Брентор нахмурился:

— Это не сказка! Я — новый Повелитель Смерти!

— А я — Повелительница Жизни, — несмело добавила девочка.

— Да, — няня отчего-то погрустнела и покачала головой. — На ваши плечи легла тяжелая доля.

Вставая, Брентор ненароком задел ногой стол с тонкой вазой, в которой покачивался красный цветок на зеленой ножке. Тихий всплеск воды, звон стекла, перелом стебля у основания цветка — все это произошло почти за мгновение.

— Ах, Брентор! — Ольма забыла свою робость и быстро встала со стула. — Что ты наделал?!

Она очень любила цветы и от огорчения даже позабыла, что еще минуту назад опасалась сидеть рядом с мальчиком, а не то что разговаривать.

— Я случайно, — буркнул тот, и молча ушел в свои покои.

Пришлось уйти и Ольме. Время позднее, вечернее. Она пыталась помочь старой няне, но та лишь улыбнулась и махнула рукой.

— Идите спать, госпожа. Тут надо собирать стекло. Еще пораните свои нежные ручки.

И Ольма ушла, пожелав няне спокойной ночи.

Утром в каморке старой Джейни стоял сосуд с широким горлышком и абсолютно живым красным цветком, который вчера неисправимо сломался. Джейни смотрела на него, прижимала морщинистые ладони к впалым смуглым щекам и тихо плакала.

— Повелительница Жизни… — бормотала добрая женщина, утирая слезы. — Сколько невзгод обрушится на нее и ее дочерей…

***

После этого Ольма и Брентор встречались еще не единожды.

В первый раз девочка десяти лет и четырнадцатилетний юноша, столи над кроватями умирающих после удачного покушения врагов. Три человека. Мать Брентора и родители Ольмы. Их убили злые враги из соседней страны Арании, подослав наемников.

Все трое лежали, истекая кровью, и никто из умнейших лекарей западного Фиалама не смог вернуть их к жизни.

— Они страдают, — грубовато сказал Брентор и отодвинул Ольму в сторону. — Я не хочу, чтобы ты видела это и страдала тоже.

— Они должны жить! Это родные нам люди! Молю тебя!

— Эти люди останутся калеками и будут проклинать Повелительницу Жизни, — зло сказал Брентор.

Ярость от собственного губительного дара бурлила в мятежной юношеской душе все сильнее, и он выпустил магию наружу. Повеял неземной холод, в одной из стен приоткрылась голубовато-прозрачная дверь. Три души легко выскользнули из своих тел и уплыли навстречу своей загробной участи.

Немного постояв рядом с упавшей Ольмой, чьи узенькие плечи сотрясались от рыданий, юноша несмело коснулся ее плеча.

— Уйди! — крикнула она. — Убирайся!

И он безмолвно удалился. Но прежде не забыл погладить ее по золотым волосам.

Брентор знал, что они еще встретятся. Такова их судьба.

Сколько было таких мелких и яростных встреч?

Они ненавидели друг друга, шипели и рычали друг на друга, как два обозлившихся пса, и несколько раз бросались в драки. Ольма пыталась спасти невинные души от смерти, а Брентор не подпускал ее и смеялся, сверкая белыми зубами.

Несмотря на это Ольме повезло спасти много умирающих детей, раненых воинов и измученных рожениц. Она ловко проскальзывала под его рукой, отвлекала внимание, делала вид, что сдалась, а сама обгоняла и возвращала душу на место.

Только спасти наивное сердце от любви, а губы от первого поцелуя Брентора девушке все-таки не удалось.

Они застыли в объятиях друг друга сразу после того, как Ольма спасла больного ребенка и не удержала в жизни измученную родами женщину. Полная отчаяния и злости на себя девушка вылетела опрометью из комнаты и тут же была настигнута Повелителем Смерти.

А потом юноша и девушка отпрянули друг от друга и обменялись испуганными взглядами.

— Нам нельзя быть вместе, — тихо сказал молодой Райтон. — Иначе быть беде.

Прикусив нижнюю губу, Ольма в смятении смотрела на него из-под опущенных светлых ресниц. Брентор пристально вглядывался в ее прекрасное лицо, пытаясь запомнить навсегда.

— Да… — признала она неохотно. — Нельзя.

