В этом странном полете, когда реальность то накатывает резкостью красок, от опадает, выбивая почву из под ног, Чармейн напряглась всем своим естеством разглядеть маленького золотого птенчика. Отметила, как задорно он машет крыльями, как пищит во все горло в ответ свисту ветра и пляске солнечных лучей. И он нравился ей во все своей залихватской жажде жизни.

Птенец летел подле Дэмиена и старался изо всех силенок к нему приластиться. К появлению Чармейн златокрылый отнесся как к само собой разумеющемуся явлению, а вот вокруг Дэмиена чуть ли не круги описывал. Сокол невозмутимо летел рядом, наблюдал за виражами мальца со скрытой готовностью ринутся на помощь, если такова потребуется.

Чармейн летела позади, вроде позабытая, но на самом деле жизненно нужная для существования двух крылатых мальчишек. Ее чувства обострились, теперь она задыхалась от щемящей любви, от благодарности к Дэмиену за чувство защищенности и принятия. Ей тоже захотелось отдарить добром. Не для того, чтобы он к ней привязался покрепче, как она делала раньше. А потому, что он такой как он есть.

Очнулась Чармейн от полусна перед родной хижиной. Обнаружила себя, стоящей на четвереньках с привкусом железа во рту и ломотой в костях. Малыш в животе бесновался, брыкался так, что живот ходил ходуном, не смотря на ранний срок. Рядом пытался отдышаться Дэмиен.

Она подползла к нему, уткнулась в плечо, пережидая слабость. Дэмиен погладил ее по волосам и прижал по крепче к себе. Чармейн чувствовала себя, будто проснулась наутро после пьянки. Голова раскалывалась, кровь стала вязкой словно мед и еле-еле текла в сосудах.

Они помогли друг-другу подняться. Дэмиен провел ее в хижину, усадил за лавкой и дал выпить воды из озера. С каждым глотком недомогание уходило. Малыш успокоился и замер, наверное заснул, голова стала легкой, мышцы напоились силой.

— Это было чудесно, — сказала она, прислонившись к стене. Теперь, все в ней пело, вспоминая восторг полета.

— Вот и хорошо. Мне придется частенько перекидываться, до лесов Ахтхольма пешком вовремя не добраться.

— Тебе? Дэмиен, я ведь тоже могу помогать!

— Конечно, бельчонок, — он сел напротив нее и с тревогой заглянул в лицо. — Без тебя лесу не справиться, ты настоящий самородок. Но уже пятый месяц беременности пошел. Сколько можно гонять тебя по трясинам?

— Но сейчас я полна сил и желания, а тебе нужна помощь. Хозяин леса присмотрит за мной.

— Ты ведь знаешь, что он не может предупредить все…

— Знаю. Но я почувствую, когда хватит и сама скажу. Кстати, о Хозяине леса. Я представляла его бесплотным духом, а выясняется, что это человек плоти и крови. Дэмиен, ты ведь знаешь историю возникновения леса, почему ничего не рассказывал?

— Ты говоришь о фресках в Ахтхольмском храме? Бельчонок, прошли сотни лет с сотворения завесы, все это легенды сродни Вирхольмским преданиям об избранности предков и их излишней добродетели. Может в Ахтхольме лучше помнят прошлое, а может придумали историю покрасивее, чтобы добавить величественности.

— И все же, расскажи, как создался волшебный лес. Там была нарисована девушка с раненым юношей, а потом старец. Что их связывает?

— Хорошо, садись, я разожгу камин и поставлю греться воду, а ты пока слушай.

Дэмиен встал во весь рост и потянулся. Чармейн отметила его мощные плечи, подтянутый живот и стройные ноги.

— В Ахтхольме рассказывают так. Мы жили в мире жестоком и голодном, без волшебства. Леса вырубали, животных убивали для еды.

— Я знаю, так говорят и в Вирхольме. Да и сейчас за пологом ничего не изменилось.

— Раз попросила рассказ не перебивай, потому что с этой части в Ахтхольме рассказывают небывалое. Будто в наш мир пришло древнее божество, обладающее безграничной силой. Помнишь девушку с фрески? Склонившуюся над раненым рыцарем? Ангелина, она была благочестивой и послушной монахиней, хотя ее матерью была деревенская знахарка, которая привила дочери любовь к живой природе. В монастырь ина попала после смерти родителей, оставшись сиротой. Там тоже занималась врачеванием, поэтому ее часто посылали в лес за лечебными травами.

