Неизвестно откуда эльф достал пирожные, но даже матери такие не удаются.

Молчание затянулось, будто на повседневные темы говорить не стоило, а поднять наболевшие вопросы оба не решались. И еще, Чармейн пугал взгляд эльфа. Он смотрел без маски превосходства или легкой брезгливости, сопутствующей всем встречам с тех пор, как Чармейн вышла за другого. Тейл изучал ее взглядом мужчины, которому нравится женщина, сидящая напротив. Не стеснялся скользнуть глазами по груди, заметно округлившейся после родов.

Чармейн отвернулась к Ветерку, напряженно сосущему свои пальчики, чтобы скрыть как сильно бьется сердце и предательский румянец на щеках.

— Что со мной будет?

— Будущего знать не дано…

Чармейн возмущенно повернулась к эльфу. Она не собирается терпеть отговорки.

— Чармейн, ты сама решишь, сколько быть тут и вернуться ли к мужу. Ветерка я отпустить не могу, сама понимаешь. Он единственная надежда, когда-нибудь восстановить наш род.

— Что случилось? Фейри ушли сквозь завесу или вас поразила неведомая болезнь?

— У нас перестали рождаться дети.

— Но где все те фейри, что проезжали сквозь Вирхольм во время последней дикой охоты на Юстаса?

— Ах это? Мы мастера в наведении морока, это очень легко, особенно когда городские жаждут увидеть кавалькаду. Мы стараемся выполнять все обязанности, несмотря на то, что нас осталось всего трое.

— Но в чем причина? Раз вы любите лес и делаете для него все возможное, почему Хозяин леса не дает вам детей?

— Ты наконец задалась этим вопросом? Что-ж, не прошло и года. Подумай над ним в свободное время, может у тебя появится идея. По крайней мере ни одна из наших не подала надежд.

Тейл откланялся и Чармейн опять осталась в одиночестве. Жаль, что она отказалась от купания, в комнатушке особо чувствуется запах тела. Но Тейл смотрел на нее так, что мысль обнажится перед ним заставляла нервно вздрогнуть. Не от того, что его неприкрытое желание эльфа заставило откликнуться давно похороненную влюбленность. Чармейн давно и бесповоротно любила своего мужа и ни за что не хотела причинить ему боль. И уж точно не давать Тейлу возможность извратить купание, подать его в качестве свежей новости для Дэмиена, под пикантным соусом.

Ей стоит быть осторожной. Очень осторожной, а так же любой ценой выяснить, как убежать отсюда с Ветерком. Второй раз фейри его обменять не смогут, а отобрать у мамы будет против правил.

Значит стоит втереться в доверие к Тейлу. А как сделать это и не дать ему пищу для сплетен очень хороший вопрос.

Тейл или Саэдримон, как он себя назвал, всегда был для Чармейн загадкой. Он никогда не казался искренним, и любил и ненавидел с долей фальшивости. Раньше Чармейн считала, что влюбилась в иное существо, которое глупо мерить человеческими мерками, но теперь, узнав поближе его семью поняла, что его отец — тиран. А когда живешь под боком у чудовища, учишься скрывать свои истинные чувства. Иначе их распознают и растоптают.

Ей даже стало Тейла немного жаль. Но почему они беспрекословно слушаются сумасшедшего короля?

Когда к ней заглянула Кувшинка, Чармейн попросилась пойти искупаться. Фейри бережно держала Ветерка, а Чармейн нежилась в подземном горячем источнике. В воде от каждого движения разлетались искорки, на потолке грота блики затейливо танцевали. Со дна на поверхность поднимались пузырьки воздуха, приятно разминали мышцы.

Чармейн расслабилась и задала последний вопрос Кувшинке.

— Мы обязаны выполнять все приказы короля фейри. Истоки обычая из раздора, о котором я рассказала в прошлый раз. Тогда мы ослушались хозяина леса и впали в немилость. Теперь мы обязаны во всем подчиняться. Это клятва, которую нельзя разорвать.

— Но ты разорвала, да? Ты заговорила со мной.

— Мне нужно повиниться и понести суровое наказание. Но этого я тоже не делаю. Ужасно, правда?

— Кувшинка, я давно во всем противоречу своим родителям и до сих пор жива. Хотя лучшее в моей жизни произошло по их совету.

— О чем ты?

