Он читал ее, как раскрытую книгу, но старался не причинять боли, баюкая утомленное сознание в неожиданно теплых «руках» своего дара. На миг их тела укутала вспышка ярчайшей маги, смешивая серебро с чернотой, что лианами вилась по слабо мерцающему щиту, и все исчезло.

Веки отяжелели, голова упала на грудь щурившегося иршаса, когда послышался короткий приказ: «спи».

И Рин только успела подумать, что до этого дня никто и никогда не смотрел на нее так, как ал-шаэ Нильяр шэ Льяшэсс. Этот взгляд пугал и завораживал, и, больше всего на свете, его хотелось разгадать.

Что ей снилось, Рин не помнила, но, ничего тревожного. Напротив — во сне было тепло и светло, и, впервые за долгое время, исчез проклятый страх и чувство предопределенности. Словно кто — то укрыл от всех бед.

Она зевнула, потягиваясь. Тело было наполнено приятной истомой — ни следа усталости и боли. Над головой виднелся потолок, украшенный дивными узорами: изумрудно-зелеными, искристо-белыми, солнечно-золотыми, темно-синими. Упорядоченный хаос… Хаотичный порядок. Четко отражает суть…

По телу невольно прошла дрожь — сейчас Рин снова была в человеческом виде. Она помнила, что произошло, но эти воспоминания казались поблекшими, отошедшими на второй план, смягчая переживания. Так болит и ноет душа за то, что уже вроде бы прошло давно, но пока еще никак не может забыться.

— Спасибо тебе, — шепнула и испугалась собственных слов и мыслей.

Он ведь читал ее. Полностью. Ее так не знали мать и отец, ни одно существо в мире, кроме, быть может, темноглазого тана Ши, как узнал за несколько рий царственный иршас. Мог ли он не увидеть то, что она так отчаянно скрывала?

По губам скользнула горькая улыбка. Едва ли. Чтобы не увидеть любовь, заглянув другому в душу, став с ним единым целым, надо быть круглым идиотом, к которым ал-шаэ Нильяр никак не относился. Впрочем, потерзаться она не успела — объект терзаний появился сам, вполз, чуть звеня крупными браслетами на руках. Верхняя часть хвоста была закрыта толстым поясом, туловище — темной туникой, на которую была накинута верхняя рубашка с длинными рукавами и разрезами вдоль них.

Она и хотела бы — но взгляд отвести не смогла. Мужчина подполз к самой кровати. Чуть склонил голову на бок, меряя, как обычно, бесстрастным взглядом.

— Ты спасла нам с Эрайшем жизнь, шианнэ. Я этого никогда не забуду.

И на миг из-под маски, из-под бесстрастного холода выглянуло что — то живое, обжигающее жаром расплавленного серебра. Теперь, когда он смотрел на нее, во взгляде наследника больше не было снисходительности, словно к несмышленому ребенку. Ни издевки, ни насмешки, ни хоть какой-то реакции на то, что он все-таки знает. Что ж, это лучше, чем ничего. Благодарность смутила.

— Я сделала, то, что должна была, мой Шаэ.

— А вы действительно похожи… — обронил вдруг задумчиво, — кто бы мог подумать… Лечиссс-сь. Отдыхай. Прихходи в с-себя, — шелестнул голос, — обо всех важных делах мы поговорим позже.

И снова эта странная задумчивость на бесстрастном лице. Увы, слабость не позволяла толком проанализировать происходящее.

— И да, тут кое-кто очень хотел тебя видеть.

Чужая ладонь касается щеки, и невольно она жмурится, стремясь продлить эту странную, нехитрую ласку. Наверное, это и есть безумие — цепляться за любые отголоски, за подобие заботы, и знать, что большего тебе не светит. Рин приоткрыла глаза, когда чужая ладонь исчезла. Нильяр смотрел все также задумчиво и бесстрастно, только в серебряных глазах играли странные блики.

Дверь распахнулась почти бесшумно, спасая от неловкого молчания и смущения. Рин сама не заметила, как чуть не подскочила при виде посетителя, захлебнувшись несказанными словами и чувствуя, как губы разъезжаются в улыбке.

Он похудел, и волосы так и не отросли еще до конца, хотя их и напитывали магией. Построжел — в темных глазах поселился холод, сейчас, впрочем, растаявший. Форма Академии дополнилась двумя эполетами, свидетельствующими о лейтенантском звании, а брошь в виде летучей мыши на груди — о том, что этот молодой иршас является представителем СБ наследника.

