— Ешь, — сказала она и протянула лепешку парню.

На этот раз он не заставил просить себя дважды.

— Как тебя зовут? — чуть позже спросила она. Он ответил не сразу.

— Лео… Леон. Меня зовут Леон, — в такт его словам, закрывая глаза, на лоб упали давно не стриженые космы.

— Смотри, Корнил, — толстый палец потянулся вперед, указывая на Роксану. — Это она чуть Протаса не убила.

Тот, кого назвали Корнил, если и уступал в чем-то огромному толстяку, которого Роксана и рада была забыть, да раны не давали — так только в обилие жира, покрывающего грудь и живот. Высокий, мощный, с темными вьющимися волосами, доходящими до плеч. С бородой и усами, выстриженными на степной манер. Яркая рубаха, подпоясанная широким кожаным ремнем с пристегнутой к нему рукоятью изогнутого ножа. Уверенный взгляд и тяжелые руки, упертые в бока. Чтобы понять то, что перед ней главарь разбойников, Роксане не нужно было на него смотреть. Достаточно было глянуть на толстяка, подобострастно тычущего в нее пальцем.

— Она, она, змея лесная, чуть нашего Протаса в мир иной не отправила.

— Эй! Ты! Лешак паршивый! — в соседней клетке заметался Фагран-дэй. — Выходи! Что в клетку запер как кроликов! Давай поговорим как воины…

Он еще ругался, но добился лишь того, что удостоился быстрого взгляда толстяка, тотчас вернувшегося к прерванному буйными криками монологу.

— Паскуда-девка. Я для тебя, Корнил, живой ее оставил. Хотел в деревне ей шею свернуть, — слов толстяку не хватило и он показал руками, с каким удовольствием он бы свернул ей шею.

— Выходи, шакал паршивый! На бой выходи! — брызгал слюной Фагран-дэй, но на него никто не обращал внимания.

Корнил насмешливо оглядел Роксану, стоявшую в полный рост. Она не осталась в долгу и вернула ему взгляд, неторопливо смерив его с ног до головы.

— Ну-ну, — тягуче произнес Корнил, развернулся и пошел прочь.

Толстяк некоторое время стоял, грозно сдвинув широкие брови у переносицы, потом опомнился и поспешил следом за главарем.

За Роксаной пришли ближе к вечеру. Угрюмый мужик, сопровождаемый вооруженным до зубов разбойником, со скрежетом провернул ключ в замочной скважине и три звена прутьев — только-только протиснуться — отошли в сторону.

— Ты! — он ткнул в Роксану пальцем. — Выходи.

Девушки заволновались, провожая ее. Шорохом ветра за ней понеслись советы.

— Не боись, Роксана…

— Авось не убьют.

— Они рабынь не портят, берегут для северян.

— Не кричи, если что, пришибет…

Сердце колотилось, подгоняя ее. Но Роксана степенно прошла через двор, сопровождаемая дюжими разбойниками.

В большом доме, снаружи обложенном плотно подогнанными камнями, ее ждали. В комнате, с заколоченными на степной манер окнами горели свечи. Сладкий запах Сон-травы заставил Роксану затаить дыхание. Она шагнула через порог и остановилась, недоумевая по поводу странного убранства комнаты. Многочисленные ковры на полу, яркие подушки, свечи, знакомо расставленные на одинаковом друг от друга расстоянии. Но вместо одеял, на которых гостям надлежало отдыхать — деревянные лавки и привычный для веррийцев стол. За столом, разрезая ножом яблоки, чей аромат перебивал запах Сон-травы, восседал Корнил.

Роксана застыла на пороге, недоуменно вскинув брови. Так у кочевников было принято встречать гостей. Глупо думать, что ее пригласили сюда в гости. Быть может, Корнил решил посадить ее на цепь и вместо продажи оставить здесь. И суждено ей до скончания дней заниматься тяжелой работой, попросту сменив одних хозяев на других. Глядя на главаря, на широкие плечи и мощные кулаки, Роксана не взялась бы утверждать, к лучшему ли такая перемена.

— Садись, — Корнил кивнул в сторону лавки, стоящей напротив. Он отправил в рот половину яблока, смачно прожевал и отложил нож в сторону. — Ну?

Роксана прошла по мягкому ковру, приминая длинный ворс босыми пятками. Села на лавку, как и было указано. Предательский взгляд вопреки всему мимолетно скользнул по одинокому ножу, отставленному в сторону.

