— Михельсон может не поддаться давлению.
— Тогда этот эпизод ляжет в копилку общественного недовольства! Лояльность общества «надзору» — вот наша цель. Каждая ошибка Михельсона должна вызывать бурную истерику, а посмевшие его поддержать — подвергаться суровой обструкции.
— Мы работаем над этим.
— Плохо работаете.
Увы, на этом месте Лаванда закончила разливать чай и вынуждена была удалиться.
То, что для внутренних ингернийских разборок Искусники привлекают внешних агрессоров, возмутило армейского полковника Килозо до глубины души.
«Ничего святого!!! Слабые и беспомощные, ха! А возвращение, подразумевается, во власть? Правильно их Роланд гонял, жаль что не добил. Увертливые, гады!»
На взгляд Лаванды, в Ингернике жилось просто замечательно, а ей было, с чем сравнивать. В реформации а-ля Хаино страна не нуждалась.
«Надо разобраться, что это у них там за «главная цель“. Нечто такое, что одним махом изменит расстановку сил и позволит им творить все, что вздумается. Пугающая перспектива. И еще этот артефакт, открывающий дорогу Потустороннему… Такой, как Хаино, его скорее активирует, чем уничтожит. Впрочем, верить сказанному Посвященным — себя не уважать. Просто мозги узлом завязываются! Нет, нельзя сейчас уходить».
И Лаванда продолжала заваривать чай, поддакивать Хаино и ободрять сектантов. Настоящий шпион может ждать своего часа десятки лет, но почему — то белая была уверена, что все разрешится намного раньше.
«Невозможно колебаться на грани до бесконечности. Да и у «заморских друзей“, если это са — ориотцы, столько времени нет. Этот год будет решающим!»
Еще пару месяцев потерпеть беспокойных сумасшедших Лаванда была в состоянии. Она не сомневалась, что на этот раз секта будет истреблена до корня, а Посвященный метался по Ингернике, пытаясь убежать от своих следов.
Просвещенное ингернийское общество лихорадило.
Журналисты взахлеб обсуждали промахи правительства и недостатки внешней политики, но Ларкес воспринимал происходящее как простую сумму противостояния двух сил. Шумные каштадарцы, мрачно — раздраженные беженцы и даже нежити, тупо хотящие жрать, все представлялось ему в виде фишек, совершающих тот или иной ход в игре. Любой эмпат в два счета объяснил бы старшему координатору, насколько мир сложнее его представлений, именно поэтому к эмпатам Ларкес не обращался. Аспекты реальности, не имевшие отношения к совершаемой мести, черного мага не интересовали.
Однако есть в жизни события, которые даже одержимый игнорировать не может. Например, визит конкурентов.
Это был один из немногих случаев, когда расширенное заседание министерского Круга состоялось вне стен замка Деренкорф. И Ларкес знал, почему: помещения крепости спешно оборудовались защитой от летучих ядов и зачарованных диверсантов, а вот учебный центр НЗАМИПС северно — западного региона (тот, что под Дрейзелом) к новым угрозам оказался готов если не полностью, то весьма и весьма. Собирать столько ответственных лиц в любом другом месте было бы преступлением.
И вот теперь Ларкес с тихой гордостью приветствовал гостей (особенно — черных). Что может быть лучшим доказательством его способностей как старшего координатора региона, чем проявление такого доверия? Имелось в положении хозяина и другое преимущество: Ларкес заранее знал, кого ждать. Это давало время подумать над подбором участников заседания, который был странным, очень странным.
Понятно, когда за одним столом сидят координаторы регионов, шеф жандармов и главный цензор (они почти всегда собирались в таком составе). Неплохо вписывались в компанию представители армейского командования, худо — бедно можно объяснить присутствие министра Целительных практик (его подчиненные сплошь военнообязанные), к министру Алхимии и ремесел тоже наверняка возникнут вопросы. А вот что тут делать Курту Дайхангу, министру Общественного воспитания? Если только его ведомство, опекающее не только школы и приюты, но и тюрьмы, не решено считать, в некоторой степени, силовым. И уже совсем странно выглядела среди мужчин Алия Саванти, министр Общественных благ. Белая вообще не имела в своем подчинении вооруженных людей, правда, лидировала по количеству работающих на нее эмпатов.
