Чармейн вздрогнула, вспышкой увидев перед глазами, как пыталась вырваться и уползти, а руки Тейла ухватили за предплечье стальными щипцами, колено раздвинуло ноги и он вклинился в нее. Было больно, особенно когда он бросил в конце:

— Ты сама хотела, не притворяйся.

И бросил ее прямо на полу, как тряпичную куклу. Развернулся и ушел из хижины, чтобы в следующий раз встретить медовым голосом, будто так должно.

Нет, оружие в виде странной трубки нужно иметь при себе, пусть по договору оно запрещено в Вирхольме. Быть беспомощной перед грубой силой тоже должно быть запрещено. Если Чармейн когда-нибудь встретит Хозяина леса, она припомнит ему свою беспомощность.

***

С матерью Дэмиена Чармейн сдружилась моментально. Вот как перешла порог уютного белого домика с синей росписью, как увидела сухонькую женщину в чепце, так и не смогла сдержать улыбки. А та, увидев невестку всплеснула руками и раскрыла их в широкие объятия. Портрет взяла бережно, поставила на кухонном столе и встала напротив, трогательно сложив ладони на груди. Долго смотрела с дрожащими губами, а потом сказала Чармейн:

— Ты уж проследи за Дэмиеном, доченька. Вижу, не сладко ему приходится. Он еще совсем мальцом, бывало, упадет, рассечет коленку, но не плачет. Смотрит глазами, полными слез, и сдерживается, чтобы меня не расстроить. Поэтому лес и выбрал его, во всем Вирхольме не было сердца отзывчивей Дэмиена. Только, кто о нем самом подумает?

Тельма, мать Дэмиена, усадила Чармейн за стол, вытащила из буфета поднос с ягодным вареньем и бисквитами. Поставила на огонь чайник с отваром. Видимо почуяла в Чармейн неприкаянную душу, жадную до заботы.

Уселась напротив и расспрашивала долго и со вкусом о самочувствии, мечтала вслух о внуке или внучке, сияя от предвкушения. Чармейн приложила руку к низу живота, почувствовала оттуда теплую волну. Незаметно от Тельмы провела над бедром — ничего, а внизу живота опять будто жар поднялся и ласково пощекотал ладонь.

«У меня будет ребенок» — поняла Чармейн и в первый раз почувствовала радость.

Из белого домика она вышла совсем другой, умиротворенной. Шла по улицам, и все было так, как она мечтала — встречные оценивали живот, расспрашивали, бросали завистливые взгляды. Только почему Чармейн думала, что это доставит ей удовольствие? Наоборот, она хотела унести ноги от лишнего внимания. Защитить малыша.

Все, с нее достаточно. Визит окончен, и она может с полным правом вернуться в лес. К Демиену.

Как странно ссориться с родителями. Чармейн зашла домой, и мать спросила ее о самочувствии, как будто не было письма Юстаса и уродливой трубки в бархатной шкатулке. Когда Чармейн заявила, что уходит, мать всплеснула руками и чуть не заплакала.

— Хоть бы уделила времени родным отцу с матерью. Неблагодарная!

Чармейн вздрогнула как от удара.

— Я для нее с утра от плиты не отхожу, а она даже до вечера не соблаговолит остаться. Мы четыре месяца не виделись! Неужто тебе так противен родительский дом?

— Хорошо, мама, я останусь.

— Не стоит делать мне одолжение. Иди, раз решила. Только сперва переговори с отцом.

Отец ждал ее в кабинете. Чармейн на мгновение задержалась в дверях, привести дыхание в порядок. Пусть голова отца была седа, но в развороте плеч все еще чувствовалась былая мощь. Вот и Юстас был таким же крупным мужчиной — огромным до потолка, со смоляными глазами и вечной ухмылкой.

— Садись, Чармейн, — сказал он не оборачиваясь, указывая на стул перед собой.

Чармейн подчинилась. Она смутно чувствовала себя виноватой.

— Ты подумала над нашим утренним разговором?

— Да, отец.

— И что же ты запомнила?

— Нужно узнать у фейри, как Юстасу вернуться домой.

— Хммм. В общих чертах правильно.

Отец в точности повторил утренние инструкции. Быть дружелюбной с фейри. Узнать все о пещере обмена. Постараться выторговать возвращение Юстаса. Оружие дано на крайний случай, Чармейн должна использовать его с умом.

