— Ты думаешь, она у нее?

Нет, не думаю. Однако говорю:

— Не исключено. Уверен, так оно и есть.

— Ну, будем надеяться.

Бекки снимает трубку после первого же гудка, и я спрашиваю напрямик:

— Ты знаешь, где она?

В обычные вечера голос у нее чуть более низкий, чем у Полины. Но сейчас он почти басист и слегка напряжен — не сердитый, как ей хотелось бы, а испуганный. Она спрашивает:

— Росс? — потому что я забыл представиться. Потом всхлипывает и говорит: — Да, я знаю, где она. Так уж получилось.

Я выжидаю секунду, потом спрашиваю:

— У тебя?

Невестка отвечает:

— Была. — Затем, прежде чем мы успеем забыть, кто здесь главный, добавляет: — Да, кстати, они обнаружили затвердение. Но вроде бы его пока еще не поздно удалить.

Я не сразу соображаю, о чем, собственно, разговор. Потом меня охватывает искреннее облегчение, и я говорю:

— Что же, хорошо. Просто замечательно.

— Спасибо. — Бекки хлюпает носом, потом говорит: — Мне не велено говорить тебе, куда она отправилась… Росс? Ты слушаешь?

— Тебе не велено говорить мне. Угу. Это я понял.

— Позвонили. Ей. И она ушла около часа назад.

— И ты не можешь мне сказать, куда она пошла?

— Я обещала.

— Очень мило с твоей стороны. Так скажи, куда?

— Не могу, Росс.

— Тогда вообще о чем речь?

— А о том, — шипит Бекки в трубку, — что ты спросишь себя: «Куда моя жена могла пойти, чтобы это меня довело?» И тогда поймешь, куда. И мы сможем повесить трубки. Тебя устраивает?

Вдоль бульвара особняки побольше. И пошикарнее. И у некоторых соседей Джоэла газоны тянутся словно на мили, пока доберешься до дверей, массивных, будто во дворце. Но нашему Джоэлу присуща эдакая подкупающая простота. Его домик в тридцать комнат — всего-то! — стоит совсем близко к улице и сложен из простого кирпича, а крыша шиферная) заурядная до трущобности. В городе все до единого знают его адрес. Все до единого хотя бы раз проезжали мимо. Если не считать нескольких скрытых камер — никакого намека на настоящее обеспечение безопасности. Прямо-таки верится, что можно свернуть на дугу подъездной дороги Джоэла, позвонить в дверь… а ее откроет сам хозяин дома в любимом заношенном халате и с двухдневной щетиной на лице…

Такая вот иллюзия.

Но нынче вечером даже и этой ложной доступности нет и в помине. В пяти кварталах от дома Джоэла улица перегорожена, и полицейские, свободные от дежурства, останавливают мою машину. Самый дюжий стучит в дверцу, а когда я опускаю стекло, всовывает голову внутрь:

— Сэр! — говорит он с переизбытком почтительности. — Вы проживаете на этой улице, сэр?

Он прекрасно знает, что нет, не проживаю. Я не вписываюсь в этот мирок, и все во мне кричит о том, насколько я чужой. Однако мне удается выговорить с подлинной фамильярностью:

— Джоэл… Я думал повидаться с ним.

Верзила делает глубокий вдох, уже готовясь отослать меня подальше.

Но тут мне приходит в голову сказать:

— Собственно, я ищу свою жену. Ее зовут Полина Келайн. Они с Джоэлом старые друзья, и, конечно, если вы позвоните и спросите, то узнаете, что она там, и… ну… Так вы позвоните?

Он измеряет меня взглядом и отходит.

Я жалею, что не захватил с собой Лео. Он, наверное, к этому времени уже рыдал бы от ужаса, что потеряет мать, и сцена выглядела бы очень убедительно. Но я повторяю и повторяю себе, что вполне достаточно и одного перепуганного.

Тут возвращается охранник. Вид у него мрачный. Почти гневный. Но он делает мне знак проезжать, говоря:

— Через три квартала справа будет свободное место, где можете припарковаться. Оставьте в машине все, кроме себя. Я понятно говорю, сэр?

Понятнее некуда.

Обещанное пустое место ждет меня. А в остальном широкая улица и почти все длинные подъездные дороги заполнены лимузинами, «мерседесами», отрядами скучающих шоферов в форме, и я спрашиваю себя, как относятся соседи к растянувшейся на месяц вечеринке Джоэла. Или он им всем хорошо заплатил? И вовсе не так уж странно, тем более, что адвокаты и врачи редко зарабатывают так много, как привыкли делать вид.

