Хотя вообще-то, несмотря на собственные сомнения, Марсали казалось, что каждый день ей открывается что-то новое в характере нареченного жениха. Теперь, как никогда прежде, она понимала, каково ему, малому ребенку, жилось в Бринэйре. Когда Марсали появилась на свет, Патрик уже жил в Эберни, и она росла, зная о нем лишь то, что его улыбка может ослепить кого угодно, но теперь, познакомившись ближе с Элизабет и Алексом, прожив считанные дни под одной крышей с Грегором Сазерлендом, она все больше задумывалась: был ли Патрик в раннем детстве таким же, как его брат и сестра? Каким мог он стать в доме, где почти не улыбаются, где счастье — редкий гость? Подумав об этом, нетрудно было представить себе Патрика растерянным, неуверенным, подавленным.

Но нет, Патрик уже не тот прежний маленький мальчик, он — мужчина, он был на войне. Он излучал уверенность и никогда не выглядел даже немного смущенным, что бы там ни говорил Хирам. И конечно, Хирам знал, куда отправился Патрик, — просто не считал нужным говорить ей.

И все же нельзя забывать, укорил Марсали голос совести, что, вернувшись с войны, Патрик нашел свой дом и семью в запустении и раздоре, двенадцатилетнюю помолвку — расторгнутой, клан — вверженным в бессмысленную кровавую междуусобицу…

Только бы он скорее вернулся… Живой и невредимый!

Беспокойство Марсали грозило перерасти в панику. Чтобы отвлечься, она взглянула на Хирама.

— У вас есть семья?

— Нет, — покачал он головой. — Почти всех перебили англичане, а кто остался в живых, разбрелись по свету. Они были ревностными католиками и не хотели никому подчиняться. — Он рассеянно смотрел на горы, будто вспоминая. — Тогда я не жил дома, меня отдали на воспитание в другую семью. И вот вернулся домой, а на моих землях хозяйничает какой-то англичанишка. Ох, не выношу я этих бессердечных уб…

Хирам осекся на полуслове. Губы его сжались в бескровную линию, взгляд сделался таким ледяным, что Марсали вдруг стало неуютно. Перед нею стоял уже не тот добродушный неловкий здоровяк, который легко краснел, а совсем другой человек, могучий и безжалостный.

Вот и Патрик тоже иногда казался совсем другим. Может быть, у всех мужчин в одном теле всегда уживаются два разных человека?

Налетел ветер, закружил по двору, облепил платье вокруг ног Марсали. Она вздрогнула, но не только от холода: уроки, что получала она о мужчинах и их образе жизни, были не из приятных.

Хирам запрокинул рыжую голову, взглянул на облака.

— Лучше вам вернуться в дом, миледи. Скоро похолодает.

— Я хотела бы проехаться верхом, Хирам. Можете это устроить?

— Нет, миледи, не могу, — нахмурился тот. — Схожу попрошу сестру Патрика дать вам теплую шаль.

— Не нужна мне теплая шаль. И не хочу я сидеть здесь и ждать милостей от Патрика.

На ресницах повисла слеза, но Марсали удержалась от искушения смахнуть ее.

Хирам нерешительно переминался с ноги на ногу.

— Я попытаюсь разыскать его, — промямлил он наконец.

Марсали смерила его взглядом. Пусть помучается.

— А как разыщете — можете передать ему, что я скорее умру с голоду, чем еще раз сяду за стол с его отцом.

— Хорошо, миледи, — с видимым беспокойством ответил Хирам.

Ей хотелось сказать больше, но что толку? Все равно он не пойдет против воли Патрика, как бы она ни просила, так стоит ли унижаться впустую?

Марсали повернулась, подставив лицо ледяному ветру, и пошла к замку.

* * *

Преодолевая усталость, Патрик спешил в деревеньку на востоке Бринэйра, к дому Брэйди Фицпатрик. Отец ее был из Сазерлендов, а мать, как говорили, — цыганка. Еще поговаривали, что Брэйди была наделена даром ясновидения и врачевания. Овдовев, она ушла из осиротевшего мужниного дома и стала жить у своей тетки-повитухи. Она помогала тетке, служила Сазерлендам верой и правдой. Потом умерла и тетка, и теперь Брэйди зарабатывала на кусок хлеба, собирая травы и готовя разные снадобья: приворотные зелья, целебные сборы, корешки, отгоняющие злых духов.

Патрик сам не встречал Брэйди. Она вернулась к своим родичам Сазерлендам уже после того, как его отправили на воспитание к Ганнам, но шесть лет назад во время недолгого пребывания дома он слышал о ней достаточно, чтобы помнить сейчас, кто она такая.

