— По…

— Его боятся, — ответил на незаданный вопрос, — наследник — сильнейший менталист. Как ты понимаешь, открывать свою душу другому здесь не принято. Но тебе, похоже, все равно. Знаешь… — брат придвинулся, прикусывая губу клыками. Посмотрел тревожно, внимательно и кивнул сам себе — словно нашел то, что искал, — мне кажется, что ты бы стала отличной аллэ-шаэ. Не проверяла, наверняка, вектор совпадения?

Вопрос ошеломил даже больше, чем эта неприкрытая поддержка.

— Откуда бы? А что, решил мне помочь?

— Почему бы и нет. В этом точно нет ничего особо противозаконного, вектора его силы я тебе достану, но не уверен, что мы сможем сами произвести столь сложные расчеты.

— Хм… — апатия медленно отступала под натиском мыслей, — похоже, я знаю, к кому мы сможем обратиться…

О серьезных вещах они в тот день не говорили, зачем? Нильяр ясно дал понять, что до тех пор, пока она окончательно не поправится, пока безумная связь Щита не прирастет так, чтобы перестать угрожать их общему здоровью и спокойствию, он никуда ее не выпустит и ничего не расскажет. Как оказалось, императорский целитель запретил ее волновать слишком сильно — поэтому даже отца не пустили, чувствовалось, что сейчас обычно сдержанный Илшиарден был готов рассказать всем участвующим в произошедшем покушении много нового и ценного об их умственных способностях и осторожности.

Впрочем, Рин это было пока только на руку… Хотелось немного отдохнуть, забыться хоть на время.

Как же радовала эта способность иршасов — быстро переключаться с одного на другое, убирая на задворки памяти все самое плохое. Не то можно и умом так скоро тронуться.

Мне кажется, что у любви правдивой

Чем меньше слов, тем больше будет чувства.

Уильям Шекспир «Сон в летнюю ночь»

Время бежало, летело так, что порой становилось страшно. Из-за постельного режима посещать занятия не было никакой возможности, что, впрочем, не стало проблемой. Приходил и Киоран, полностью перешедший в Академии на индивидуальное обучение (все же наследник перестраховался, защищая своего нового вассала от чужой злобы), и Лэйри. Спустя несколько дней зашел даже отец, правда, о произошедшем он молчал, только интересовался ее самочувствием и передавал пожелания выздоровления от матери.

Мать. Об этой проблеме хотелось подумать в следующем веке. Слишком страшно, слишком неоднозначно. Может, когда Илшиарден заходил, ей только показалось? Ну не могла же она настолько низко пасть, при всей своей гордости и самолюбии? Или могла? От этих мыслей нещадно болела голова — какое уж тут отсутствие стресса. Самая страшная боль — отнюдь не физическая. С детства маленькая Рин уже не питала иллюзий по отношению к своей родительнице. Да, мать воспитывала ее, уделяла ей много внимания, хоть и была строга и порой равнодушна. И, наверное, она смогла бы ей это простить, если бы позже случайно не узнала правду — она была лишь ключиком, ниточкой к своему отцу. Анайлиса прекрасно знала, кем был ее возлюбленный. Возможно, она и встретилась ему на пути далеко не случайно. Мать всегда была слишком амбициозной и мечтала далеко не о провинциальной жизни в стране, где жизнь и честь женщины не стоили и медной монеты, а Дейирин должна была вернуть ей исчезнувшего любовника.

Почему она бросилась искать ее? Она и сама не могла бы точно сказать. Годами вдалбливаемая привычка подчиняться, боязнь остаться одной, беспокойство за единственного близкого человека, надежда, что теперь-то уж мать отнесется к ней иначе. А теперь… иллюзии исчезли, но они больше не были нужны. У нее было два великолепных отца, чудесные друзья, замечательные преподаватели и любимые братья. Даже слишком много, наверное. Ах, да… потерла шрам на ладони. И ее непредсказуемый бог, конечно.

«Грустишь, малышка-жрица?»

Вскрикнула, чуть не упав с кровати. Нельзя же так пугать. Ведь он так давно уже не появлялся…

«Прости», — темная фигура собралась из клочков теней, чуть мерцая, уплотнилась, вспыхнула, выступая из тьмы — и вот уже на ее постели сидит высокий мужчина с волосами цвета воронового крыла.

