— Третьи пути надо строить, Константин Андреевич. Для тяжеловесных поездов и для ремонта.

— Резонно, — Уржумов снова уселся в кресло. — Но... деньги? Для третьих путей нужны огромные деньги. И если о южном обходе я могу ставить вопрос, то строить третьи пути...

Наверное, в этот раз Уржумову не удалось скрыть своей иронии — Забелин почувствовал ее и тут же встал.

— Константин Андреевич, вы меня извините, но я... я не просто так сюда пришел. Говорю вам все это как начальнику дороги, депутату. У вас больше прав и полномочий отстоять какие-то новые идеи...

Уржумов потянул Забелина за руку.

— Сядь, Виктор Петрович. Ты же такие идеи тут выдал, что... переварить их надо. Это ведь миллионы рублей капиталовложений.

— Деньги окупятся, и очень скоро.

— Возможно. Но сперва надо их достать, деньги-то...

Стояли друг против друга — седые, высокие, с серьезными лицами.

— Виктор Петрович, ты извини меня за прямоту: что-нибудь научного, диссертацию например, не пишешь?

Забелин смутился.

— Теперь уж нет — ушло время. Здоровья не стало Да и... практических дел хватало в жизни. Не сумел организоваться, дописать... Не стоит об этом, Константин Андреевич. Другие напишут.

Уржумов проводил Забелина до двери. Подал руку, задержал забелинскую ладонь. Думал, глядя в глаза: «Вон ты, оказывается, какой...»

Забелин смущенно высвободил ладонь, выскользнул за дверь. А Уржумов долго расхаживал по кабинету, со стыдом признаваясь себе, что не только много лет не понимал, не знал по-настоящему инженера Забелина, а главное, никогда, кажется, и не пытался узнать, не задумывался, что рядом с ним живут и работают такие вот люди — беспокойные, «неудобные». А если и думал, то лишь с досадой.

И не в том ли одна из причин нынешней «хромоты» в работе дороги, что голос таких людей не был своевременно услышан? Уржумов стал перебирать в памяти разговоры, касавшиеся Забелина, — теперь он отчетливо видел: все это преподносилось ему под определенным углом зрения людей недалеких, всеми правдами и неправдами оберегающих честь мундира. По сути, Забелин был лишен возможности влиять на дела, не мог в полной мере приложить свои знания и опыт.

— А ведь в управлении не один такой Забелин, — сказал Уржумов своему отражению в окне. — Что ж ты, начальник дороги, не использовал эту силищу?

Реконструкция красногорской Сортировки, вождение тяжеловесных и длинносоставных поездов, строительство специальных путей для них, — разве не за это бился и бьется он сам. Так почему же не взял себе в помощники Забелина, Иванова, Петрова, Сидорова? Почему прислушивается к мнению только узкого круга людей? Сколько дельных, умных предложений наверняка мог бы услышать от рядовых инженеров, техников, рабочих, душой болеющих за дело! Мог бы, да не услышал, не захотел слышать... И надо ли удивляться, что Забелин обратился не к нему, начальнику дороги, специалисту и руководителю, а к Бортникову?

Да, он, Уржумов, спокойной жизни не искал, наоборот. Но «обратная связь» с подчиненными, с коллективом магистрали оказалась нарушенной... И сколько же потеряно дорогого времени!..

Часа через полтора, когда прием закончился и Уржумов устало потянулся в кресле, резко, требовательно зазвонил красный телефон.

— Добрый вечер, Константин Андреевич, — раздался в трубке знакомый голос — Чем занимаешься?

— Откровенно говоря, хотел съездить поужинать да...

— Правильно, с заместителем министра надо говорить откровенно, — перебил Климов, — Вот и доложи: что за столкновение организовал на дороге? Я, правда, слышал уже кое-что, мне докладывали.

— С «двойкой» сейчас все в порядке, Георгий Прокопьевич. Состав другим электровозом привели в Красногорск. «Чээска» немного повреждена, выведены из строя электродвигатели — машинист применял при торможении контрток.

