— Тоже мне — ничего особенного! Самый четкий график жизни. В конце концов станешь председателем колхоза, знатным человеком.

— Жизнь большая. Все может быть. В чем я только уверен, так это в том, что жить буду как надо…

— Вот это правильно ты сказал: как надо! Ведь каждый человек должен жить по совести. Если бы все жили как надо, то весь свет другим бы стал, все бы преобразилось. Тогда, может быть, плыли бы мы сейчас не на КР-16, а на океанской яхте с оранжевыми парусами из капрона. — Старшина с сожалением глянул на потухший окурок, однако не стал его выбрасывать, а развернул и вытряс из него несколько несгоревших крупинок табака в кисет. Спросил: — Как там наш улов? Не сорвет ветром?

— Не думаю. Алексей прибивал горбушу к рубке. Нет, ветер ее не сорвет. Он уже стихает.

— Все-таки пойду гляну.

Петрас ничего на это не ответил: будь он и сам на месте Асхатова, тоже все бы осмотрел, проверил. Мало ли что может случиться. Рыбы они больше могут и не встретить. Им и без того необыкновенно повезло. Так в море везет не часто. Когда Петрас мастерил якорек из крючков и видел недоверчивые взгляды товарищей, то и сам начинал сомневаться в возможности удачи. Надо было, чтобы там, где-то в глубине, появился косяк рыбы именно под их катером.

Старшина, держась за поручни, обошел рубку. Качка не стихала. КР-16 кренило из стороны в сторону, поднимало вверх, бросало вниз. Но во всем этом старшина чувствовал не хаотические, судорожные рывки, как во время ледяного урагана или после, когда во время штормов рвался плавучий якорь,

— сейчас угадывался слаженный ритм, которому подчинялись и море и катер.

Небосвод косо падал в океан. Петрас подумал, что звезды, купаясь в волнах, становятся все чище и лучистее. Его мысли вернулись к рыбной ловле, и он вновь пережил радость необыкновенной удачи. Затем он стал думать о возвращении домой. Представил себе удивление отца и деда после его рассказа о глубинном лове, как они переглянутся друг с другом, но хвалить его не станут, чтобы не сглазить. Потом он обойдет своих друзей, вместе они пойдут в клуб на танцы…

Лейтенант Лоджо и Малютка Банни присели на диван в вестибюле шестой палубы.

— Обзор прекраснейший, — сказал лейтенант. — Каюта 481. Он только что туда вошел. — Лоджо нервно потер руки.

— Это ты, Ник, точно подметил. Сейчас к ужину переоденется, деньжат прихватит для игры и выйдет.

— Я возьму его на себя. Ты же действуй! Выгреби весь его арсенал. Ничего не бойся, я за все отвечаю.

— Да, уж если выйдет скандал, тогда выручай…

— Постарайся все обделать без шума и побыстрее, словом, как договорились. Я бы и сам, да мое положение и приказ капитана повременить с обыском меня связывают. А то бы… Должен сказать тебе, что мне приходилось и не с такими встречаться.

— Встречаться одно, вот как прощаться? Надо смекнуть в один миг, а не то кончатся встречи и прощанья.

— Да, Банни, он крепкий орешек. Но ты помни, что я тебе обещал.

Банни хлопнул лейтенанта Лоджо по спине:

— Веселый ты парень, Ник. С тобой не соскучишься, и умен чертовски. Ты вот скажи мне: почему Антиноми ввязался в мокрую аферу? Такой специалист — и так рискует?

— Специалист? Он что, инженер или ученый? — усмехнулся Лоджо.

— Бери выше. Сколько получает твой инженер или ученый?

— Смотря кто. Некоторые зарабатывают и двести, и даже триста тысяч в год.

— Ну так это единицы, и в год. А он в один вечер может сто косых взять. Карты в его руках как послушные дети.

— Верно, он же шулер!

— Экстра-класса! Ни разу не попался. Я прежде знал его только как игрока, а здесь он маклером стал. Говорит, что каждый человек — мишень для стрельбы. Это как-то мне сразу не понравилось, Ник. Должно быть, его шибко приперло, коль обратился ко мне, едва зная, решил деньгами купить. Не все продается и покупается. Неужели, Ник, я похож на негодяя?

Лейтенант Лоджо уставился на него, сведя глазки к переносью, словно впервые увидел, помотал головой:

— Нет, Банни, в твоих чертах есть что-то благородное.

— Не врешь?

