвестники глухоманья Согры. Нехлад уже склонялся к мысли, что осторожность его была излишней: ничто не тревожило путников. Однако теперь следовало исполнять задуманное до конца и только завтра, оставив Перекрестье за спиной, выворачивать на Новоторную дорогу.

Ночь встретили у подножия поросшего вереском холма. Нехлад привычно назначил дозоры, но Ворна вдруг решил вмешаться:

— Что-то ты совсем смурной нынче. Отоспись хоть одну ночь, а я за тебя отстою.

Нехлад не стал возражать. Сны все больше утомляли своей неразборчивостью, и в последнее время ему правда не удавалось толком отдохнуть. Он кивнул, завернулся в плащ и мгновенно забылся.

А когда через час или два проснулся в поту, сон словно стал явью.

Там был Ашет. Горы, которые Нехлад уже никогда не сможет забыть, увенчанный двумя пиками перевал угадывался даже издалека. А вокруг кипела битва. Жители Хрустального города в стальных нагрудниках и коротких туниках, под предводительством златокудрого гиганта, бились с полчищами пришельцев — коренастых, рыжих, облаченных в кожаные доспехи с медными бляхами и островерхие шлемы.

А здесь была Крепь и все тот же холм… Нет, не холм. Могильный курган, сточенный временем, такой же, как тот, у Монгеруде. И те же пришельцы — медное оружие, уже знакомые шлемы…

Как проникли они сюда, в самое сердце великой державы? Равнина для них священна, здесь стоят только храмы Семи Тайн. Так неужели жрецы их под видом паломников осмелились — и сумели! — провести воинов?

Кто-то проявил большую щедрость и красноречие, сумев склонить жрецов к такому шагу. Но они еще поплатятся! Неблагодарные твари, укусившие руку, кормящую их…

Уже сейчас в исходе битвы не могло быть сомнений. Великий воин, с ног до головы покрытый кровью врагов, подъехал к царю и воскликнул:

— Во имя богов, достойно ли лишать славы кого-то из наших воинов? Прошу тебя, дай знак — и запасной полк устремится к храму предателей. Они будут сломлены, если поймут, что храм уже в наших руках.

Царь не снизошел до ответа, только кивнул. Великий воин подозвал к себе гонца.

Солнце перевалило за полдень. Предатели еще держались. Пожертвовав отрядом, они отошли, восстановив первый ряд копейщиков, потом им удалось закрепиться на холме. И все же защитники Хрустального города теснили их к храму, уже заметному на горизонте.

Медное оружие против стального, простейшая линия бойцов против двойного атакующего клина, непрестанно брызжущего дротиками. Простые смертные против богоравных витязей…

Над храмовыми постройками заклубился дым. Вопль отчаяния пронесся над рядами предателей. Теперь они знают, что им негде укрыться и перевести дух, теперь даже магия жрецов не защитит их от гнева великого народа. Страх, трепет, паника…

Златокудрый герой воздел копье и крикнул:

— Смерть предателям!

— Смерть! — подхватили бойцы.

Отступление стало бегством. Теряя оружие, мчались подлые дикари мимо пылающего храма.

Золотоволосый пришпорил коня, заменяя копье на длинный легкий меч. Теперь нужно только преследовать и рубить.

Но что это? Он обогнул храм и увидел, как вновь сбивается плотная масса дикарей. Неужели они и теперь готовы дать отпор?

— Семин-таин варра! — донесся чей-то хриплый призыв, тотчас подхваченный остальными дикарями.

Один удар — и с ними будет покончено. Ведь это даже не войско, только остатки орды, их теперь значительно меньше, чем защитников Хрустального города… Должно быть меньше…

Стены храма рухнули за спиной великого воина, и в гудении пламени ему послышался торжествующий рев неведомого чудовища. Что-то непонятное и невозможное творилось вокруг. Дым застлал небеса, спустилась тьма, и поверженные враги опять были в строю. Натиск конников разбился о внезапно выросшую стену копий, и вот волна уже катится в другую сторону.

Разгром. Бегство. Жестокая схватка у опрокинувшейся колесницы царя — золотоволосый бился там по колено в крови, был ранен, но вырвал у судьбы лишнюю минуту, и правителя успели поднять на ноги, посадить в седло.

— В город, в город! Там спасение!

Действительно, стены города оказались не по зубам дикарскому племени. Магия, поднявшая на бой мертвецов, была развеяна, отчаянный штурм — отбит почти без потерь. Мятежный союз трех из пяти племен семин-таин перестал существовать. Однако о спасении думать уже не приходилось.