Последний особняк сияет огнями (гирлянды лампочек на деревьях), и вокруг светло, как днем. Один из немногих островков тени выбрасывает очередного охранника. Он называет меня по фамилии.

— Вот, сэр. И не снимайте ее! — предупреждает он, пришпиливая к моей рубашке опознавательную карточку. Желаю приятно провести время.

— Я ищу жену, — признаюсь я.

Он покачивает головой.

— Извините, такой информации я не даю. — Тут он ухмыляется. — Гости почти все в саду за домом. Налево и по освещенной дорожке, сэр.

Да, внушительным особняком Джоэл не обзавелся. Но мало кто отдает себе отчет, что ему принадлежит несколько акров прекрасных рощ и ухоженных газонов, которые нельзя увидеть с улицы. Газон сразу за домом и по величине не уступит футбольному полю. Он ярко освещен и кишит человеческими фигурами — в основном фигурами Джоэлов. Но даже если заранее знаешь, что увидишь, это не спасает. Я испытываю и удивление, и ужас; в каком-то отношении волнующее предвкушение, а в каком-то другом — почти панику. И становится еще хуже, когда сотня одинаковых голосов окликает меня «Росс!» с искренним дружелюбием.

Наверняка имеется такая альтернативная вселенная, где я поворачиваюсь и убегаю. И уж конечно, наберется целый букет реальностей, в которых я впадаю в упоительное безумие. Но в этом мире я не сдаюсь, глядя, как со всех сторон приближается знакомое лицо, и они все спрашивают: «Как ты, Росс? Где ты пропадал, Росс? Хочешь подзакусить, Росс? Чудно выглядишь, Росс, а?»

Смутного света достаточно, чтобы разобрать номера.

Мой взгляд перепрыгивает с груди на грудь, а потом у меня начинает рябить в глазах, и я проталкиваюсь через толпу, увертываясь от вопросов и тарелочек с даровым угощением. Красивые женщины, молодые и не такие уж молодые, в вечерних платьях с низким вырезом или в расхристанных спортивных костюмах, висят каждая на своем конкретном Джоэле. Я вглядываюсь по очереди в их лица. Я ищу мою жену. Значение имеет только она одна, говорю я себе. Остальные здесь — нереальны. Во всяком случае в моей вселенной.

— Эй, Росс!

Я стряхиваю руку с плеча, но она снова на него ложится. Тяжело.

— Росс! — кричит этот Джоэл.

Я оборачиваюсь, бросаю на него предостерегающий взгляд, а потом почти машинально смотрю на такой многоговорящий номер, пришитый к его рубашке.

Девять, читаю я.

И второй раз.

Мой взгляд вспыхивает, пылает.

Мой враг улыбается мне с самодовольным пренебрежением. И точно таким же тоном говорит:

— Тебя как будто что-то тревожит? В чем дело, Росс. Личные неприятности?

— Где она? — выпаливаю я.

— Что-что? Ты не знаешь, где она?

Я смотрю на ближайшие фигуры, задерживая взгляд на каждой высокой блондинке.

— Росс, — мурлычет он, — ты не очень обращаешь внимание на свою жену. То есть если ты не знаешь, где она…

И вот тут я врезаю подонку.

Хочу сбить его с ног, расквасить нос, но я редко работаю кулаками. Джоэл Номер Девять успевает загородиться левой и принять на нее мой удар, устояв на ногах. Потом бьет меня. Не знаю, почему, но в его ответном ударе есть что-то жалкое. Удар этот на редкость силен, почти злобно сокрушающ, в него вложены бешенство и расчет. Я понимаю, что он хочет уложить меня. Но он куда ниже ростом, богат и выглядит дурак дураком. Его первый удар — в подбородок, и я оглушен. Потом два быстрых удара в живот. Только и я совсем озлился, а в свое время поработал с брюшным прессом и удар держу хорошо. Со стороны я в этой драке выгляжу как пассивная жертва. Джоэл Девятый как будто соображает, что бить меня по животу не имеет смысла и прицеливается мне в лицо, а я откидываюсь, чтобы он промазал. И тут же просто толкаю мерзавчика, и он валится навзничь. Тогда я наступаю ему на грудь ногой и воплю в его искаженное, растерянное лицо: