Я надеялась, что в парке вычислить моего преследователя будет проще. Травка, кустики, цветочки… Расслабится человек на природе, а тут я — цап-царап!

Не в шапке же невидимке он за мной следит, в конце концов? Что за чертовщина такая? Почему он меня видит, а я его нет?

Я купила мороженое и медленно пошла по аллее к дому. Прогулочным шагом, нога за ногу.

Несколько раз внезапно останавливалась и замирала на месте. При каждом удобном случае. То клумбой с анютиными глазками полюбуюсь, то японской айвой, то уточек в пруду покормлю — эдакая восторженная любительница природы.

Бесполезно! Усилия мои не увенчались успехом. Кто за мной следит, определить я так и не сумела — при том, что слежку ощущала непрестанно.

Значит, все-таки мания преследования!

Будем смотреть правде в глаза. Чем раньше я признаюсь себе, что нездорова и начну лечение, тем скорее вылечусь.

Если это вообще лечится!

Нет, так не годится. Нельзя впадать в уныние и опускать руки. Надо лечиться и верить в успех. Даже в том случае, если шансов на излечение нет, надо надеяться на чудо.

Чудеса бывают! Я верю. Должна верить. Ради детей, ради Славки.

Каково это — жить с ненормальной мамочкой под одной крышей?

Тут я вспомнила роман Шарлотты Бронте «Джен Эйр», безумную жену мистера Рочестера, и вконец расстроилась.

Нет, это невозможно! Где я могла подхватить эту заразу?!

С наследственностью у меня вроде бы все в порядке.

И потом — эти телефонные звонки!

Уж они-то мне не мерещатся. Слава — свидетель! Он тоже несколько раз снимал трубку, а там — молчание.

Муж кричит:

— Алле! Алле! Я вас слушаю!

А ему в ответ посопят, посопят, да и отключатся.

Славочка, правда, реагировал на это сопение куда спокойнее меня. Но он вообще человек более выдержанный. Адекватный.

К тому же дома он находится гораздо меньше времени, чем я. Как уйдет с раннего утра на свою работу, так до позднего вечера на ней и работает. Посмотрела бы я на него, если бы он все вечера подряд так в молчащую трубку «алекал». Как бы он в этом случае реагировал? Спокойно?

Поначалу я думала, что названивает мне, чтобы помолчать в трубку, Крыласов. Потом поняла — ошибаюсь.

Звонят и молчат — двое. Два разных человека. Поэтому и молчание такое разное.

Тот, кто звонит мне домой, не просто молчит: он сопит. Сопит неприязненно, раздраженно. Своим сопением он нагоняет на меня страх!

Крыласов молчит по-другому. Его молчание завораживает и тревожит! Молчание влюбленного Крыласова такое пронзительное, что сердце разрывается от тоски.

И еще! Он никогда не звонит мне домой! Только в «Марьяж». В скором времени после того, как приносят цветы.

Цветы в агентство приносят ежедневно. Ровно в полдень.

— Букет для Наталии Николаевны от Александра Крыласова, — с непроницаемым лицом заявляет посыльный и отдает цветы секретарше.

Ни каких-либо пояснений, ни записочки, ничего. Только цветы. И так — уже две недели.

Я посмотрела на календарь. Нет. Не ошиблась. Прошло ровно две недели с того дня, как я начала получать цветы.

Сегодня принесли ландыши. Низкая плетеная корзина с изящной ручкой, а в ней ландыши. Настоящие, лесные. Я не сдержалась и уткнулась носом в корзинку с цветами.

Меленькие, фарфоровые колокольчики пахли умопомрачительно, вызывая неясные воспоминания о романтических свиданиях, тропинках, уводящих в чащу леса, и мягкой шелковистой траве потаенных полян.

Нет, это невозможно! Меня искушают?! Берут измором? Меня?!!!

Сама виновата. Дала повод.

Ну, не хочу я с ним больше встречаться. Не хочу! И вовсе не потому, что боюсь влюбиться. Нет! В своих чувствах к Славочке я уверена.

Мне просто лень! Я не хочу тревожить свою душу. Волноваться, переживать, глядя на то, как страдает безнадежно влюбленный в меня молодой человек.

Мне это надо? Нет!

Что изменится для Крыласова, если я соглашусь еще на одну встречу? Я уверена — ничего. Ничего, кроме новых страданий, это свидание ему не даст.