— Клянусь, Банни. У тебя на редкость располагающая внешность.

Малютка Банни ощупал зардевшиеся вдруг щеки, самодовольно сказал:

— Наверное, правда. Я никаких явных пакостей не делал, ну чтобы так прямо. На скачках приходится комбинировать, так это же бизнес. Кто не зарабатывает? Ну еще кое в чем (на ум Банни пришел ограбленный банк), так ведь если не ты кого надуешь, так тебя проведут. Нет, Ник, жизнь моя, пожалуй, не совсем подлая. А ты знаешь, я рад, что встретился с твоими друзьями и с тобой, конечно. Мне особенно приглянулась мисс Брук. Согласись она, я бы женился на ней вот хоть сейчас. Это я тебе откровенно, как другу…

— Из каюты 481 вышел Антиноми, — вдруг насторожился Лоджо.

— Вижу, Ник. Двигает к ресторану. Давай и мы за ним!

— Он тебя не видел? — обеспокоенно спросил лейтенант.

— А хотя бы и видел. Он же не идиот, чтобы пришить меня здесь, на виду у публики, да еще когда ты рядом.

— Да, ты прав, Банни. На людях он не посмеет.

— Что я и говорю, Ник. Давай иди помаленьку. Глаз с него не спускай. Сейчас все потянулись на ужин, так что в толпе он тебя не сразу засечет.

— Пусть примечает. Я должностное лицо.

— Вот, вот, Ник. Нам на руку твоя должность… Он хочет разнюхать, где наши.

— Они ужинают сегодня в каюте Джейн.

— Точно, Ник. Он увидит, что их нету, и станет решать, что же предпринять. Может, вернется или будет дожидаться ночи — часов трех-четырех. Первым он попробует кокнуть где-нибудь в коридоре негра.

— Откуда у тебя такие сведения?

— Ты сам подумай, кто полезет в каюту дока после случая с Мадонной?

— Ах да, я разрешил ему оставлять собаку на ночь в каюте.

— Док у наших за главного. А вожака всегда убирают первым.

— Ишь ты! — Лейтенант Лоджо с любопытством посмотрел на собеседника.

— Теперь это у Антиноми не выйдет, Ник, если ты не спустишь с него глаз. Иди, Ник!

— Иду! Только и ты не забывай об осторожности! — В голосе лейтенанта Лоджо прозвучала тревога. — Как только найдешь оружие, немедленно звони в бюро Бетти. Я буду держать с ней связь. Затем я попрошу синьора Антиноми пожаловать в свою каюту, возле которой будут стоять мои люди…

— Да сколько можно об этом, Ник?

— Ну, ну, все. Мы затеваем обыск. Находим нужное…

— Протокол? Арест?

— Вот именно, Банни! Прощай и помни…

— Подожди, Ник. Если вдруг он повернет сюда, пригласи его к себе, дай ему заполнить какую-нибудь анкету. Или лучше заведи разговор об отце Патрике. Это развлечет Антиноми.

— Банни! Ну кого ты учишь?

— Ладно, ладно, Ник. Валяй!

— Вдруг он взял оружие с собой?

— Не должен. Раз его застукал Гарри Уилхем, он теперь станет осторожнее. Возьмет свои машинки, только когда пойдет на дело.

— Куда он мог их спрятать?

— Мест для этого в каюте не так много. Удачи, Ник!

— Удачи и тебе, Банни, только помни основное правило криминалиста: хладнокровие, хладнокровие и еще раз хладнокровие. — Голос лейтенанта Лоджо заметно дрожал. — Ключ у тебя?

— Да, Ник. Иначе мне пришлось бы терять время с отмычкой.

— Не потеряй! И, пожалуйста, будь осторожен. Я пошел на это преет… нарушение инструкции только из высокого понимания долга…

Малютка Банни мигом открыл каюту Антиноми запасным ключом. Вошел. Затворил за собой двери. Вытащил ключ из замка и, шагнув в салон, остановился пораженный: в кресле спал толстый человек, его обрюзгшие щеки вздрагивали, галстук-бабочка съехал на сторону, на ковре валялся черный пиджак и стояли стоптанные туфли.

Малютка Банни оторопело глядел на спящего, улавливая в чертах его размякшего ото сна лица что-то знакомое.

Толстяк приоткрыл правый глаз:

— Вы вернулись, сэр? — И, увидев свою ошибку, открыл и левый глаз, сделал попытку приподняться? Его удивление сменилось любопытством: — Вы к мистеру Антиноми?