— Даже не думай об этом, — твердо сказал он, перехватив ее взгляд. А сам предусмотрительно отодвинул нож подальше. — И пикнуть не успеешь. Я и не замечу, как шею тебе сверну. И сброшу, вон, в отхожее место. Как-нибудь убыток от одной рабыни переживу…

Она его не слушала. Улыбнулась, вспомнив шутку, сказанную Леону пару дней назад.

— Крепкая девка, — одобрительно сказал Корнил, запустив пальцы в густую шевелюру. — Раньше продал бы тебя на север, за такую как ты — светлоглазую да русоволосую дорого бы дали. Сейчас не то. Сейчас по-другому будет.

Роксана удивленно на него покосилась.

— Понимаешь, — он доверительно облокотился на стол. — Протас мне как сын. Другого бы кого завалила — мне и дела нет. Но Протас… Насилу оклемался парень, еще бы чуть и душу Отверженным бы подарил… Звать-то тебя как?

— Обойдешься, — снова улыбнулась Роксана. Стоило ли пугаться крепких кулаков, когда кнута и то не боялась?

Открытый в недоумении рот главаря сторицей окупил выпущенное слово.

— Не помню, — наконец, сказал он, — чтобы со мной так разговаривали. Бывало, девки передо мной со страху мочились, а у мужиков зуб на зуб не попадал. Но чтобы так…

Взгляд его растерянно блуждал по комнате, останавливаясь на каждой свече в отдельности.

— Я могу убить тебя сейчас, — он снова добрался до ножа и взвесил его в руке. — Один удар и твои наглые слова застрянут у тебя в глотке. Что радости в том? Быстрая смерть не для тебя — не то я обещал Протасу. Я могу отдать тебя мужикам. Они, правда, недостатка в девках не знают, но дури у них хоть отбавляй. И останется только терпеливо дожидаться пока ты сдохнешь сама. Уже лучше, правда? Как тебе такое?

— Не получится.

— Что не получится? — в его тоне мелькнула искра непонимания. Словно привычный жизненный уклад вдруг дал трещину, и проснувшись поутру, он обнаружил под ногами не пол, к примеру, а топкое болото.

— Нет, с первым-то может и получится, кто спорит? — Роксана на миг ощутила себя стоящей на краю пропасти — один неверный шаг и… Хотя какой, Тьма возьми, неверный шаг? Разбойник наверняка уже давно решил ее судьбу и кроме первого и второго, приготовил для нее нечто третье. А уж если первые два предположения относительно ее дальнейшей судьбы не отличались милосердием, то напоследок разбойник выдаст ей такое, что как говорит Ириния "мало не покажется". Как ни храбрилась, а озноб мурашками пробежал по спине.

— А со вторым отчего же, по-твоему, не получится? — продолжал допытываться главарь.

— Так… Удавлюсь я раньше времени — вот и все. Опять же мало радости тебе.

Воцарилась тишина. Трещали догорающие свечи, касаясь огнями тяжелых подставок. Приторно пахла Сон-трава и подступающая тошнота душила Роксану. Она старалась дышать через раз, но голова все равно шла кругом. Прилагая усилия к тому, чтобы не потерять сознание, она широко открыла глаза и вперила в разбойника тяжелый взгляд.

— Хорошо, что предупредила, — задумчиво произнес он. — Буду знать.

— Спросить не стесняйся, если что. Так что мой тебе совет, Корнил: давай уж сразу…

— Ты про сразу, девка, забудь, — он поерзал на лавке, будто стала она ему мала. — Я тебе такое придумал, что вся твоя прежняя жизнь у степняков в рабстве — медом покажется.

И заплясали, заметались в черных глазах искры догорающих огней.

В прежние времена, до набега кочевников, редкая деревня без знахарок обходилась. Девушка в лес пойдет, да лесной змее на хвост наступит. Если успеет до дому добежать — будет жить. К кому же обращаться, если не к знахарке? Паренька малолетнего клоп укусит, так у знахарки и травы, и примочки готовы — и бегает уже пацан во дворе с ребятней. Перед Русалочьим праздником на нее одна надежда: не раздаст мужикам и парням оберегов от докучливых русалок — мешочков с зашитой Полынь — травой, жди беды. Присмотрит утопленница себе кавалера — небось, скучно одной в реке лежать — да с собой и утянет. А еще хуже: доведется столкнуться с кем из Отверженных, кого ни наш, ни иной мир, не принимает. Взять хотя бы Вечного Пропойцу, Деву Капризную, Отвергнутую Жену, Дорожного Попрошайку или вовсе Мусорщика. Кто ж научит кроме знахарки как себя вести, чтобы живым остаться?