— Как есть — психи, — заключил Стилавин.

— Хорошо хоть, что не слишком умные, мать их… — буркнул я.

Дальше мы двигались спокойно, хотя и были напряжены донельзя в ожидании новых неприятностей. Все уже успели очень сильно привыкнуть к достижениям технологий, которые позволяли обнаруживать врага, а также к поддержке псиоников, как сенсоров. Но сейчас не работало ни то, ни другое. Нам оставалось лишь надеяться на собственное зрение, потому что даже звуковые датчики брони транслировали в уши белый шум, а из герметичного скафандра тяжеловато услышать бойцов, неподвижно сидящих за камнями в засаде. Хорошо хоть ни на грамотную организацию западни, ни на меткую стрельбу, психов не хватало. Было бы здорово, если бы они ещё свои фонари держали зажжёнными, но увы, какие-то мозги в их головах сохранились.

После очередного поворота, меня позвала Наталья:

— В чём дело? — поинтересовался я.

— Это то, о чём я вам говорила, мы зашли в пещеру искусственного происхождения, — ответила она.

— Знать бы ещё, хорошо это или плохо. Есть мысли о том, как давно тут копали или кто?

— Десятки тысяч лет назад, точнее на глаз не скажу. О том, кто именно, тем более, — немного виновато повела плечами она, будучи до сих пор в наручниках.

— Ясно, — я кивнул. — Ладно, смотрите по сторонам внимательно, если увидите что-то интересное — сообщайте.

Спустя ещё час хода температура в туннелях заметно выросла. Внутри бронекостюмов терморежим обычно регулировался автоматически, но сейчас пришлось вспомнить старые-добрые деньки учёбы и залезть в ручное управление. Новых засад, как ни странно, пока не было. Хотя по логике вещей — следующая должна быть последней. По крайней мере из тех, которые можно организовать силами бывших охранников. Их под землю ушло не так много, а мы ещё и успели подсократить количество несчастных. Бойцам об этом не было нужды напоминать, все и так были в напряжении. И это дало свои плоды, когда на нас, наконец, напали.

— Контакт, — вновь раздался крик от передового дозора, когда мы начали выходить из относительно небольшой пещеры в огромную полость земли, а дозорные продвинулись метров на двести вперёд.

— С@ки! — выругался я, открывая огонь вместе со всеми и тут же убирая палец с курка, когда пришёл новый псионический удар.

Засада была организованна не только силами бывших секьюрити, но и штатских. Пока первые стреляли, вторые повыскакивали из-за камней и бросились в рукопашную на передовой дозор, который мы почти мгновенно потеряли, уж слишком неравны были силы одного отделения и такой толпы. Но свою роль наши бойцы выполнили, предупредив о засаде и дав время занять оборону. А я стрелял, глядя на лица бегущих к нам гражданских под забралами скафандров. Мужик лет сорока с небольшой бородой, молодая девушка, у которой под подбородком виден белый воротничок типичного офисного работника, ещё один мужчина. У всех у них были безумные глаза и что-то увесистое в руках и всех их мы убивали выстрелами в голову, не давая связать нас ближним боем и помешать вести огонь по противникам, вооружённым огнестрелом. Поганая ситуация. Лично убивал не раз и не два, но не гражданских, тем более не своих. Счёт к неведомой дряни, к которой мы идём, вырос и вырос заметно, во мне поднялась волна чёрной злобы, которую не сбил даже новый псионический удар. Похоже подобные чувства испытывал не я один, по крайней мере огонь нашего сводного подразделения ослаб не более, чем на половину. Когда в пятнах света фонарей безумцы почти до нас добежали, несколько бойцов из группы А ударили из огнемётов, сжигая людей. Те хотя бы умерли без криков, хотя сомневаюсь, что дело в том, что горючая смесь с окислителем даёт такую бешеную температуру, что никто рта раскрыть не успел, ведь и до этого ни один из безумцев не кричал. Да и услышали бы мы хоть что-то под рёв огня в разреженной атмосфере из вулканических газов? Впрочем в любом случае выглядело это жутко. Потом пришлось перебежками от камня к камню обойти пламя, оно было слишком ярким, через него с большим трудом угадывались дульные вспышки на оружии наших врагов, зато мы были уж слишком заметны. Но всё заканчивается, закончилось и это.

