По поводу отца она вопросами не задавалась — инициацию божественного аватара жрице трудно не почувствовать. Бедный отец… Смог ли он понять и пережить это унижение, осознать, что сейчас это единственное, что спасло его рассудок и душу? Как-то сложатся его отношения с ал-шаэ теперь… Кио дернул за рукав, отрывая от собственных тяжелых мыслей и молча указал направо, в небольшой переулок, могущий вывести к главной площади окольными путями. Рука нащупала фамильный клинок на поясе — успокаивает. Так же, как и струящийся вокруг облаком Дар. Смысла скрывать свою силу Рин не видела — кому надо — почуют все равно, а кто нет — тот и не поймет, что видит, даже если увидит. Они приняли человеческий облик — все трое — сейчас так было проще и вводило противников в заблуждение хотя бы на время.

В груди все оледенело еще после первой схватки в Академии. Хорошо лишь одно — что друзья не бросили, поддержали ее безумство, простимулированное настоятельной просьбой божественного Эскайра. «Ты должны найти того, кто мне нужен, змейка, и скорее. Время уходит…» — безапелляционно заявил бог, пообещав, что для них все сложится удачно. Вот только — насколько? Невольно ускорила шаг, ежась — в голове царила пустота. Окрасившиеся в багряно-алый цвет ритуальные одежды жрицы развевались от быстрой ходьбы, переросшей в бег. На алом не видно крови. Если жрецы одеваются в алое — значит, мир готов утонуть в безумстве карающих клинков.

Тихий шорох не стал неожиданностью. Киоран тут же ощетинился странными бледно-зелеными огоньками, пляшущими вокруг жадным голодным облаком, а Лэйри задумчиво облизнула длинные когти, сверкая светящимися глазами, так, что напугала бы сейчас самого отъявленного маньяка. Рин замерла, вслушиваясь в то, что шептал мир вокруг, стиснула зубы, ощущая его стоны от заклятий и шрамы от чужих смертей. И ощутила совсем рядом — буквально над ними — две знакомые до боли ауры, искореженные виной и затаенной болью. Подняла руку, останавливая друзей.

— Не надо, это свои.

— Кто…

Киоран не успел договорить — сверху спрыгнули, цепляясь хвостами за трубы, а когтями за стены, близнецы-каэрхи. Как сильно они изменились с последней встречи. Нет знакомых нахальных искорок во взгляде, нет бравады и выгорело тепло. Только пепел… их клятв и надежд на лучшее. Присмотрелась — да, с ошейниками покорности надежды и впрямь немного, но они живы, а это главное. Пока жив — все еще можно изменить. Значит, Яр их выпросил, послушал все-таки ее. Приятно.

Рин не колебалась не минуты, не дала никому вставить и слова — поклонилась, приложив руку к сердцу, а затем — ко лбу, в ритуальном жесте прощения.

— Все что было — забудем. За все свои проступки вы и так сполна заплатили, пусть и совершили их не по собственной воле. Я на вас зла не держу, а вот дружбу нашу помню. И Кио с Лэи, — заметила с нажимом, глядя на друзей, — тоже. Не по доброте душевной, а потому, что я вас ощущаю и читаю. И ваши искренность и признание вины делает вам честь.

— Спасибо, жрица… — глухое от Зарга.

Ардай промолчал, криво улыбнулся, безмолвно коснувшись горла. Рин прикрыла глаза, стискивая зубы. Не пожалели… они же совсем мальчишки еще. Впрочем, и Кио ведь не пожалели. Для иршасов братья были преступниками, давно выросшими для того, чтобы их было возможно судить. Рин шагнула впереди, чувствуя, как, несмотря на всю трагичность происходящего, впервые с начала года отпускает внутри противный комок на грани сознания — и крепко обняла опешившего Ардая, шепнув прямо в дернувшееся заостренное ухо:

— Я помогу, клянусь силой Жрицы, — воздух пронзил силуэт черной розы, растаяв.

Расставила пошире вторую руку, подманивая второго опешившего каэрха:

— Иди сюда, Зарг, я не кусаюсь, правда. Сейчас, по крайней мере.

Хвостатый помялся, хмуро смотря на тихо сопящего Рин в макушку брата, и шагнул к ним обоим, крепко обнимая — и руками, и хвостом. Кио и Лэи решили не отставать — приткнулись с боков. Дикая ситуация — вокруг смерть и разруха, а они стоят посреди обшарпанного переулка, нос к носу — а у кого и к хвосту — и наслаждаются долгожданным теплом. Как будто бы вернулась назад потерянная частичка души. С этим, Яру тоже придется смириться, друзей она никогда больше не бросит.