После этого последовала подробная инструкция, как стрелять из трубки. Тренировались на шариках из мокрой бумаги. Дротики использовать по договору нельзя, даже в шутку. У нее будет всего один шанс.

— Если узнаешь, что эльфийский король не дает твоему брату вернуться назад, то не стреляй из-за угла. Сделай так, чтобы он напал первым. Самозащита, вот твой козырь перед Хозяином леса.

— Отец, я не хочу…

— Я тоже не хочу, Чармейн. Не знаю, когда увижу тебя в следующий раз, поэтому готовлю ко всему. Ты умная девочка, постарайся сделать так, чтобы все остались довольны. Юстас передал тебе подарок.

Отец подвинул к ней по поверхности стола деревянную шкатулку с росписью из цветов на крышке. Чармейн в последнее время передергивало при виде шкатулок.

Внутри переливалось радугой ожерелье из зеленых камней в обрамлении прозрачных звездочек. Оно искрилось и поблескивало в свете свечей. Прошлая Чармейн была бы от него в восторге и мигом побежала бы показывать знакомым. Нынешняя оказалась равнодушна.

— Какое красивое, — пробормотала она лишь бы что-то сказать.

— Он тебя помнит. Не забывай и ты Юстаса.

Душный город остался позади. Чармейн стремительно шагала вперед, полной грудью дышала свежестью полей. На подходе к лесу, ей стало не по себе — суставчатая трубка в котомке за спиной каменным весом давила на плечи. Сперва ей казалось, что это Хозяин леса таким образом подает знак о недовольстве разговором с родителями. Пусть она решила не поступать согласно их воле, но так и не набралась смелости возразить вслух. А это не самый красивый поступок. Но чем дальше по тропинке, тем яснее Чармейн понимала, что смутное чувство тревоги — отголосок задания, которое срочно нужно выполнить.

Визит к Милисент придется отложить. Чармейн подняла юбки парадного платья и пустилась бегом по направлению к лесу. И как только зашла за черту деревьев — нахлынуло облегчение.

— Я дома, — сказала она деревьям. Те качнули ветвями в правильную сторону.

На поляне Чармейн нашла больного ежика. Он часто дышал, а между иголками к телу присосалась дюжина вздувшихся клещей. Чармейн бережно завернула его в мягкую тряпицу и понесла домой.

И это простое дело — шагать между вековыми деревьями, дышать влажным воздухом и прижимать к груди сверток, из которого доносилось недовольное пыхтение, ответило на вопрос, стучавший в виски с момента памятного разговора с родителями.

Зачем возвращать в этот заповедный уголок Юстаса?

Чармейн шла через хвойную часть леса. Тут трава не росла, землю покрывал сплошной ковер рыжих иголок и раскрытых шишек. Чармейн шла осторожно — иглы скользили и можно легко поскользнуться. Между могучими соснами высились и вовсе необъятные великаны-секвойи, с мягкой волосяной корой. Их было приятно обнимать, как толстого мишку, но потом все платье оставалось покрытым трухой. Далеко наверху между ветвями можно было рассмотреть загорающих ящерок с огненными всполохами на спинах. То были саламандры. Дэмиен рассказывал, что когда сосновый лес уж слишком зарастал и душил великанов-секвой, ящерки сердито спускались вниз и поджигали захватчиков. Тогда лесничие, Вирхольмский и Ахтхольмский, собирались вдвоем и не давали пожару перекинуться на иные части леса.

Сосны перешли в лиственные деревья, и вот Чармейн вышла к дому. При виде хозяйки плющ на крыше распустил белые лепестки. Заходящее солнце играло радужными бликами на окне из стрекозиных крыльев. А на мостках у озера сидел красивый мужчина, выставив ногу в лубке, рядом с ним примостилась Кувшинка. Она наклонилась над ногой мужчины и дула на сплетенные ветви, придерживая зеленные волосы, струящиеся по обнаженной груди. Ее голову венчал венок из кувшинок с желтой сердцевиной.

Сам мужчина показался Чармейн смутно знакомым. Высокий лоб, черные волосы до плеч, твердая линия подбородка. Он откинулся назад, закрыв глаза, с выражением боли на лице.