— Доклад! — гаркнул я в микрофон шлема, когда убедился, что последний враг мёртв.

Когда командиры взводов отчитались, выяснилось, что мы потеряли два десятка и пятнадцать человек ранеными. Тела пришлось оставить здесь, сами же мы двинулись вперёд, неся подстреленных бойцов из тех, кто не мог идти самостоятельно. Спустя пару минут нас настиг ещё один удар, а ещё через десять он повторился снова. Внезапно в наушнике раздался голос Миятзаки:

— Приём, говорит Рюген, как слышно?

— Слышу громко и ясно, — ответил я. — Что-то случилось? Вроде новый ретранслятор ставить рано.

— Буря ослабевает, — ответил японец.

— Не удивительно, нас тут постоянно псионикой долбит. На сколько она уменьшилась?

— Да уже почти на четверть, — ответил капитан Рюгена.

— Понял, — сказал я в микрофон и обратился к бойцам: — Парни, буря на поверхности слабеет, это значит, следующие удары могут быть более чувствительны, готовьтесь. А ещё это значит, что та дрянь, по чью душу мы идём, нас боится! И мы заставим её за всё ответить.

Мои слова были очевидны, ничего особо нового я не открыл, но тем не менее немного подняли боевой дух после учинённой нами резни. Не много есть более приятных новостей, чем страх врага. Тот кто боится уже на половину проиграл, тот кто верит в победу уже на половину победил. Эти слова всем вдалбливают уже в учебке и они становятся чем-то вроде мантры для новобранцев. Страх не уходит от них совсем, но уже не вызывает панику и дрожание коленей, а превращается в рациональное опасение за свою жизнь, заставляющее быть осмотрительней и не делать глупостей. Ну и ладони заставляет потеть из-за адреналина, куда ж без этого раздражающего ощущения под бронеперчатками.

Протоптанная дорога привела нас в ещё несколько пещер, а затем мы увидели перед собой выломанную дверь с остатками каких-то ржавых конструкций перед ней. Я отдал приказ:

— Слава, давай со своим взводом на разведку.

— Есть, — козырнул Игорев и двинулся с бойцами вперёд. Через несколько минут пришёл его доклад: — Перед дверью похоже остатки турелей или чего-то подобного. Затем шлюз и бункер. Старый, местами повреждённый, на стенах видны выбоины, похоже когда-то давно здесь стреляли. Признаков врага нет, даже следы людей обрываются перед дверью. Похоже они тут просто топтались, а потом пошли встречать нас. Только две пары сапог прошли вперёд, а потом вернулись, судя по потревоженной пыли.

— Принял. Продвигайтесь вперёд, мы идём за вами.

Подземное поселение и правда оказалось необитаемым и похоже когда-то давно подверглось нападению. Что именно здесь произошло — не ясно, но на полу встречались скелеты гуманоидов в броне, почти развалившейся от времени, а также в ошмётках ткани, которые рассыпались от прикосновения. И я, кажется, понял, с какой именно дрянью мы столкнулись. Ан’‎кол как-то рассказывал мне, что в местах гибели большого количество псиоников и упокоения их останков порой происходят странные вещи, причём эльдри не оценил шутку про бабушкины сказки. Сейчас мы, похоже, имели частный случай данного феномена, что-то залез в вырезанное поселение и потревожил его покой. Результат, так сказать, налицо, и нет того, кого можно было убить, отомстив за посёлок вахтовиков, правда, есть вариант сжечь тут всё к чёртовой матери, со слов ушастого, это обычно помогает. Я снова заговорил сразу со всеми подчинёнными, которые пережили уже кучу псионических ударов:

— Так, парни, мы тут похоже наткнулись на кладбище псиоников, которое кто-то потревожил. Такая дрянь порой случается. Осматриваем все помещения, ничего не пропускаем. А потом сожжём здесь всё к ё@аной матери из огнемётов.

— Это сработает? — раздался на волне голос Кирилла.

— Обычно срабатывает, — буркнул я. — А теперь за дело. И главное — ничего никому не заначивать, а желательно вообще не касаться вещей, если не хотите пополнить ряды психов.