С тех пор они больше не боролись за чужие жизни друг с другом. Не встречались ни в богатых дворцах, ни в зажиточных поместьях, ни в нищих лачугах. Брентор провожал души в последний путь, а Ольма встречала и привечала новорожденных младенцев, пришедших в неспокойный мир Акеман. А если мать или ребенок умирали, Ольма поскорее уходила, чтобы не встретить любимого.

На этот раз она тоже ошиблась.

Пятеро листаров и их благородные подданные были приглашены на коронацию первого императора Фиалама.

Брентор Райтон был пятым листаром, а Ольма принадлежала к одной из его подданных благородных семей. Поэтому им пришлось ехать на коронацию в соседних колесницах, что еще сильнее разожгло их любовный пыл и желание обладания друг другом.

***

Восемнадцатилетний император Сет Ариас, широкоплечий мускулистый удалец заметил миловидную деву в белом одеянии, не заинтересованную бурными танцами и полностью увлеченную своим избранником, и улыбнулся. Выбор был сделан.

— Приведите мне их, — велел он негромко.

На площади наступила тишина. Толпа расступилась.

Императорское слово — закон. Если не исполнить его в первый день правления, это поставит власть главы Фиалама под сомнение, поэтому ни народ, ни слуги не замешкались, оттаскивая влюбленных друг от друга силой. Ольма плакала и кричала, Брентор молча вырывался, но никто не пришел им на помощь.

− Я желаю взять в жены эту прекрасную деву, − заявил Сет. — Надеюсь, дорогой друг, вы не в обиде?

Брентор ничего не ответил, лишь одарил короля яростным взглядом и, когда в шею ткнулось острие копья, вынужденно отпустил Ольму.

Ольма вымученно улыбнулась новоявленному жениху — сквозь слезы, сквозь боль. Из ее светлых волос выпали красные розы, которые вплел Брентор. Ее жизнь, юность, любовь были разрушены в одночасье.

Никто не заметил силуэт мужчины в красных одеждах, замершего неподалеку от толпы.

***

Падший чувствовал страдания Ольмы Кроун, но не испытывал к ним ни малейшего интереса. Коронация состоялась, почти сложился необходимый брак, а Сет начал свое правление с тирании и прославится как Сет Жестокий, но это малое, что можно отдать за бесценное равновесие.

Падший не ушел в Мертвую Пустыню и не позволил уйти Миритам. Нужно было дождаться свадьбы, свести Брентора с волшебницей, и убедиться, что все пойдет по плану. Ведь даже идеальные замыслы могут рухнуть по одному щелчку пальцев.

Свадьба молодого императора проходила в первый день Летней Жары. Ольма и Брентор давали чужим людям брачные клятвы со слезами на глазах, а лиходей, названный Падшим, Лжецом и Подменышем, стоял, скрываясь за оливковым деревом, наблюдал за происходящим и смеялся.

Мириты были отправлены следить за молодыми по разные стороны праздничной площади — на тот случай, если влюбленные захотят натворить глупостей.

В том, что эти глупости обязательно состоятся, Падший не сомневался.

— Все-таки присматривать за двумя молодыми болванами — нелегкая работа, — важно изрек он напоследок.

Ольма любила Брентора больше своей коротенькой жизни. Выбор государя стал для нее роковым, первые минуты гордая девушка боролась с мятежным желанием бежать прочь из столицы, Ветамии, из Фиалама, куда-нибудь в горы или пересечь море. Старики сказывали, что за тайными океанами есть другие земли. Но как же ее любимый Брентор? Девушка, с малолетства умеющая возвращать умирающим детям жизнь, слишком хорошо знала ее цену. Попробуй Брентор оскорбить императора побегом с его невестой, тут же убьют стражники. Нельзя даже думать о роковом шаге.

Ее брачная клятва прозвучала как похоронная молитва. Наступил конец ее надеждам и мечтам.

Брентор стоял далеко от нее и смотрел на лживые клятвы в любви и верности. В его глазах и на его щеках блестели слезы, но потом, поймав встревоженный взгляд любимой, он опустил голову. Ольма считала, что ему повезло. Ей запретили плакать. Ведь женщина должна выглядеть на свадьбе если не прекрасной, то хорошенькой. Ольму переполняла злобная ярость, какой она прежде никогда не испытывала.