— Он бы с тобой не согласился. Он горд, Айр. Также, как и ты — в этом вы похожи, мужчины. За что ему уважать тебя, преклоняться перед тобой, ежели он тебя даже не знает? — возразила мягко.

Башня тихо, мерно загудело от воронки силы.

— Иногда это лишь вопрос веры, — чужой голос звучал жутко, в нем слышался могильный перезвон. Нет, ей не отговорить бога отмщения, не защитить своего глупого ученика. Она ведь предупреждала… столько раз. Илши никогда не любил прислушиваться к своему сердцу, к интуиции, предпочитая лишь холодную логику, — я накажу его так, что вовеки заречется мне перечить.

Она и сама на птичьих правах. Айр мог помиловать, а мог и уничтожить. Даже любя. Особенно — любя. Но к этой девочке, Дейирин, он относится по-особенному — это видно. Чем детеныш иршасов смог его так зацепить? Возможно, у Илши и есть еще шанс, если дочь его вымолит. Эо промолчала, тихо вздохнув.

— За это я особенно ценил тебя — ты никогда не пыталась мной манипулировать, понимая, что это бесполезно, — тихий смешок. Обжигающе ледяной, тягучий поцелуй. (1bd23)

Ее буквально завернуло в покрывало чужой силы, спеленало, как ребенка несмышленого.

— Спи, судьба моя. Тебе стоит хоть немного исцелиться — услышала, уплывая в навеянный сон.

Силен. Даже спустя тысячи лет…

Для остановки нет причин,

Иду, скользя.

И в мире нет таких вершин,

Что взять нельзя.

Владимир Высоцкий

Рин потерла глаза, стараясь доказать самой себе, что она еще вовсе не хочет спать.

Строчки из проклятого учебника безжалостно расплывались перед глазами, смысл смешался в голове. Наверное, она просто перезанималась.

«Что лучше — вечное удовольствие или коробка конфет?»

На первый взгляд — задача бредовее не придумаешь, да только не было в Академии бессмысленных заданий. Так, соберись, соберись. Виски ныли. С того момента, как она чуть не уничтожила собственную репутацию, карьеру и имя своего отца прошло уже несколько недель. Больнее всего оказалось то, что в деле были замешаны Зарг и Ардай — те самые братья-каэрхи, с которыми они когда-то весьма неплохо общались. Утешало лишь одно — масштабов преступления каэрхи не представляли, да выдали известную им информацию преступникам только из-за давления их бога — с меткой посвящения не шутят.

Казалось бы — все очевидно. Даже Нильяр поверил. Но только… не могли они столько знать о ней — просто не могли. Такое не знают посторонние люди-нелюди. Лэи, Кио — да, но их бедных и так перетряхнули, впрочем, с их же полнейшего согласия. Не могли они никому рассказать такие подробности о ее привычках и вкусах. Но кто был еще ближе? Сердце мучительно сжималось от неприятных догадок. Ее выходили после такой порции зелья только чудом — и только благодаря тому, что помог через дочь Ис-Тайше, передав травы для лесного отвара, а покровитель тан Ши влил свою силу, не жалея.

Отец не отходил от нее с вечера, ночуя в той же комнате, днем же обязательно появлялись либо друзья, либо Эрайш — так радостно было видеть его полным сил, либо… Нильяр. Наследник приходил не так часто, как бы хотелось, но, при его тотальной занятости, даже пара-тройка иторов в день — это безумно много. Они говорили — впервые за время знакомства — обо всем на свете. Нильяр действительно был великолепным преподавателем. Настолько, что, даже по выздоровлению Рин свободно и быстро влилась в жизнь Академии, почти полностью нагнав свой курс. Конечно, первые дни было не до занятий, но тогда он просто молча сидел рядом с постелью, свив хвост кольцами, и держал ее ладонь в своей. Подавал воды и лекарства. Стирал пот со лба. Протирал чешую на хвосте. Она и не думала, что можно любить кого-то сильнее. Сам же ал-шаэ был сдержан на эмоции и выглядел очень усталым. Впрочем, кое-что о расследовании он ей все же рассказал. К счастью, императорским аналитикам и СБ удалось повернуть произошедшее себе на пользу, так, что на юную невесту наследника, дочь Верховного Судьи, готовы были едва ли не молиться. В свете этого как-то быстро и просто приняли истину о том, что теперь в Пантеоне появилось еще одно божество — суровое, но справедливое.

