И тут кого-то дергает ляпнуть:

— Если подумать, так обжегся здесь, может, не только Стэн.

Внезапно все обращают на меня многозначительные взгляды.

Затем тот же тип делает шаг вперед и произносит «Росс» особым тоном. Тот мелкотравчатый мерзавчик, который обычно слишком низок для моего радара. Но сегодня я его замечаю. Он скалит зубы в дурацкой самолюбивой улыбочке, и из какой-то сонной глубины возникают слова:

— Как поживает твоя жена? Полина здорова?

Все разом настораживаются.

— Это еще что? — огрызаюсь я. — Ты думаешь, я пущу кого-нибудь из этих Джоэлов на корм рыбам?

Мерзавчик не может сдержать ухмылки, подмигивает и говорит:

— Так ведь, Росс, если хорошенько подумать, значение имеет только один Джоэл.

В обеденный перерыв я решаю вместо насыщения заняться тяжестями. Но, переодевшись и поднявшись в зал, отказываюсь от своей затеи. Четверо Джоэлов бегут бок о бок на тренажерах, а пятый разминает брюшные мышцы. Движения бегунов одинаково ровные, но ближайший Джоэл погрузнее и заметно медлительнее. Меня замечает Джоэл с брюшными мышцами и машет мне, всем своим видом выражая готовность поболтать. Да только мне-то болтать совсем не хочется, и вот почему я прячусь, быстро отступаю в раздевалку, снова облачаюсь в костюм и галстук и выскакиваю на улицу.

Обычная компания обедает в новом ресторанчике за рыночной площадью. По дороге я замечаю минимум трех Джоэлов. Один за рулем «лексуса», второй выбирается из лимузина, а третий дает интервью на перекрестке толпе иностранных корреспондентов. Он говорит:

— Да, я чудесно провожу время. — Потом ждет, чтобы его слова повторили на других языках. Затем добавляет: — Мне даже некогда побывать в доме моего детства. Так что, да, это было очень приятное путешествие.

Наши взгляды встречаются, но в глазах этого Джоэла нет и намека на то, что он меня узнал.

Ресторанчик набит битком. Наша компания, толкаясь локтями, сгрудилась у маленького столика.

— Что происходит? — спрашиваю я.

Кто-то указывает локтем.

Ресторан разделен легкой ширмой. Вторая половина зала полна Джоэлов.

Мне видны некоторые лица, я слышу одинаково звучащие голоса, и внезапно все Джоэлы разражаются утробным хохотом. Официантки и метрдотель носятся туда-сюда, стараясь, чтобы именитые гости были довольны. Официантка, одно время лично моя длинноногая Хизер, семенит к ширме с одиноким стаканом воды на подносе. Она обходит меня стороной и скользит дальше, и один из моих друзей говорит:

— У тебя с ней все?

— Да, мне надоело, — отвечаю я.

Они смеются, и тут кто-то говорит:

— В баре есть места.

Но я обнаруживаю, что мне совсем не хочется есть. И потому я выхожу на улицу и направляюсь назад в контору. По дороге останавливаюсь у пирожковой перекусить, потому что у меня нет ни малейшего желания возвращаться на работу раньше времени. Сижу у пластиковой стойки, ем пирожок диаметром с крышку канализационного люка и игнорирую потоки пешеходов снаружи.

Когда дверь открывается, звякает колокольчик.

После третьего или четвертого звяканья знакомый голос произносит:

— Росс!

Проглатываю последний кусок пирожка, ловко складываю салфетку так, что все крошки остаются внутри. Потом разбираю номер на рубашке. Пятьсот Сорок Пять. Искоса бросаю взгляд на лицо и гляжу на салфетку с крошками.

— Я видел твою фотографию, — говорит этот Джоэл. — Ты ведь Росс Келайн, верно?

— Ну, и?..

Протягивается рука, я ее не замечаю. Тут он говорит мне с глубочайшей серьезностью:

— Нам было по десять, и мы залезли на большую плакучую иву за школьным двором.

Я помню эту иву.

— И что же? — спрашиваю я.

— Я жутко боялся высоты, а ты нет. Все лез выше и выше…

Тут я смотрю ему прямо в лицо. В большие, печальные, удивленные глаза.

— Так что произошло?

Но он способен только выпалить:

— Черт, до чего же здорово снова тебя видеть, Росс! Нет, правда.