— Кио…

Перевела сияющий взгляд на замершего наследника.

— Спасибо вам. Спасибо, спасибо…

Просто не было других слов, зато эмоции били через край. Да и как можно на чем-то сосредоточиться, когда оживает отмершая половинка души, наполняя тебя вновь эмоциями и знакомой теплотой?

Показалось, или по четко очерченным губам скользнула усмешка?

— Выздоравливайте, моя шианэ.

Наследник кивнул склонившемуся Киорану и быстро скользнул к двери. Снова сбегает.

Брат успел перехватить ее взгляд — вот брови взметнулись вверх, уголки губ дернулись, опускаясь. Он почувствовал, понял.

Свернул хвост кольцами возле кровати, взял за руку, помолчав.

— И давно, Рин-э?

— Я и сама не поняла, знаешь. Я ведь им всегда восхищалась, как увидела. И им, и даном Шассом. Слишком уж они выделяются из толпы. Откуда мне знать, когда восхищение переросло в увлечение, а потом и… Я не знаю, как это назвать, Кио. Только, когда его нет рядом, болит душа. Понимаешь?

— Более чем… шианэ, значит?

— Я…

— Молчи. Я и так все знаю, но теперь такими клятвами опутан, что, хоть пытай до смерти и после смерти, — ничего не узнают. Уж об этом наследник позаботился в первую очередь. И это было главным требованием императора. Больше я вольно или невольно предать никого не смогу, — в голосе — боль, как и в глазах.

Она потянулась, дернула за короткий хвост, заставляя склониться, и крепко обняла, поглаживая теплую чешую на хвосте. Это был очень интимный жест — но и доверие между ними давно уже стало безусловным. Киоран был очень красивым молодым магом. В будущем — наверняка перспективным. Ал-шаэ его не бросит, это уже было понятно. И пусть шепотки еще будут слышны какое — то время, но скоро всем придется смириться. Да, пятно на репутации серьезно, но Киоран не из тех, кто легко сдается. В общем — был бы не муж, а клад. А ничего не екает, просто спокойно и тепло рядом.

Бедный мой. Но этого она никогда не скажет.

Пальцы перебирают короткие волосы, пока Кио послушно сопит, положив голову рядом на подушку.

— Тяжело тебе будет, шианэ. Но то, что ты сделала, произвело огромное впечатление и на самого наследника, и на Его Величество, и на карри Илшиардена. Последний, впрочем, скорее в бешенстве и в панике. Знаешь, он очень сильно тебя любит — твой отец. Тебе повезло.

— А тебе повезло в том, что этот ублюдок, именуемый твоим отцом, от тебя отказался. Знаешь, — впервые она говорит о том, что обдумывалось долгими ночами, открыто, здесь, в личном крыле наследника, их никто не прослушает, — ведь я уверена, что он замазан в происходящем по самую маковку. Но, в отличие от императрицы, гораздо более осторожен. Мне до сих пор дико от мысли, что я обсуждаю вот так вот первых лиц государства, что они должны были стоять на его страже, а вместо это разрушают, рвясь к власти…

— Это пройдет. Ты просто еще мало разбираешься в придворных течениях, — кривая усмешка.

Тихо-тихо. Только шуршит чешуя по полу и слышен звук дыхания. Длинные пальцы, увенчанные острыми когтями, сжимаются в кулаки и разжимаются, хотя на малоподвижном лице почти ничего не прочесть.

Он, кажется, старательно уводит разговор в сторону от ее отношения к наследнику. Осуждает?

— Конечно, нет, — тело невольно вздрагивает от неожиданного ответа. Наверное, в ее глазах сейчас легко прочесть напряжение и испуг, потому что мгновение спустя ее легко щелкают по носу, — как я могу тебя осуждать, глупая? У тебя на лице все написано, потому что сейчас ты в человеческом облике. Кстати, тренируйся. Никто не должен знать о твоих чувствах. Сама понимаешь, что-тогда случится, ты ведь не дурочка. А я не осуждаю. Ты, по крайней мере, выбрала себе достойную кандидатуру. Как ни странно, но среди наших дам ал-шаэ Нильяр несмотря на все свое положение и привлекательную в целом внешность не пользуется большим спросом.