Угловатое лицо с мраморно-белой кожей, острые скулы, яркие глаза, в которые невозможно смотреть — сразу кружится голова. Тан Эскайр был укутан в тени с ног до головы — они стелились вокруг, скользили между длинных хищных пальцев, укутывали покрывалами.

Несмотря на утомленной вид, древний выглядел вполне довольным и, быть может, чуть менее безумным, чем раньше.

— Ну, не обольщайся, — он чуть подпрыгнул, садясь прямо на воздух, — мое безумие всегда со мной, девочка, таким я был создан, а предательство лишь усилило мои худшие черты. Но тобой я доволен, змейка, моя сила растет, благодаря твоей отваге. Я не пришел раньше, потому что был занят — спасал наши с тобой жизни. Жрецы и мои братишки с сестрами слишком недовольны тем, что такой кусок власти уплывает прямо из-под носа, знаешь ли, — лукая усмешка, — особенно, после того, как некий Киоран Льяшэсс отдал мне свою верность, да…

Прищурился почти мечтательно, став в этот момент больше всего похожим на большую черную змеюку, что поймала в свои сети несколько аппетитных кроликов, опередив конкурентов.

— Какое… интересное сравнение. — глухой смешок. Похоже, мысли читал беззастенчиво.

Рин вспомнила, как уговорила отца и ал-шаэ не откладывать посвящение Кио — слишком уж опасно тому было оставаться без покровителя, да и Лэи давно дала свое согласие последовать за названой сестрой и тем, к кому давно была неравнодушна. Вроде бы и просто все оказалось — несколько слов, ритуальный обмен кровью из особой чаши и принесенные клятвы — однако, говорили, что после этого в столице целый день бушевали стихии. Обстановка накалялась со всех сторон, хотя, согласно древнему договору между императорской семьей, их покровителем Великим Змеем и другими богами этого мира, те не имели права вмешиваться напрямую в политическую и общественную жизнь Империи, чтобы не покачнуть чаши весов равновесия. Но бывает прекрасно обычно именно на словах…

— Время почти на исходе, — Эскайр тан-Ши словно озвучил ее мрачные мысли, — только тебе решать, кем стать и как поступить. Ты уже не камешек в колесе, змейка Рин. Скоро многим из вас предстоит проверить прочность клятв и уз…

— Время до чего? — наверное, она не хотела бы знать. Сжало горло.

— До очередной схватки за власть, конечно, — на бледных губах расцвела довольно мерзкая улыбка. Длинные пальцы коснулись ее волос, и по телу прокатилась волна жара от той силы, что излучал Древний. То ли возбуждение, то ли… — и я бы посоветовал тебе найти того, кто всегда был готов защитить императора, и помочь ему.

Гибкие пальцы вдруг впились в плечи с невиданной силой, почти причиняя боль. Он наклонился над ней, окутывая прохладным дыханием, которое отдавало тленом. В воронках глаз сиял чистейший хаос, заставляя беспомощно задохнуться. Тонкие губы приблизились к лицу, и Рин вздрогнула, невольно распахивая глаза еще шире, когда ее губы обжег поцелуй. В нем не было ни желания, ни страсти, ни тепла — божество ставило свое клеймо, выпивало ее, отдавая взамен частичку себя, без которой она уже не могла бы жить, даже если бы захотела. Тело укутала слабость, оно онемело, безвольно откинувшись на постели, удерживаемое лишь чужими руками.

— Приведи ко мне Стража, моя жрица. Это тебе мой приказ, приведешь — и я подарю тебе то, чего ты так хочешь. — тихий шепот над ухом и холод, разливающийся по телу. Как будто сама смерть явилась, укутывая в свой саван.

— Когда — то я выполнял и такую функцию, моя Ринээ-э, — протянул, продолжая крепко удерживать подле себя. Как ни странно, чужое прикосновение, несмотря на ледяную кожу, не было противным, но пустота внутри рождала боль, и болью отзывался мороз, бегущий по жилам вместо крови, — я ведь Каратель, песчаная лисичка…