Однажды она встретила на полянке раненого юношу. Им было то самое божество, о котором я говорил, принявшее облик человека. Юноша назвался Сигурдом и попросил о помощи. После того как она вытащила стрелу и, как умела, перевязала рану, юноша попытался ее соблазнить, на что монахиня, естественно, ответила отказом. Тут он обернулся золотым туманом и умчался прочь, навсегда забрав с собой ее сердце.

Но прошел месяц и юноша вернулся назад. Он рассказал ей, что встретил за это время и принцессу, и светскую красотку, но монахиню по имени Ангелина позабыть не смог. Девичью честь божеству украсть таки удалось, да и, как говорит легенда, принцесса и светская красотка тоже не устояли. Всех троих Сигурд оделил в награду невиданной силой, затем исчез в поисках дальнейших развлечений.

Что сделали две девушки с щедрым даром мы не знаем. Но Ангелина свой отдала отцу настоятелю монастыря, тому самому почтенному мужу с фрески, как епитимью за свой грех. Он и придумал оградить два города и лес от всего мира, построить на маленьком клочке суши рай на земле. Он и стал Хозяином леса, — закончил Дэмиен, увлекшись рассказом.

Как раз вскипел котел. Дэмиен разлил по чашкам кипяток, добавил душистую мяту и лимонницу, растущие в кадке на подоконнике. Чармейн рассеяно приняла чашку с отваром, все еще раздумывая над услышанной историей. На самый главный вопрос она все еще ответ не получила.

— Но откуда появились фейри?

— Нынешние фейри потомки приближенных Хозяина. Монахинь и монахов, готовых служить на благо леса.

— Простые люди? Но откуда у них звериные хвосты и чешуя?

Дэмиен усмехнулся и отпил из своей чашки.

— Посмотри вокруг Чармейн. Этот лес мало походит на тот, что рисуют в книжках-учебниках. Волшебство, подаренное хозяину леса, растеклось вокруг, породило причудливых существ доселе невиданных. Оно дало тебе возможность летать птицей, слышать чужую боль на расстоянии. А те, кто ближе всех стали сами источниками волшебства. Вместе с рогами, шерстью, клыками и хвостами.

— Дэмиен, почему ты улыбаешься?

— Я не верю в эту историю. В ней что-то не сходится, хоть и не могу точно сказать что. Может я предвзято отношусь к Ахтхольму, как истинный Вирхольмец. — Дэмиен пожал плечами. — Я вижу, как одна ложь громоздиться на другую, чтобы не дать лавиной обрушится тщательно выстроенной иллюзии. Я первый готов поклоняться лесу, Чармейн, так как давно и глубоко влюблен в него. Но ему этого не нужно.

— А что ему нужно?

— Любовь. Ее не показать иначе, чем добротой.

Чармейн тоже улыбнулась в ответ, по детски доверчиво. Ей захотелось прижаться к Демиену, обнять и никогда не отпускать, нежась в лучах той самой доброты, как пожелтевший от темноты росток, выставленный на солнце.

Ей хотелось закричать «Мне тоже нужна любовь!», и стало так радостно, что они одни в этом лесу, муж в полном ее распоряжении. Вся его любовь для нее одной.

Вечером, когда оба укладывались спать в одной кровати, Дэмиен в первый раз гладил живот и что-то нашептывал ему. Он быстро заснул, а Чармейн еще долго как четки перебирала историю о создании волшебного леса.

Может быть она тоже создала бы свой укромный уголок и попыталась бы сделать его полным любви и гармонии. Может быть единственный способ добиться от людей приличного поведения это связать их договором. Может быть близких она бы наградила по особенному, оделив частичкой собственной магии. Но она бы точно, ни за что бы на свете не отказалась бы от волшебного дара, передав его кому-то другому, даже самому доверенному и мудрому.

Вот что Чармейн вытянула за ниточку из древнего предания, отчего оно распустилось, как вязаная салфетка.

Уютный вечер на двоих в хижине подле камина с чашкой отвара в руках оказался кратковременным подарком Хозяина леса. С самого утра одним за другим следовали вызова в самые отдаленные уголки леса.