«Я помогу. Всем, чем смогу. И не смейтесь, мой бог, прошу. Всем нужна капелька тепла. Они достойны второго шанса. Жизни, без клейма отступников, без изгнания из клана».

Через пол итора они впятером пробирались мимо Судной Площади, стараясь не сосредотачиваться на жутких криках ярости, грохоте и воплях о помощи. Что можно сделать впятером против толпы? Время. Нужно время и капелька покоя, чтобы сообразить, как лучше поступить дальше. Этим они и занялись, устроив совет под обгоревшим навесом, который стоял так удачно, прикрывая этот угол от чужих взглядов.

— Что вы вообще тут делаете, когда сказали сидеть в Академии? — хмуро поинтересовался Зарг. За обоих близнецов предпочитал говорить именно он.

И что ответить? Все же всеми тайнами Рин готова была с ними поделиться, да и просто не время.

— Мы ищем кое-кого, — вместо нее ответила Лэйри. Фэйри постоянно осматривалась, явно неуютно чувствуя себя за стенами Академии в каменном лабиринте, — Рин настоятельно попросили эту существо найти.

Шшшшш. Оч-чень понятно. Ладно, чего уж теперь ломаться… Дейирин прикрыла глаза, сосредоточившись. Пусть ее ментальный дар пока не велик, но уж рассказать нужное так, чтобы больше никто не подслушал — на это ее хватит. Через десяток рий братья были в курсе общей ситуации, приказа тан Ши и стычки с хаоситами в Академии. Только об одном она умолчала — о том, что у ожившего мертвеца были глаза Киорана. Или у Кио его глаза? Но неожиданно Киоран сам заговорил об этом, когда осторожными перебежками они двинулись к юго-восточной окраине столицы — там, где было замечено последнее жертвоприношение.

— Я должен рассказать еще кое о чем, — они спрятались за стеной, пережидая, пока пробежит взбесившая толпа, вооруженная кто чем. Вдалеке отчетливо грохнуло и запахло гарью и дымом, — после поступления в Академию твой отец, Рин, привел меня кое к кому. К Мастеру, своему учителю, — теперь уже к негромкому голосу змея прислушались все, — кроме обещанной помощи он… произнес пророчество. Вот оно. Тогда я многого не понял, но теперь… «Мальчик с чужой душой, древняя кровь, мертвая кровь, можешь спасти, а можешь погубить. Ненависти яд до дна разъедает, но она же и спасет. Кровь короны, не родная, но ближе нет, боль такая, что смерть не заберет. Не твоя вина и война не твоя. Шанс есть всегда, как и спасение. Беспамятство твое — благо, не буди воспоминания.» — произнес без выражения. Глаза брата потемнели, он тихо шипел сквозь зубы, не в силах не сдержаться, но Рин и сама чуть на хвост не села от изумления (и неважно, что в этой ипостаси хвоста нет), впитывая ставшие такими понятными теперь строки.

По голове словно кувалдой дали. А вот близнецы были все еще в недоумении — слишком многое бы пришлось им рассказать, чтобы обрисовать все произошедшее.

— Он говорил о дане Ллиотарене, кровном брате императора, этот Мастер. Тот, кто погиб много тысячелетий назад, защищая своего господина и брата, каким-то образом вернулся живым мертвецом и жаждет мести. Именно он «древняя и мертвая кровь», «кровь короны». Вот только… Кио, почему «мальчик с чужой душой»? — у нее уже было подозрение, еще тогда, когда увидела изображение на могильной плите, но… слишком уж дико и неправдоподобно это звучало.

— Думаю потому, что в теле сына Советника Раона очнулась действительно чужая душа, — тихо заметил некромант, оскаливаясь, — у меня действительно почти нет воспоминаний о прошлом, но на свое совершеннолетие я проснулся с четким осознание того, что Советник — вовсе не мой отец, а мой первейший враг и … мой убийца. Смазанные тени воспоминаний о том, что «раньше» было по-другому. Была другая семья, — Лэи крепко обняла жениха, прижавшись всем тело и даря молчаливую поддержку, — где меня любили по-настоящему. Неясные образы, которые затмевала боль потери. Не знаю, почему я в это поверил, но стал с тех пор пристально следить за Советником, узнавая о нем много неприятных фактов, пока меня не поймали, — кривая усмешка, — и не привязали клятвами о неразглашении и подчинении.