Увы, были и минусы произошедшего — головная боль накатывала временами так же, как и дурнота, но целители обещали, что это последствие отравления должно со временем сойти на нет. Знать бы еще — когда именно. И без охраны ее больше не выпускали. Теперь она была обязана жить во дворце, лишь в сопровождении направляясь на занятия в Академию. Ощущение, что тебя посадили в клетку, было неприятно, но Рин понимала, что происходящее — не шутки. Ничего, перемелется. Справится. По крайней мере, Нильяр не обязывал ее целый день находиться во дворце, лишь настоятельно попросил всегда уведомлять о своих отлучках и не уходить без сопровождения.

Перстень на руке загудел, затуманившись, на поверхности появилось лицо Нильяра — жених, по возможности, старался пока что не использовать свою силу рядом с ней, пользуясь артефактами.

— Ясного вечера, Дейирин. Я могу зайти?

— Конечно, — улыбнулась в ответ, чувствуя, как суматошно забилось сердце, — я жду.

Миг — и у двери распахнулся портал. Золотисто-пепельный иршас проскользнул в него. Задумчиво посмотрел на нее раскосыми глазами, а потом подполз к письменному столу, у которого она сидела, обвился золотым хвостом вокруг, заглянув прямо в глаза.

— Как ты себя чувствуеш-шшь, ш-шиа?

Рин невольно улыбнулась, откинулась назад, касаясь его плеча — в своих покоях она предпочитала быть в человеческой форме. В объятьях огромного змея человеческая фигурка казалась совсем крохотной. Но слабость часто бывает обманчива.

— Неплохо. Вы… ты же знаешь, что я стараюсь соблюдать все предписания, выданные целителями. А утомление инара перед маячащими первыми зачетами — думаю, хоть ты это и подзабыл, но ощущение должно быть знакомо, — легонько поддразнила.

Усмехнулся уголками губ. Кончик хвоста закачался, затрещал, выражая удовлетворение от встречи, вот только в глазах осталось напряжение.

Тихо выдохнула.

— В чем дело, Нильяр? — пришлось приложить усилие, чтобы назвать избранника по имени. — Что происходит?

— Все же удивительно, насколько полно ты чувствуеш-шь, — произнес тот тихо, уткнувшись носом ей в волосы. Вдохнул, лениво перебирая когтями винные пряди. — Проблемы, Рин-э. И проблемы серьезные. Мы давно к этому готовились, но бунты редко бывают уместны, — холодный жесткий огонь в глазах.

Рин встала, осторожно высвобождаясь из захвата хвоста — лишь потому, что ей это позволили. Сердце притаилось где-то в горле, суматошно колотясь, по ладоням поползли черные полосы рвущегося дара, похолодели ладони. Она помнила свои видения. И страшно было до полного онемения. Увы, пощечину самой себе не отвесишь. Зажмурилась, мотнув головой. Наследник не сводил с нее взгляда, наблюдая, как хищник за убегающей в бессмысленной попытке жертвой.

— Значит, все же бунт? Война? — голос дрогнул.

— Ну, до войны дело не дойдет, — ледяное шипение, полное предупреждения, — да и бунта пока как такового нет, но все к этому идет. Нашим заговорщикам надоело ждать, да и наличие у меня избранницы, а у твоего отца — наследницы, их отнюдь не устроило.

Он это говорит так спокойно и равнодушно, словно ему вовсе плевать — и только гребни несколько раз судорожно дернулись, выдавая, что ал-шаэ не так спокоен, как бы ему хотелось.

— Что же тогда будет?

Одуряюще красивый. Восхитительный. Совершенный, как и всегда. Интересно, помешательство на будущем муже можно считать болезнью? Посмотрит ли он на нее когда-нибудь хоть вполовину с таким же интересом? Наверное, она смотрела слишком пристально, потому что Нильяр внезапно замолчал. Сощурился — и в змеиных глазах вдруг мелькнул неприкрытый голод. Хотела ли остаться более уязвимой, оставаясь при нем в человеческом теле? Бросок иршаса был почти не заметен. Миг — и ее обвивают — вполне бережно, но крепко, кольца хвоста, и чуть трется об одежду чешуя. Его дыхание сбивается, расширяется вертикальный зрачок, и она ощущает жар, идущий от обычно прохладного тела. Этот поцелуй совсем не походит на тот, первый. Нет растерянности и неуверенности, лишь, возможно, самую малость. Он пьет ее, ее чувства и эмоции, ее восхищение, восторг, привязанность, уважение и любовь, но отдает взамен теплую уверенность в завтрашнем дне. В его защите. В том, что она никогда больше не будет одна… Клыки царапают кожу — и она кусается в ответ, вызывая приглушенный стон, отдающийся дрожью в теле. Когти царапают спину, в голове становится пусто и жарко. Надо было остаться иршассой… Теперь синяки еще будут — мелькает и пропадает.