— Какой ужас!.. Погибшая девица!.. Бесчестное создание!.. Ты действительно дочь своей матери!.. Развратница!.. И кроме того, преступница! Да, это правда, я знаю то, что я знаю!

— А что вы знаете? Не будьте смешной, тетя Мильдрид.

— Слава богу, я тебе не тетя! В наших жилах течет разная кровь! Ты не знаешь, кем была твоя мать! Ты не знаешь, из какой среды она происходила! Но ты знаешь, кем был мой отец, и ты знаешь мою мать. Какого ребенка они могли усыновить? Разумеется, ребенка проститутки или преступницы. Они должны были вспомнить о том, что пороки наследуются. Я не сомневаюсь, что твоя итальянская кровь сделала тебя отравительницей!

— Как вы смеете так говорить?

— Я буду говорить все, что мне нравится! Кто-то пытался отравить мою мать, и ты не можешь ничего сказать против этого. А кто был способен это сделать? Кто унаследует огромное состояние после смерти моей матери? Ты, Джина! Я тебе гарантирую, что полиция это учтет!

Мильдрид быстро удалилась, вся дрожа.

— Это патология,— сказал Алекс.— Настоящая патология! Интересно, кем мог быть каноник Стрит?.. Или фанатично верующий, или импотент.

— Алекс, вы отвратительны!.. О!.. Я ее ненавижу! — Джина тряслась от ярости.

— Хорошо, что у вас нет кинжала, спрятанного в чулке. Тогда бы эта милая миссис Стрит была бы жертвой преступления.

— Как она смела говорить, что я стараюсь отравить бабушку?

— Подумайте, дорогая, если смотреть на это с точки зрения мобильности, мне кажется, что это как раз ваше качество.

Подавленная, Джина смотрела на него остановившимся взглядом.

— О! Алекс... Неужели это мнение и полиции?

— Трудно узнать, что думают люди из полиции. Они не дураки и хорошо хранят свои секреты. Это мне напомнило, что...

— Куда вы идете?

— Проверить идею, которая пришла мне в голову.

Пораженная и скептически настроенная, Керри-Луиза смотрела на своего мужа. В конце концов она сказала:

— Ты считаешь, что кто-то старался меня отравить? Я не могу... Невозможно этому поверить!

— Я так хотел уберечь тебя от этого, моя дорогая,— ласково сказал Левис.

Мисс Марпл, которая сидела рядом с Левисом, качала головой с сочувствием.

— Это правда, Джейн?

— Боюсь, мой бедный друг, что это так.

— Значит, все...— миссис Серокольд остановилась, но тут же начала снова: — Мне всегда казалось, что я умею отличать правду от лжи. Значит, я ошибаюсь?.. Но кто мог мне желать такой ужасной смерти? Никто не мог в этом доме желать моей смерти...— она почти шептала.

— Я тоже так думал, но ошибался...

— И Христиан это знал, это многое объясняет.

— Что это объясняет?

— Его поведение. Я его нашла странным, совсем не таким, каким он бывал всегда. Он был потрясен, и я чувствовала, что это из-за меня... У меня было такое впечатление, что он хочет поговорить со мной, но он так ничего и не сказал. Он меня спросил, здорово ли мое сердце и как я себя чувствую последнее время. Возможно, он хотел меня предупредить. Но почему же он не поговорил со мной прямо?

— Он не хотел доставлять тебе неприятности.

Глаза у Керри-Луизы сделались большими.

— Неприятности? Но почему?.. О, я понимаю... Значит, ты об этом думаешь!.. Но ты ошибаешься, Левис. Я уверена, что ты ошибаешься!

Левис избегал взгляда жены.

— Извините, но я не могу поверить, что все то, что произошло за эти дни, правда,— сказала миссис Серокольд после короткого молчания.— Что Эдгар стрелял в тебя... Что Джина и Стефан... И эта смешная история с шоколадом! Все это неправда!

Никто ей не ответил. Керри-Луиза вздохнула.

— Я долго жила вне реальности. Извините меня, но я хочу побыть одна. Я попытаюсь все понять.

Мисс Марпл спустилась в холл. Около большой центральной двери, которая выходила в парк, она нашла Алекса Рестарика. Он стоял с протянутыми руками, в несколько театральной позе.

— Войдите, войдите,— сказал он радостным голосом и с таким видом, будто бы он был хозяином дома.— Я думал о том, что произошло вчера вечером.

Левис Серокольд, который шел за мисс Марпл, прошел через холл в свой кабинет, дверь которого он закрыл за собой сейчас же.

— Вы пытаетесь восстановить преступление? — спросила мисс Марпл, стараясь показать, что это ее не очень интересует.