— О Дэмиене, конечно.

Она на минутку отвернулась, Чармейн заметила смущение в глазах фейри.

— Саэдримон до последнего надеялся, что ты одумаешься и вернешься к нему. Знаю, ты до сих пор затаила обиду. Он не по своей воле к тебе был жесток, ему отец приказал бросить деревенскую девушку. Саэ когда мог бежал к тебе обратно как на привязи. Думал, поймешь его.

У Чармейн екнуло внутри, по спине пробежали мурашки. Ах если все ужасное между ней и Тейлом можно объяснить чужой злой волей… Но потом сомнительно покачала головой.

— У предательства могут быть уважительные причины, — хмыкнула Чармейн. — Но не стоит обманываться и возлагать всю ответственность на обстоятельства, а не на человека. Стоит ветру подуть в другую сторону, как однажды предавший с легкостью повторит трюк.

Кувшинка поджала губы.

— А ты сурова, Чармейн. И дух у тебя сильный, хотя поначалу ты мне казалась избалованной пустышкой. Видимо не умеем мы фейри правильно судить людей.

— Вы к нам не относитесь как к равным, вот в чем проблема.

— Тяжело уважать тех, кто ничего не делает, живет иждивенцем на краю леса, постоянно лжет и не выполняет обещаний. Прости, — смутилась она собственной тираде. — Я не хотела тебя обидеть. Ты не такая, правда.

— Мы все не такие. Кувшинка… Прости, Нендаранель, может ты задумывалась о том, что мы сами хотели бы больше ответственности? Что когда нет любимого дела, нам живется не сладко?

— Я никогда об этом не думала. Что же вы делаете целыми днями?

— Каждый выбирает по себе занятие. Ювелирное дело, живопись, одежда, утварь. Вирхольм город мастеров. Есть те, кто уходят за черту в поисках другой жизни, но таких меньшинство. Уж слишком пугает внешний мир. А те, кто приходят из-за завесы считают Вирхольм раем и никогда не говорят о прошлой жизни.

Чармейн вылезла из горячего источника, теплый воздух грота показался морозным, а тут еще Кувшинка велела окунуться в рукотворный бассейн с ледяной водой и дала флакон для мытья волос. Чармейн пришлось изрядно потрудится, чтобы избавится от навязчивого запаха. Между тем Ветерок замечательно себя чувствовал у Кувшинки и ни разу не жаловался.

Она обтерлась пушистым полотенцем, одела свободное платье из необычной ткани, отливающей серебром, и почувствовала себя намного лучше.

В комнатушке ее ждал Тейл с обедом. Он смиренно попросил подержать Ветерка, с разрешения Чармейн, естественно. Она согласилась, да в ее положении просьба не больше, чем видимость, на самом деле отказать она не имеет права.

Подземелье давило на нее и нестерпимо хотелось увидеть Дэмиена, упасть в его объятия.

Чармейн была голодна, но после купания следовало причесать волосы, иначе они собьются в колтун. Она взяла гребень, принялась водить им по волосам, напевая незамысловатую мелодию под нос.

Тейл внимательно смотрел на нее, качая Ветерка на руках.

— Скажи, Чармейн, — наконец спросил он с надрывом, будто вопрос давно волновал его. — Тебе совсем не стыдно?

Чармейн тут же залилась румянцем и принялась вспоминать свои проступки.

— Я должна была взять Кукушонка…

— Не о том речь. Я думал это такая игра — ты делаешь вид оскорбленной невинности. Все ждал, когда скинешь маску, поймешь, что уловки мимо цели.

Наконец настал тот час, когда они смогут в открытую поговорить о том, что ранило обоих год назад. Чармейн вздохнула и решила ничего не скрывать.

— Не понимаю о чем ты. Это я до сих пор теряюсь в догадках, в чем причина ужасного отношения в ту пору, когда была по девичьи влюблена. Я перед тобой ни в чем не виновата, это естественное стремление живого существа — уйти прочь от боли. Ты относился ко мне как в вещи.

— Прекрати ныть и жаловаться на одно и тоже. Вот, что раздражает меня в людях больше всего — вы не готовы взять на себя ответственность.

— Боже, за что?!

— За преступление Юстаса!

— Ты судишь его за проступок, который совершил сам! Вспомни, как ты ворвался в хижину, когда я кричала — нет.