На лице Гуррака выступила испарина, но только что он получил все гарантии, о каких только мог мечтать. Сердар поклонился, потом подошел к краю стены и шагнул вниз.

Азак дважды щелкнул пальцами, и к нему подбежали два герольда.

– Сообщите принцу Фаркану ак'Азаку, что сердар Гуррак встретился с предками, и принцу надлежит принять командование Четвертым отрядом… – халиф посмотрел на улыбающегося Азарака, но не заметил у него в глазах недовольства, – временно. А ты отправляйся в секретариат, пусть подготовят необходимые бумаги.

Герольды умчались.

Ну что ж, теперь куцебородому Азараку будет о чем подумать. Конечно, не исключена вероятность, что двое сыновей организуют заговор против отца и поднимут четверть армии, но для этого им надо было хоть немного доверять друг другу, а доверие не входило в число семейных обычаев. В этом назначении для сыновей халифа от первой жены крылся намек на то обстоятельство, что их многочисленных младших братьев отныне стоит воспринимать всерьез. Теперь Фаркану придется получше заботиться о собственной безопасности.

Азак пошел прочь. Халифу не терпелось уйти с солнца и приступить к работе над ожидающей его горой документов. И кроме того, хотелось узнать, с чего это идиоту Куаразаку взбрело в голову нарушить приказ и вернуться в порт.

Возможно, вскоре Зарку понадобится новый адмирал, точно так же, как сегодня понадобился новый сердар.

Азаку нравилась Квернская крепость, строгая и содержащаяся в хорошем состоянии. Помещение, в котором Азак велел устроить приемный зал, раньше, наверное, использовали под офицерскую столовую. Зал был невелик, от ничем не украшенных каменных стен гулко отдавалось эхо. Свет с трудом просачивался в окна, прорубленные в стене в несколько пядей толщиной и скорее напоминавшие туннели. Даже сейчас, накануне дня летнего солнцестояния, в зале было холодно. Вокруг заваленных документами столов, словно мухи, роились секретари. Халиф прошел в глубь комнаты и уселся за свой стол. За спиной у халифа находилась запасная дверь – так, на всякий случай.

Еще одно преимущество этой комнаты заключалось в том, что она была закрыта магическим щитом, который много лет назад поставил Фуркар. По такому же щиту волшебник поставил в каждом из замков и крепостей, где приходилось бывать халифу во время его путешествий по Зарку.

Куаразак был невероятно уверен в себе. Уже по одному тому, как его сын вошел в широко распахнутые двери и двинулся к столу халифа, Азак догадался, что тот не испытывает страха. Взмахом руки халиф приказал секретарям удалиться, и те, словно рой жуков, устремились к выходу из зала, путаясь в подолах черных одеяний.

Теперь халиф и его старший сын могли поговорить с глазу на глаз, не опасаясь, что их подслушают. Куаразак остановился и склонился в низком поклоне, едва не коснувшись тюрбаном коленей.

Для адмирала, в военное время нарушившего приказ халифа, принц держался поразительно самоуверенно. В течение последнего часа, когда халиф возился с бесконечными эдиктами и рескриптами, часть его проворного разума не переставая обдумывала это событие. Никакого разумного объяснения халиф так и не нашел.

Неповиновение часто наводит на мысль о перевороте, но халиф не верил, что это произошло бы подобным образом. Сейчас, накануне войны, Азак, возможно, был в наибольшей безопасности, считая с того самого момента, когда двадцать один год назад опоясался кушаком правителя Араккарана. Если сейчас халифу и могло что-то угрожать, так это кинжал или яд, а отнюдь не корабль – особенно когда халиф находился в полулиге от моря.

Возможно, не обошлось без чародейства. Лишь на мгновение взгляд халифа скользнул по застывшей в дальнем углу зловещей черной фигуре придворного колдуна Фуркара. Если бы Фуркар решил сменить хозяина, то проделал бы это очень быстро. Да, волшебник вполне мог сделать нечта подобное.

Мог, но не вместе с Куаразаком. Старший принц был хорош, и все же не до такой степени, чтобы делать на него ставку. И халиф, и Фуркар знали это. По меркам обычных людей Куаразак, бесспорно, считался человеком выдающимся – высокий, красивый, безжалостный, умеющий быстро думать и стремительно действовать. Почти копия своего отца, каким тот был в юности, и все же копия неточная. По сравнению с Крандаразом он был ничтожеством и сам знал об этом. Возможно, больше всего на свете Куаразак хотел бы выяснить, куда делся Крандараз. И это было последним, что открыл бы ему халиф.

Теперь Куаразак ожидал позволения заговорить. Азак не предложил принцу занять свободный стул. Сидеть в присутствии халифа дозволялось лишь Фуркару.

– Причина должна быть важной, – негромко произнес халиф. – Очень важной.

– Да, государь. Вы одобрите мои действия. – Рубиновые глаза принца блеснули.

«Ты что же, щенок, собрался сыграть со мной в мою собственную игру?» О, принц был всецело уверен в себе! Он конечно же боялся отца – страх перед халифом испытывали все и всегда, – но боялся намного меньше, чем обычно, и меньше, чем должен был бы бояться.

– У тебя есть тридцать секунд.

– Я привез пленника, государь, которого вы захотите допросить сами.

Азак положил руки на стол. Принц уложился даже в меньшее время.

– Пленник? Я думаю, что никакой пленник не оправдает твоего присутствия здесь, разве что это сам император.

Принц издал негромкий утробный смешок:

– Вряд ли.

– Ну или колдун Рэп Краснегарский. Наверняка они теперь в союзе!

– Нет, государь, это не он, но вы почти угадали.

Халиф напрягся, и его старая рана на ноге заныла.

– Кто этот пленник?

– Его жена, – победно улыбнулся Куаразак. – Или, по законам Зарка, ваша жена.

Весь остаток дня мысли об Иносолан терзали халифа, словно боль от загноившейся раны. Если бы Азака заранее спросили, он ответил бы, что возможность возвращения Иносолан в Зарк так же незначительна, как надежда на то, что джинны когда-либо научатся верности. Слишком подозрительно для простого совпадения. Ее появление наверняка подстроено. Что, если оно связано с готовящимся вторжением? Халиф терялся в догадках, кто же это подстроил – сам Рэп, император или Всемогущий. Замешаны ли в это дварфы или гоблины? И наверняка не обошлось без волшебства! Мотивы, способы, виновники – все это оставалось для халифа тайной за семью печатями.

Несколько раз Азак ловил себя на том, что его мысли рассеянно блуждают где-то вдали от потока документов, проходящих через его руки. Иносолан! Не может быть, чтобы это была сама Иносолан! Это наваждение, какая-то ловушка.

Куаразак был полностью уверен, что привез Иносолан. Принц настаивал, что это именно та женщина, которую он видел много лет назад во время церемонии бракосочетания. На корабле принц допросил Иносолан – он сказал, что не применял силу, только угрозы. Пригрозил, что ее поочередно изнасилуют все матросы флота, но так и не смог ничего узнать. Ведь это была Иносолан. Она заявила, что у нее дело к самому халифу и она не намерена обсуждать его ни с кем другим. Еще она сказала, что у халифа на боку – вот здесь вот – есть треугольный шрам. Шрам действительно был, хотя теперь уже едва различимый.

Волшебство? Это наверняка было волшебство. Азак отправил Фуркара, чтобы тот все проверил лично, а затем попытался выбросить эту историю из головы и заняться делами. За день до начала величайшей войны столетия халифу было некогда витать в облаках, размышляя о свадьбе двадцатилетней давности, о свадьбе, которая так и не была доведена до конца.

«Пока что не была», – заговорило в халифе искушение.

Куаразак принял правильное решение. Азак прямо сказал принцу об этом. В непредвиденной ситуации его сын повел себя так, что халифу не в чем было его обвинять. Как жена чародея женщина была бесценным пленником. А как бывшая жена халифа она являлась государственной тайной, которую надлежало скрыть ото всех. Как ни удивительно, Куаразак сумел выбраться из этой сложной ситуации, чего халиф никак от него не ожидал.