— Не совсем гак. Я смотрел на все с другой точки зрения. Этот дом я представил себе театром. Я перенес реальную жизнь в искусство. Идите сюда. Представьте, что все то, что нас окружает, - декорация. Здесь есть все: освещение, входы, выходы, персонажи, шорох кулис. Это очень интересно. Впрочем, это не моя идея. Мне ее подсказал инспектор. Он мне сделал простое замечание, что сценические эффекты — иллюзия только для зрителей... Мне кажется, что он немного жесток. Сегодня утром он сделал все, чтобы испугать меня.

-- Ему это-удалось?

Я в этом не уверен.

Алекс рассказал мисс М арпл об опыте Кэрри и хронометраже, который произвел сержант Доджет.

~~ Время так обманчиво! — сказал он.— Иногда думаешь, что надо очень много времени, чтобы что-то сделать, а это совсем неправильно.

— Да, это неправильно,— повторила мисс Марпл.

Чтобы представить себе публику, она перешла на другое место. Высокая стена, покрытая ковром, являла собой глубину сцены. Налево пианино, направо окно и диван в нише, совсем рядом с дверью в библиотеку. Табурет у пианино в двух с половиной метрах от двери в прихожую, которая вела прямо в коридор. Два очень удобных выхода. Публика их видела оба одинаково хорошо. Но накануне вечером публики не было. То есть никто не сидел лицом к декорации, на которую смотрела мисс Марпл. Накануне вечером публика сидела к декорации спиной. Мисс Марпл спрашивала себя, сколько времени потребуется для того, чтобы выскользнуть из комнаты, пробежать весь коридор, убить Гульдбрандсена и вернуться. Намного меньше, чем думают. Без сомнения, очень небольшое количество минут и секунд.

«О чем могла думать Керри-Луиза, когда она сказала своему мужу: «Ты, значит, так думаешь? Но ты ошибаешься, Левис!»?»

Голос Алекса вывел мисс Марпл из размышлений.

— Это замечание инспектора по поводу реальности театральных декораций было в самом деле очень глубоким. Сделанная из дерева и картона, она так же реальна с нарисованной стороны, как и с ненарисованной. «Иллюзия в глазах зрителей!» — сказал он.

— Это как у фокусника,— пробормотала мисс Марпл.— Иллюзия достигнута «зеркальной игрой». Думаю, что это точный термин.

Внезапно вошел Стефан Рестарик.

— Алекс, ты помнишь Эрни Грэга, эту маленькую гадюку?

— Тот, который играл в спектакле «Ночь королей»? Кажется, что он обнаружил некоторый талант.

— Да. Талант у него есть, и он очень ловок. Как машинист — он великолепен. Он хвалился Джине, что выходил ночью, чтобы поболтаться в парке. Если его послушать, так он был вчера вечером в парке и что-то видел.

Алекс повернулся на каблуках.

— Что он видел?

— Он не хочет этого сказать. Я почти уверен, что он хочет заинтересовать всех собой. Это лжец первого сорта! Но, может быть, надо, чтобы его допросили?

— Сейчас лучше, чтобы им не занимались,— быстро сказал Алекс.— Не надо показывать, что все, что он рассказывает, нас интересует.

— Может быть... Да, ты прав... Вечером будет видно.

Стефан прошел в библиотеку. Мисс Марпл, поглощенная своей ролью публики, столкнулась с Алексом, который внезапно сделал шаг назад.

— Простите меня,— сказала она.

— Извините... А, это вы,— прибавил он ошеломленно, увидев ее.

Это восклицание человека, с которым она только что разговаривала, показалось мисс Марпл странным.

— Я думал о другом,— сказал Алекс.— Этот парень, Эрни...

Вдруг все в нем изменилось. Он сделал неопределенный жест рукой и пошел в библиотеку к Стефану. Звук голосов доносился из-за закрытой двери, но мисс Марпл едва их слышала. Замечание инспектора, о котором сказал Алекс, зародило в ее уме какую-то неясную мысль, полностью завладевшую ее вниманием. Это замечание, которое уже дало идею Алексу, возможно, дало идею и ей. Одну и ту же? Или другую? Она встала на то место, где стоял Алекс Рестарик. «Это не настоящий холл,— сказала она себе.-— Это только дерево, картон, ткань... Это сцена театра». Обрывки фраз мелькали в ее уме: «Иллюзия в глазах публики... Это зеркальная игра»... Она думала об аквариумах с золотыми рыбками, о женщинах, которые исчезают, обо всех трюках, которые фокусник делает для отвода глаз. В ее воображении возникла картина, вызванная словами Алекса, описание которой он сделал: агент Доджет, задыхающийся после бега... Прозрение осенило ее, и она все увидела.