После завтрака старшина Асхатов включил приемник и, покрутив ручку настройки, поймал волну базовой радиостанции. Радист Крутиков передавал приказание командиру самоходной баржи мичману Малагину взять в рыбачьем поселке бригаду художественной самодеятельности и доставить на базу.

— Сегодня у нас концерт, — печально сказал Горшков.

— Подумаешь, — старшина наигранно усмехнулся, — видали мы эту самодеятельность и еще, Алексей, не раз увидим. А вот никто из наших не совершал такого плавания. Ну что, не правда?

Горшков и Авижус сумрачно молчали.

— Ну что вы носы повесили? Концерт вам надо — пожалуйста, сейчас поймаем, джаз или еще что.

— Ты погоди, Ришат, — остановил Петрас, — наших еще послушаем. Что это Крутиков как будто застучал морзянкой?

— Сводку передает, — сказал Горшков. — В это время он всегда сводки передает. Нас вот что-то забыл…

— Не забыл. — Асхатов сурово глянул на Горшкова. — У нас не забывают о товарищах.

— Так что же он?..

— Может, уже вызывал или еще вызовет… Ага! Ай да Крутиков! Ну что!

Послышался слабый голос базового радиста:

— КР-16… Слушайте меня, КР-16!.. К вам на помощь вышли корабли. Попытайтесь исправить рацию. Держите с нами связь… Все посылают вам привет. До свидания, товарищи. До скорой встречи…

— Вот так, друзья! — ликующе глянул на матросов старшина. — Теперь уже скоро мы увидим своих. — Он потер руки и подмигнул. — Отличные у нас деда. Интересно, откуда разведчики покажутся? Могут с кормы, могут и с бортов. Скорость-то у них адская, они, может, уже полокеана обшарили, а невдомек, что мы вот уже где чапаем. Ну а теперь, ребята, по этому случаю давайте устроим концерт. — Он завертел ручку настройки. Сразу зазвучала японская речь, потом застонала китайская певица.

— Поищите Владивосток, — попросил Горшков.

— Стараюсь. Вот, наверное, Манила, а это Гонолулу — гавайские гитары. Где же наши? Постойте, братцы… — Старшина прислушался к словам английского диктора. — Постой, постой, ребята, я как будто разбираю. Передают австралийцы. — Он долго слушал. Выключил приемник и сказал: — Вот такие пироги, ребята. В английском я не так уж силен, в парламенте выступать не смогу, а понимать — понимаю, особенно когда внятно читают, а сегодняшний диктор прямо все разжевывал. Попадались, правда, и незнакомые слова, да общий смысл я уловил.

— Что-то о гибели танкера? — спросил Горшков.

— Да, Алеша. Название только не разобрал.

— «Олимпик», — подсказал Авижус.

— Ишь ты! — удивился старшина. — Разве и ты в английском кумекаешь? Может, и тоннаж разобрал?

— Двести пятьдесят тысяч тонн как будто.

— Ну вот это верней — как будто.

Авижус покраснел и стал смотреть в окно, обиженный тоном старшины.

— Ты, Петрас, не дуйся, — сказал Асхатов.

— Я и не дуюсь.

— Люблю самокритичных людей. Так вернемся к танкеру. Странная история. Судно погибает при тихой погоде и спокойном море, и танкер, как я понял, совсем новехонький.

— Так в чем же дело? — спросил Горшков. — Налетел на скалы?

— Нет. Капитан посадил команду на шлюпки и пустил судно по ветру, на рифы. Тут дело связано со страховкой, братцы. Хозяева — какие-то греки, судя по фамилии. Ты не расслышал, Петрас, кто именно?

— Костакис.

— Точно, Костакис. У него не один танкер. А сейчас у них кризис. Задержка с перевозками с Ближнего Востока. Суда стоят без дела, а это влетает в копеечку. Так что набегает немало тысяч, ну и этот грек, пораскинув мозгами, решил утопить «Олимпик».

— Это его дочь, — сказал Петрас. — Старик умер в прошлом году.

— Припоминаю. В самом деле отдал концы. Так, стало быть, оставил толковую дочь. Такая не пропадет.

Горшков с удивлением спросил:

— И вы думаете, что эта тетка отхватила несколько десятков миллионов?

— Все может быть. Судно застраховано. Погибло. Попробуй докажи, что машины были в исправности.

