Поэтому с него и спрос больше.

— Что я должен сделать после этого? — спросил Брентер как можно невозмутимее.

— Постарайтесь переманить мальчишку на нашу сторону. Будет очень хорошо, если вы заберете сироту Стефана и отвезете на воспитание к его деду.

— Хорошо, — ответ прозвучал коротко и отрывисто. — Будет исполнено, Ваше Величество.

Что именно будет исполнено, он не знал, но догадывался. Обычно такие храбрые спасатели умирают в бою или на плахе. Именно на это рассчитывал подлый император, и больше ни на что.

Брентер прямо посмотрел в синие глаза императора, наполненные подлым смехом, и отвесил короткий поклон — единственный возможный достойный ответ, который он мог дать.

— Я сделаю все, Ваше Величество, — ответил Повелитель Смерти, и его голос прозвучал легко, решительно, твердо.

Ольма знала, что магия Повелительниц Жизни и Анваров очень схожа. Но если последние могли только возвращать умерших к жизни, то она могла увести невинные души в Живой Лес. Некоторые подозревали, что это свойство имеют женщины из семьи Анваров. Возможно, поэтому от бедной Фатьмы решили избавиться.

Императрица Фиалама не винила бедняжку в мужеубийстве.

Если собака сбесится и нападет на прохожего, ее лучше убить. А чем лучше человек, потерявший рассудок и ставший опасным для окружающих? Разве что титулом. Но не стоит забывать, что благородный Амон Мелек был титулован именно за счет своего брака с Фатьмой.

Сразу на следующий день после суда Ольма пыталась поговорить о приговоре с мужем, но тот лишь небрежно махнул рукой.

— Неанита, эта женщина сама приговорила себя к смерти.

— Но она же не знала о возможности изгнания или крупного штрафа…

— Какое несчастье! — кинул с презрением Сет. — Ей следовало разбираться в этом вопросе лучше!

Его лицо настолько исказила ненависть, что Ольма в ужасе отшатнулась от мужа.

За высокими и крепкими стенами дворца дул холодный ветер, играясь со снежной пылью. Над Ветой нависли серые небеса — это Творец скорбел и хмурился из-за убиваемых ежедневно людей. Неважно, как они умирали — на плахе ли, в своих ли домах, а может в боях и походах. Но смерти оставались смертями, и совершали их как простые люди, так и маги.

Совсем скоро живот Ольмы начнет увеличиваться. Она знала это и чуть-чуть боялась попадаться на глаза зловредной Адене Аллен. А тут еще и эта страшная казнь, которую Сет называет добровольным выбором.

Слуги подали завтрак. Мягкий хлеб и соленый сыр. Молодое вино. Питье Ольмы разбавили водой — считалось, что если младенец в утробе употребит вместе с матерью хоть каплю чистого вина, то обязательно станет пьяницей. Пока Ольма ела, старалась не смотреть на молчаливого мужа, и уж тем более не говорить с ним.

Повелительницы Жизни лучше всех знают, как ужасна смерть.

Императорам принято казнить, наказывать, запугивать непокорных, и им же приходится задабривать народ время от времени, чтобы не было бунта. Но Сет, судя по всему, не собирался делать этого. Ему нравилось мучить виновных. В свите императрицы ходили скользкие толки, будто показательный суд над Фатьмой был одним из многих судов. Остальных узников бросали в темницы, заковывали в цепи и приговаривали к жестоким казням.

Сказать Сету о своей осведомленности насчет его сурового нрава?

Только не это.

Ольма твердо знала: муж сразу же усмехнется и скажет, что беременные женщины воспринимают все слишком близко к сердцу. А споров и возражений он не потерпит. Проще упрямо промолчать, чем с жаром спорить, ожесточенно доказывая свою правоту, как Ольма обычно и поступала.

Из-за беременности ее часто клонило в сон. Мысли путались, обрывались, забывались. Она с тревогой вспоминала свою мать и боялась за две жизни — свою и ребенка. Особенно, когда Сет узнает, что младенец не от него.

Но пока ей нужно убедить Миритов в необходимости ей помочь.

