— Странно это все… — Я все еще сжимала вещицу в руках, хотя и ощущала, как с каждой секундой становится все более не по себе.

— Ты хочешь взять его? — донесся до меня, словно из тумана, голос Бориса.

Не знаю, почему я сказала «да». Эта вещь пугала меня, казалась чем-то чужеродным и опасным. Но меня тянуло к ней. Возможно, из-за желания разгадать тайну, связанную с семьей Анжелы. Или нечто иное, чему я пока не находила объяснения, но что уже чувствовала всем своим естеством. Вспоминала, какой странной в последние дни была подруга. Все время думала о чем-то своем и пугливо оглядывалась, будто боялась, что за ней следят. Кто знает, может, это связано с ее бабушкой и семейной тайной. Мне хотелось хоть чем-то заслужить прощение подруги. Может, если докопаюсь до истины, раскрою ее секрет, это как-то поможет? Докажет, что мне не все равно. Я не забыла об Анжеле и не пытаюсь занять ее место. Просто хочу помочь.

Конечно, глупо полагать, что эта красивая вещица имеет какое-то особое значение. Наверное, завтра, при свете дня, я посмеюсь над собственной глупостью. Но сейчас, когда за окном сгрудилась ночь, а по углам комнаты прячутся загадочные тени, все приобретало иной вид.

— Да, я хочу его взять.

Стоило мне сказать эти слова, как в сердце кольнуло. Не знаю, что это было. Может, у меня просто слишком разыгрались нервы, и это сказалось на состоянии организма. Я постаралась убедить себя, что у дурацкого предчувствия и тревоги есть рациональное объяснение. Но все же, когда положила зеркало в сумочку и мои пальцы больше его не касались, стало легче.

Мы еще посидели с Борисом, перебирая вещи и вспоминая Анжелу, а потом он отвез меня домой. Завтра с утра нам предстояло ехать на дачу — выполнять последний тяжелый долг. Нужно выспаться.

Моя маленькая однокомнатная квартирка встретила уютной тишиной. Хотя за последние месяцы я здесь появлялась гораздо реже, она продолжала оставаться моим маленьким убежищем. Местом, где могу не притворяться и быть самой собой. Поплакать, поорать вволю, снова и снова критически поизучать себя перед зеркалом и вынести вердикт: Борис тебе не светит. А потом забраться с ногами в старое удобное кресло и выпить чашку чая с медом за просмотром слезливой мелодрамы. Там, на экране, дурнушки превращались в красавиц и находили своих принцев, принцы любили не за внешность, а за богатый внутренний мир и прочее из разряда фантастики. Жизнь сурова. И она смотрела на меня каждой из четырех стен моей холостяцкой берлоги.

Иногда… да что уж греха таить, частенько я представляла, как было бы остаться в роскошной трехкомнатной квартире Бориса навсегда. Жить с ним рядом каждый божий день, готовить завтраки и обеды, читать Дениске сказки на ночь и многое другое. В принципе, все это я и так делала довольно часто, но на правах друга… Это совсем не то. Я всегда знала, что я для них чужая, пусть даже они никогда в этом не признаются. Они семья, одно целое, а я сегодня есть в их жизни, завтра — нет. Было еще одно, что я могла бы делать, живя с Борисом бок-о-бок. Но об этом я запрещала себе даже думать, обзывая глупой мечтательницей. Представить себе красавца Борьку в постели с нелепой неуклюжей мной… это нереально.

Но что-то эти мысли одолевали сегодня больше, чем обычно. Наверное, всему виной то прикосновение на кладбище, когда Борис так нежно убрал мои волосы. Это заставило опять строить замки из песка, которые пока не хватало сил разрушить. Решив, что нужно развеяться, я поставила чашку на столик и взяла мобильный телефон. Мама ответила почти сразу.

— Танюш, случилось что-то? — обрушилось на меня в трубку.

— Почему сразу случилось? — удивилась я, но тут же почувствовала, как щеки заливает краска.

Ясное дело, матери я звоню так редко, что каждый звонок кажется событием. Обычно она сама звонит и спрашивает, как дела. Вообще я обожаю свою маму, но уж слишком напрягает слушать вечные нравоучения о том, что часики тикают, а я все еще одна. Хуже всего, когда она начинает мне сватать знакомых мужчин и уговаривать, что это мой последний шанс. Сходив на несколько таких свиданий вслепую, я зареклась это делать до конца моих дней. Ничего хорошего из этого не выходило. Обычно то я не нравилась возможным претендентам на мое сердце, то они мне. Да и всерьез я не могла никого из них воспринимать в этом качестве. Уж слишком прочно Борис обосновался в моей душе.