Подойдя к ее домику и подняв руку, чтобы постучать, он еще и сам не знал толком, чего от нее ждет, но не успел дотронуться до двери, как она отворилась.

На пороге стояла женщина — худая, черноволосая и черноглазая, прямо цыганка. Когда-то, как видно, она была очень хороша; да и сейчас еще в ее облике сохранились черты былой красоты, не тронутые временем. Ясные молодые глаза глядели пристально и цепко, а на лице не было ни одной морщинки, хотя ей никак не могло быть меньше шестидесяти.

— Милорд, — произнесла она спокойно. Патрик удивился ее невозмутимости.

— Ты ждала меня?

— Кто только ко мне не приходит, — усмехнулась Брэйди. — А вам-то что за нужда во мне? Приворотное зелье? Слыхала я об одной строптивой девушке…

Скептический внутренний голос нашептывал Патрику, что не нужно особых талантов, чтобы догадаться о его отношениях с Марсали. Для многих это не составило бы труда. Все уже знали, что Патрик написал ее отцу, признаваясь, что похитил девушку.

И все же уверенность Брэйди обескуражила его.

— Ты знаешь обо всем, что происходит вокруг?

— Это нетрудно, если держать уши открытыми.

Патрик улыбнулся:

— Приятно было бы поговорить с тобой еще, но не сейчас. Мне нужны целебные травы. Припарки для воспаленной раны.

Брэйди смерила его долгим задумчивым взглядом, будто снимая мерку, так что ему стало не по себе. Наконец она кивнула.

— Входите, у меня есть то, что вам нужно.

Патрик вошел. В очаге потрескивал огонь, с потолка свисали бесчисленные пучки трав. Их сложный аромат мешался со знакомым с детства запахом торфа, делая воздух в комнате по-домашнему уютным. Брэйди поколдовала с десятком разных горшочков и выложила на столе две горки тщательно перемешанных трав. Одну из них она убрала в кожаный мешочек, а другую пересыпала в склянку.

— То, что в мешочке, — для самой раны, — объяснила она, не отрываясь от дела. — Тут травы и мука. Надо размешать с водой, вылить на повязку и приложить к ране. То, что в склянке, — заварить и принять внутрь, это поможет сбить жар.

Она добавила к травам несколько чистых льняных лоскутов, завернула все в платок и перевязала бечевкой.

Патрик достал из кармана и отдал ей несколько золотых монет.

— Спасибо.

Черные глаза Брэйди, казалось, пронизали все его защитные оболочки, добравшись до самой души.

— Приходите еще, милорд.

И снова это странное ощущение, что Брэйди знает о чем-то важном для него.

— Обязательно, — кивнул Патрик и собрался идти, но она снова заговорила:

— И еще, милорд. Остерегайтесь, вам грозит опасность.

Патрик остановился на пороге, вглядываясь в ее лицо.

— Какая? Я должен знать.

— Нет, милорд, ничего. Просто у меня предчувствие. Я чую смерть.

— Ох, миссис Фицпатрик, я столько ее повидал. Боюсь, она крепко пристала ко мне.

— Брэйди, — строго поправила она, — все зовут меня Брэйди.

— Хорошо, Брэйди, — согласился Патрик, кивнул на прощание и вышел.

Он не давал пощады гнедому всю дорогу до Бринэйра. Нужно еще раздобыть свежего коня, воду, провизию и одеяла. Если поторопиться, можно успеть вернуться к хижине до наступления темноты; слава богу, в это время года сумерки долгие и ночь наступает не вдруг.

Патрик скакал в Бринэйр в надежде, что оттуда поедет уже не один. И что сопровождать его будут добровольно.

* * *

Марсали ужинала одна у себя в комнате. Она долго обдумывала, как лучше поступить; ей не хотелось доставлять старому маркизу удовольствие своим отсутствием, но еще более неприятно давать ему новую возможность при всех глумиться над собой. Наконец она все же решила не выходить к столу.

Поморщившись, она попробовала кусочек рыбы и жаркое из куропатки; и то и другое было приготовлено очень дурно. Впрочем, как и все в Бринэйре, хозяйство здесь велось из рук вон плохо, дом был запущен. Слуг, по-видимому, осталось совсем мало, Марсали почти не видела их, а впрочем, ей всегда все приносила сама Элизабет. В большом зале внизу, где ужинали, похоже, никогда не убирали. Ничто в этом хаосе не напоминало Марсали того величественного Бринэйра, который она помнила с детства.