— Правильно применял, — вставил Климов. — Думаю, что надо представить его к Почетному железнодорожнику.

— Понял, Георгий Прокопьевич, согласен с вами... Ну вот все, пожалуй. За сутки думаем работу магистрали нормализовать.

— Сутки много, постарайтесь к ночи... В обкоме, Константин Андреевич... что за разговор был?

По тому, как Климов спросил об этом, Уржумов понял, что поздний этот звонок заместителя министра не случаен, что он, наверно, и состоялся именно из-за его, уржумовской поездки в обком.

— Что вам сказать, Георгий Прокопьевич... Разговор серьезный был. Как всегда, о вагонах — почему не даем, срываем и прочее. Решено просить вмешательства бюро обкома. Час назад мне звонил Колобов, заведующий отделом: Бортников утвердил решение о проведении бюро.

— Та-ак, — Климов затянул паузу, явно обдумывая очередной свой вопрос. Но спросил напрямую: — Что и как думаешь докладывать, Константин Андреевич?

— Колобов сказал мне, что на бюро будет приглашен министр или вы, и я полагал, что мы с вами могли бы вместе обдумать...

— Ну, Семен Николаевич вряд ли сможет приехать, — раздумчиво покашлял замминистра. — Эскулапы что-то целятся на него, об отдыхе поговаривают. А я... Ты, чего доброго, начнешь там, на бюро, спорить со мною, как тогда, в вагоне. Красиво мы будем с тобою выглядеть перед товарищами, а, Константин Андреевич?

— Георгий Прокопьевич, может, и я в чем-то неправ. Там разберутся.

— Ты такими вещами не шути, — приструнил мягко Климов. — Обком есть обком.

— Во всяком случае, Георгий Прокопьевич, говорить там надо все как есть. Бортников не хуже нас с вами проблемы дороги знает.

— Ну, это как сказать...

Замминистра помолчал.

— Вот что, Константин Андреевич. Принципиальность, конечно, хорошее качество, я лично его в людях ценю. Но... может, не будем пороть горячку? Доложим бюро, что в ближайшее время поправим положение на магистрали. К чему огород городить? Признаем, что подзапустили эксплуатационную работу на дороге, что не все еще резервы использовали, строителей вспомним. В конце концов, вы-то здесь ни при чем: Красногорсктрансстрой — сам же ты на коллегии докладывал — систематически срывает ввод в строй объектов... Ну, если я буду, скажу, что и министерство кое в чем виновато — успокоились, с себя меньше спрашивать стали...

Уржумов задумался. Никогда еще замминистра не говорил с ним в таком тоне — чуть ли не просительном.

Трубка терпеливо ждала.

— Будет работать обкомовская комиссия, Георгий Прокопьевич. В ее составе специалисты, и...

— Мы с тобой тоже специалисты, Константин Андреевич. Разве наше мнение не должно быть решающим? Если, конечно, выработаем единую платформу.

Уржумов молчал. Непростительно долго молчал перед таким высоким начальством.

— Я должен подумать, Георгий Прокопьевич, — сказал он наконец. — Сложный вопрос, очень сложный.

— Я и не говорю, что простой. Просто боюсь, что излишняя откровенность может повредить делу. Это тебе не у нас, на коллегии...

— Я подумаю, — еще раз повторил Уржумов.

— Да, чуть не забыл!.. Я сегодня Цейтлина вызывал, финансового нашего бога. Толковали о помощи вашей дороге. Пожалуй, кое-что наскребем. Пожалуй, начнем реконструкцию вашей Сортировки уже в будущем году... Не убрать ли ее вообще за пределы Красногорска? Ведь теснота там какая, развернуться негде, город со всех сторон жмет...

— Я об этом и говорил в свое время, Георгий Прокопьевич! — Уржумов радостно перехватил рукой трубку, стал искать на столе папку с бумагами. — У меня тут и выкладки есть, цифры...

— Цифры я помню, — не стал слушать Климов. — Перед бюро позвоните мне еще, посоветуемся. Главное, не горячись, Константин Андреевич. Всего доброго!

Красный телефон отключился.