— Мам, ничего не случилось. Просто поговорить захотелось.

— Ну, хорошо, — с заметным облегчением отозвалась мама. — Как ты, дочка?

— Да нормально. Сегодня годовщина Анжелиной смерти. Ездили с Борей и Дениской на кладбище.

Послышался протяжный вздох.

— Как они? Держатся?

— Да. Завтра вывезем Анжелины вещи на дачу.

— Это хорошо. Значит, Боря уже готов начать новую жизнь, — заметила мама. — И тебе не придется таскаться к ним чуть ли не каждый день. Я, конечно, понимаю, что им твоя поддержка нужна была, но ты ж совсем себя забросила. Нет чтобы свою личную жизнь устраивать, так ты их обстирываешь, обглаживаешь, заботишься. Прямо как домработница бесплатная.

Ну вот, мама завела привычную песню. Я закатила глаза.

— Не домработница, а друг.

— Ага, друг. Всему ведь предел есть. А Боря тебя использует без зазрения совести. И рад, что ты, святая простота, отказать ни в чем не можешь.

— Мам, я это с радостью делаю. Мне не тяжело.

Помолчав несколько секунд, мама изрекла на это:

— Свою семью тебе надо. Заботу просто девать некуда, вот и таскаешься к ним. Только зря это. Борьку скоро какая-то девица расфуфыренная захомутает, а ты с носом останешься.

— Мама. — Я ошарашено молчала, чувствуя, как перехватывает дыхание.

— А ты думала, я не понимаю ничего? Сохнешь по нему уже сколько. Да только зря это, дочь. Не пара он тебе. Лучше уж смирись с этим и выбрось из головы. К моей подруге вот сын приезжает. Развелся недавно. Очень приличный человек, работящий…

— Мама, даже не думай, — выпалила я. — Сказала уже: никаких свиданий вслепую.

— Да почему ж вслепую? Соберемся, как люди. Мы с отцом, его мать, он сам. Посидим, о жизни поговорим…

Еще и знакомство с родителями в одном флаконе? Мама точно смерти моей хочет. Чувствуя, что еще немного, и я просто брошу трубку, так и не дойдя до цели звонка, я резко сказала:

— Мам, я тебя тут спросить хотела.

Запнувшись на полуслове, она произнесла:

— О чем, дочь?

— Помнишь, ты как-то в детстве говорила, что Анжелка тебе ведьмой кажется? Или что-то в этой роде. Скажи, почему ты так сказала?

Мать молчала так долго, что мне даже показалось, что она трубку бросила.

— Эй, мам?

— Да слушаю я, — осторожно проговорила она. — А почему ты спрашиваешь-то?

— Просто Боря недавно рассказывал, что незадолго до Анжелиной смерти ее бабушка объявилась. Не баба Люда, а другая. О которой они даже не говорили никогда. И сказал, что странная она такая. От взгляда прямо не по себе становится. Вот почему-то и вспомнились слова твои.

Объяснение было не особо логичным, но, похоже, мать устроило.

— Неужели Анна Даниловна объявилась? — поразилась она. — Столько лет прошло ведь.

— Ну, она как объявилась, так и исчезла. Умерла за пару месяцев до Анжелы.

— Ничего себе, — поразилась мать. — А Анжела нормально себя вела после того?

— Теперь, когда я вспоминаю, то понимаю, что совсем даже ненормально. Будто боялась чего-то.

— Значит, силу не захотела принимать…

— Что? — Мне показалось, что я ослышалась. — Какую еще силу? Ты о чем?

— Ведьминскую. Анна Даниловна ведьма была. Все об этом знали. Бывало, глянет на кого-то недобро, и все — на человека беды сыплются. И иной раз такие вещи о людях говорила, что ну никак знать не могла. Когда она уехала, все только рады были. Даже семья ее. Раз вернулась перед смертью, значит, силу передать хотела. Дочка, видать, не подошла, раз к Анжелке, говоришь, приходила.

— Ты откуда все знаешь это? — Мне казалось, что мать несет полный бред и просто водит меня за нос.