«Может, правительство решило показать са — ориотцам цирк? Или развлечь душеспасительной беседой».
Конечно, Ингерника давно уже не находилась с кем — то в состоянии войны, но логики Ларкес не улавливал, и это заставляло его то и дело пробегать пальцами по левому лацкану пиджака, демонстрируя знающим людям свое неумение. Очевидно, что господин Михельсон имел относительно происходящего какой — то план, и старшему координатору оставалось только подчиниться решению начальства.
Заседание началось в третьем часу дня с доклада шефа министерских аналитиков, Филиппа Олемана.
— … таким образом, сочетание прямых измерений и данных, полученных при помощи инструментального контроля, позволяют заключить…
Ларкес почти не слушал докладчика — то, что мистер Олеман имел сообщить министерскому Кругу, старший координатор благополучно вычислил сам. Частично — из сообщений подчиненных, частично — из сведений, полученных от генерала Зертака (в обмен на несколько пустячных услуг), а кое — что он узнал от Акселя, неожиданно помирившегося с Тангором. Очень показательно. Последнее время сильные черные гораздо охотнее общались друг с другом, а те, кто послабей, старались пройти ритуал Обретения Силы и записаться хоть в «чистильщики», хоть в «надзор». На взгляд Ларкеса это было плохим знаком.
«Все маги чувствуют нависшую над миром тень. Белые кучкуются вокруг всевозможных школ и Церкви, а черные предпочитают силовые структуры. Интересно, будет ли наше Зло таким же, как Зло И'Са — Орио-Та?»
Пока выводы группы министерских аналитиков, заново набранной после разоблачения Леона Хаино, полностью совпадали с его умозаключениями.
Основная масса эмигрантов из Арангена осела в трущобах городов северо — восточного и центрального региона, вызвав всплеск преступности и появление пары энергонасыщенных нежитей. Вопреки уверениям отдельных эмпатов, вырвавшиеся из кабалы крестьяне возвращаться на пашню категорически не желали. Жандармерия и НЗАМИПС делали все возможное, чтобы предотвратить вовлечение таких масс народа в криминальную деятельность: нуждающихся проще было накормить бесплатно, чем потом содержать на каторге.
«А еще лучше — найти им занятие, все равно какое, лишь бы дурью не маялись».
Плотно опекаемый армейскими экспертами Аранген медленно возвращался к нормальной жизни. Через прозрачную границу с Каштадаром в обезлюдевший район массово эмигрировали черные с сопредельных территорий — беспокойное и нахальное племя. Среди них попадались и бывшие арангенцы, проданные втихую заграничным колдунам, на попытки землевладельцев восстановить свои привилегии они реагировали крайне агрессивно.
«Поздно на фому солью сыпать! Теперь бонзы смогут вернуться в Аранген только на плечах экспедиционного корпуса, а послать того же Зертака, по определенным причинам, правительство не сможет. Пусть губернатора в Краухард стажироваться отправляют — картина скоро будет один в один».
Ларкес терпеливо ждал, пока собрание осознает некое противоречие, делающее положение Ингерники весьма шатким — он был хорош в анализе, но не всегда умел доходчиво объяснить его результаты.
— … еще по крайней мере несколько лет…
«Количество регистрируемых потусторонних феноменов все еще растет, хотя и не так быстро — мы близки к максимуму. Или к насыщению? Если Аксель прав и годы спокойствия — результат запрещенного ритуала, сильного улучшения ситуации можно не ждать» Мистер Олеман невзначай нашел глазами Зертака. «Вот оно!» Ларкес сел ровнее — разговор переходил на практические вопросы.
— … в самом ближайшем будущем карантинные феномены займут до трети территории империи, не считая ее островной части…
«Карантинные феномены — нежити, которых боевые маги не в состоянии уничтожить, несмотря ни на какие жертвы, в Ингернике про них уже начали забывать. Ведьмина плешь, разрастающаяся до размера нескольких округов, водоемы, загустевшие от Черных прядей, безобидные чарики, сбивающиеся в шар до трех метров диаметром, который при этом еще и способен летать. Таких монстров людям остается только морить голодом — лишать доступа к жертвам, а для этого надо, чтобы было, куда уйти. И не на год — на несколько десятков лет. Подумать только! Если бы не Тодер, после Реформации мы могли бы осесть в И'Са — Орио-Те».