В последний раз я видел их вместе на дне рождения Полины, когда ей исполнилось тридцать. Мы с ее сестрой закатили для старушки вечер-сюрприз, и можете сами догадаться, кто из нас послал особое приглашение Джоэлу. Я, собственно, узнал, что он здесь уже после закусок и тостов. Полина отправилась в туалет и все не возвращалась, вот я и пошел посмотреть, где она. Былые влюбленные стояли у входной двери Немецко-Американского клуба.

— Эй, парень! — сказал я. — Только что добрался сюда?

Он блеснул на меня улыбкой и сказал «Росс» абсолютно дружеским тоном.

— Нет, я как раз прощаюсь.

— Я тебя не видел, — пожаловался я.

— Я был в задних рядах, зрителем, — объяснил он. Потом блеснул той же улыбкой на Полину и добавил: — Как я уже сказал, мои поздравления. Вечер был прекрасный.

— Верно, — промурлыкала моя жена, обвивая сильной рукой мою талию.

— Ты счастливица, — сказал он ей.

— И очень, — согласилась она.

Волна слащавого дружелюбия, но у меня всего одна мысль: поскорее бы Джоэл убрался. А когда дверь закрылась, я сумел сказать только одно — с яростным отчаянием:

— Эта твоя услужливая сестрица!

Полина прожгла меня взглядом.

Потом произнесла негромко и резко:

— Знаешь, Росс, ты, того гляди, все растранжиришь. Все монетки, которые заработал тебе этот удивительный вечер.

По дороге домой на моем пути возникает небольшой и непривлекательный бар. Он меня устраивает своим местоположением, а также тем, что миллиардеры вряд ли в него набьются, а посетителей интересует только дешевое пивко и кено[10]. В этой уютной дымной полутьме я провожу больше часа. И к тому времени, когда добираюсь домой, у меня такое ощущение, будто мир в целом меня устраивает, а сам я, может быть, чуточку навеселе. Загонять машину в гараж мне лень, и я пытаюсь войти через парадную дверь, но ключи выскальзывают из руки. Мне приходится встать на колени, чтобы подобрать их, а к тому времени, когда я снова на ногах, входная дверь открывается сама собой.

По ту сторону решетчатой двери — Лео. Он вне себя и совсем багровый.

Я допускаю глупость:

— Что-то ты плоховато выглядишь.

Он на грани взрыва. Я вижу, как жаркая кровь бьет в его напряженное несчастное лицо, и слышу первые слова, вырывающиеся сквозь сжатые губы:

— Где ты… ты… Черт, папа!

— Что-что? — буркаю я. — Что-нибудь не так?

Видимо, все не так. По вместо того, чтобы объяснить, какая катастрофа произошла, Лео спрашивает:

— Ты видел маму?

— Маму?

— Ты хоть помнишь ее? — рявкает он.

Такой тон моего собственного сына меня не устраивает. Но я стараюсь сохранять невозмутимость и расправляю плечи в надежде, что глаза у меня трезвые и ясные. Затем голосом, который, кажется, звучит рассудительно, я спрашиваю его:

— Она еще не вернулась домой?

Мальчик взмахивает руками.

— Да нет!

Я не знаю, что говорить дальше.

Отчаянным прерывистым голосом Лео признается:

— Я надеялся, что она была с тобой.

Я гляжу на часы. Точнее говоря, вперяюсь в циферблат, так как механизм времени вдруг ставит меня в тупик. Потом мне удается высказать предположение:

— Может, она задержалась на работе?

— Нет. Я звонил.

«Ха, — думаю я, — ха!»

Наконец Лео открывает решетчатую дверь, впуская меня в дом.

— Сегодня она должна была прийти пораньше. Мы собрались за покупками. (И это говорит мальчик, который взвивается при одной мысли, что его увидят в магазине с матерью!) Ну, я позвонил к ней на работу, а она уже ушла. Еще в пять.

А сейчас почти восемь. Каким образом вдруг стало так поздно?

Лео кричит на меня:

— Где ты был?

— Совещание затянулось, — лгу я. Неубедительно. Но тут меня взбодряет выброс адреналина в кровь, и я соображаю, где может быть Полина.

— Кому ты звонишь? — спрашивает Лео.

— Тете Бекки.