— Не докажешь, — подтвердил Авижус. — Прибоем все искорежило. Мы тоже однажды пытались спасти иностранца в Индийском океане, да затянулись переговоры с капитаном судна. Это был французский пароход «Фламмарион». Двенадцать тысяч тонн. Шел с грузом пшеницы из Австралии. Пока договорились, начался шторм. Не подойти к рифам. Так на глазах и переломило судно пополам.

— А люди? — спросил Горшков.

— Один кочегар погиб. Каким образом — неизвестно. Все как будто сели в шлюпки, и вдруг уже у нас, на «Нептуне», одного недосчитались. На пароход наш капитан послал людей. Так и не нашли. Такое бывает: испугается человек, запаникует, а там и волной смоет запросто. В такой суматохе потерять человека легко.

Весь день разговоры возвращались к погибшему танкеру.

— Знаете, что собой представляет танкер грузоподъемностью двести пятьдесят тысяч тонн? — спросил старшина.

— Огромное судно, — сказал Горшков.

— Да чуть не полкилометра длиной. Сколько на него стали пошло! Какие машины! Электроника! Матросы на таких судах по палубе на велосипедах ездят, потому пробежишь из конца в конец — и язык высунешь, да и время теряешь. Видал я такие суда и в море, и в Японии, в Осаке. — Старшина Асхатов усмехнулся и попросил Авижуса подать гвозди; они с ним ремонтировали мачту.

Из рубки откликнулся Горшков:

— Взяла бы и продала по дешевке свой танкер в слаборазвитую страну — в Гану или в Анголу.

Старшина с Авижусом переглянулись.

— Эх, Алеха! — сказал старшина, вгоняя гвоздь в доску. — Не знаешь ты законов капитализма. Ну отдаст она танкер — и лишится своих пятидесяти миллионов…

— А сколько стоит наш катер? — спросил Горшков.

Старшина ответил, пожав плечами:

— Тысяч двадцать, видимо, не меньше, по государственной цене.

Поделив в уме пятьдесят миллионов на эту сумму, Горшков сказал:

— На страховку можно построить две тысячи пятьсот таких катеров. Целый вспомогательный флот.

— Зачем мелочиться, — сказал Авижус, — хватит десятка на три кораблей-пятитысячников, а то и больше.

Стоял уже полдень, солнечный свет лился через кисею тумана, океан катил на юго-восток бесконечные валы, на них вспыхивали пеной гребни. Поскрипывала самодельная мачта под напором паруса. КР-16 старательно резал носом синюю воду, торопясь в неизвестность.

Капитан Смит натер конец кия мелом, глядя на расположение шаров на зеленом сукне биллиарда. Предстояло сделать очень трудный карамболь: биток должен слегка задеть желтый шар, удариться в длинный борт и, отскочив, коснуться красного, стоявшего у короткого борта. Карамболь получился. Капитан усмехнулся. До конца партии ему не хватало всего пятнадцать очков.

Под колонкой цифр на доске негр-маркер подписал пять очков и с сочувствием посмотрел на проигрывающего мистера Гордона.

Капитан сказал:

— Ваша игра, Стэн. Чтобы сравняться, вам надо набрать только двадцать пять очков. Играйте смелее, и чем черт не шутит!

— Задача для меня непостижимой трудности. Ведь я очень слабо играю. В нашей университетской биллиардной я почти всегда проигрывал. Были просто потрясающие игроки среди студентов…

Он сделал карамболь очень легкий, затем получился и второй, шары не раскатывались далеко, и он взял еще десять очков. Теперь он отставал только на пять очков.

— Я сам удивляюсь, — сказал мистер Гордон с виноватой улыбкой. — Ну уж такой мне никогда не сделать! — Он ударил желтый шар, и его словно магическая сила потянула к другому шару, раздался легкий треск удара — карамболь. Мистер Гордон посмотрел на партнера и поразился холодному, враждебному взгляду внезапно потемневших голубых глаз. — Ничего не могу понять, как это у меня получается? — сказал мистер Гордон, занося кий для удара. Чтобы не огорчать капитана, он решил проиграть и пустил шар, рассчитывая на промах, но опять непонятным для него образом сделал карамболь. После этого удара шары стали так, что промахнуться было просто невозможно; чтобы не обидеть подыгрыванием, мистер Гордон двумя ударами закончил партию.