Рвать, так одним махом!

Да, я пообещала! Ну и что?! Мало ли что и кому я пообещала за свою жизнь?! Что ж мне теперь, в лепешку расшибиться прикажете, чтобы все обещания выполнить?

Я вот вторую неделю уже обещаю Славке пришить вешалку к новой куртке. Все никак не пришью. Не могу собраться! И что? Ничего. Славочка терпит.

Да, Крыласов — особый случай. Согласна. Он болен, его нельзя нервировать.

Но не могу же я полюбить его из жалости. Нет, теоретически, конечно, могу. Не такая уж я бесчувственная, но ведь я замужем.

Как быть со Славой? Он-то в чем виноват?

Да и не нужен мне этот Крыласов. Ни с цветами, ни без! По-любому не нужен!

Сотрудницы за моей спиной посмеиваются, дескать, пора открывать цветочный салон. Весь офис уставлен букетами: левкои, ирисы, хризантемы, лилии, гиацинты…

Нет только роз. Розы поклонник не дарил мне ни разу. В отличие от мужа.

Славочка дарит исключительно розы. Других цветов мой благоверный не признает.

На самом деле — сказать, что розы мне совсем не нравятся, я не могу. Это красивый цветок с тонким ароматом. Но полевые лютики мне, привередливой, милее. Изящный букет из желтых лютиков и белой кружевной сныти так радует глаз!

А розы… Розами я предпочитаю любоваться в саду, когда они полны жизни.

Срезанные розы слишком быстро вянут, а легкий сладкий запах тлена, исходящий от их увядших лепестков, вызывает стойкие неприятные ассоциации с чахоткой, питерской слякотью и романом Максима Горького «Жизнь Клима Самгина».

Розы в букетах меня угнетают.

Первые годы супружества я боролась за свое право получать в подарок цветы, которые нравятся мне.

Нет, я не швырялась в мужа очередным, преподнесенным от чистого сердца букетом роз и не рыдала, уколовшись шипами.

Действовала я деликатно, исподволь. Намеками и пространными рассуждениями на тему о многообразии растительного мира вообще и цветов в частности.

Переделикатничала!

А может, любовь к бездушным чопорным розам у мужа в крови? Не знаю.

Как бы то ни было, в попытках своих перевоспитать благоверного я не преуспела и смирилась.

Пусть Славочка дарит то, что хочет, лишь бы любил.

Мне не нужны букеты от другого мужчины. Даже самые распрекрасные! И все-таки! Все-таки! Душевный мужик мой новый знакомый, ничего не скажешь, тонко чувствует женскую душу.

Немудрено, что у меня от его ухаживаний поехала крыша. Искушение любовью!

Я взяла трубку и позвонила Сереже Алсуфьеву. Посоветоваться. Должен же психотерапевт знать, как начинается мания преследования и почему? По каким причинам?

Может, я заболела из-за чувства вины?

— Наташечка, ты прелесть! — в ответ на мои стенания проникновенно сказал мой друг детства. — Я думаю, ты заблуждаешься. Жалеть мужиков — последнее дело. Не такие уж мы беспомощные, как это тебе кажется. Ухаживать за тобой или не ухаживать — это только его выбор. Так что бог с ним, с Крыласовым. Сам справится. Ты мне лучше скажи, про странные телефонные звонки Слава знает? Что значит — не все? Про какие-то звонки знает, про какие-то нет? Понятно. А мама, ты говоришь, живет сейчас на даче, и квартира у вас, если мне не изменяет память, не на сигнализации?

— Ты думаешь, нас проверяют?!

— Похоже на то. Хочешь совет? Расскажи Славе про звонки, и поставьте квартиру на охрану.

Кошмар какой!

Проблемы, казавшиеся мне такими важными еще минуту назад, мигом вылетели у меня из головы. И мания преследования, и Крыласов с его ландышами были благополучно забыты. Я сосредоточилась на мысли о неизвестных взломщиках.

По всей видимости, Сережа прав. Нас проверяют. Выясняют, в какое время суток в квартире никого нет. Позвонят, позвонят, составят график и обворуют. Кража со взломом!

Я знаю, что это такое. Знаю не понаслышке! Нас со Славочкой уже обворовывали.

Приходишь с работы домой, входная дверь приоткрыта, а в квартире гуляет ветер. Темно и очень холодно. На дворе январь, но воры почему-то открыли настежь окно.