Стоило вспомнить этих огромных мужчин с божественной сущностью, верных питомцев Падшего, как душа Ольмы сжалась в дрожащий комок. Во рту появился привкус металла — от ужаса или от предвкушения неизбежного, неотвратимого? Падший пообещал отобрать младенца сразу после рождения, но даже он со своей необъятной силой едва ли умеет обращаться с детьми.

Впервые Ольме захотелось, чтобы ребенок не родился или появился на свет мертворожденным. Это куда лучше, чем задохнуться, наглотавшись серы, на руках у проклятого Подменыша!

Сказавшись в тот день нездоровой, молодая императрица закрылась в своих покоях. Усевшись перед окном, она напряженно вглядывалась в крупные красивые снежинки, кое-как видимые за слепым, украшенным морозными узорами, окошком. Сердце ныло от чего-то неизвестного и оттого страшного, а магия Жизни предсказывала, что кто-то с ней расстанется.

Ей захотелось поговорить с Брентером. Как с другом или как с соперником, но не как с любовником. Обсудить по душам положение дел в мире живых и в мире мертвых, продумать обман Падшего и спрятать ребенка так, чтобы до него не дотянулись смуглые руки старого южного листара. Анвары — люди страшные. Полоумный Мехмед Анвар без труда отдал на заклание родную дочь — разве же они пожалеют приемного ребенка?!

Забыв об осторожности, Ольма с трудом дождалась появления в комнатах Флавии. Та вошла тихонько, легко, почти незаметно, и чуть не напугала внезапным появлением госпожу.

— Где ты ходишь? — нервно спросила она растерявшуюся девушку, меряя комнату быстрыми шагами. — Принеси мне чернила, папирус и перья.

— Госпожа…

— Что такое?

— Я заговорилась с молодым Клавдием в коридоре… — девица заметно смутилась и опустила голову, у нее порозовели щеки. — Он обмолвился с удивлением, что господин герцог Райтон отправляется на срочное задание императора.

Снег за окнами на миг показался Ольме черным. Она судорожно вздохнула и откинулась на мягкую спинку кресла.

— Что за задание? — спросила она непослушными губами, без всякой надменности. Только тревога и страх наполняли голос императрицы.

— Я не знаю, но он… то есть господин герцог Райтон сказал, будто едет в Аранию.

Ольма хотела, было, подскочить на месте и горестно завыть от боли, словно раненая волчица, но она стиснула зубы и молча смотрела на служанку. Флавия опустила глаза и склонила голову, ожидая то ли новых приказов, то ли ругани за дурную весть. Ведь из Арании сложно вернуться, особенно разведчикам и шпионам.

Сомнительно, что император отправил туда Брентера в составе легиона. Ее любимый ни дня не воевал, а еще хорошо знает аранийский и умеет держать язык за зубами, если придется. Всех этих качеств достаточно, чтобы получить соответствующий приказ.

Закрыв лицо руками, Ольма сползла по стене. Ее душили злые слезы и отчаяние.

— Как же так, Флавия… — пробормотала она. — Он уезжает, может быть, не вернется, а я даже не смогу попрощаться с ним…

— Госпожа, не ходите к нему! — испугалась девушка. — Не пишите писем! Его Величество только и ждет, что вы оступитесь!

— Ты права, — тихо и задумчиво проговорила Ольма, хотя всю ее трясло от отчаяния и ненависти. — Но откуда он знает и подозревает о нас?

— Вы были влюблены до свадьбы с ним, — осторожно напомнила служанка. — В неано Брентера…

Ее слова были очень правдивыми и невыносимо болезненными, но Ольме ничего не оставалось, кроме как послушаться и остаться на месте. Если правящий супруг и замышлял какую-то хитрость, чтобы поймать влюбленных с поличным, то крупно просчитался.

А ей нужно постараться забыть про Брентера, как можно скорее, и думать про младенца. Осталась пара месяцев с небольшим до тех пор, пока живот начнет увеличиваться. На время беременности лучше уехать куда-нибудь подальше от дворца, с его хищными интригами и злыми сплетнями. Для этого придется задобрить Сета. Возможно, он сейчас занят государственными делами и ему не помешает немного женской ласки.

— Флавия, приготовь мое платье гербовых цветов Кроунов, — распорядилась молодая женщина, вставая. — И потом уложишь мне волосы. Не забудь про украшения.