Название открытого города стало известно лишь в 1968 году, когда археологи нашли фрагмент разбитой жертвенной статуи, посвященной богине Иштар. На статуе была высечена надпись: «От Иббат Лина, сына Игриш Хепа, царя Эблы…» Все вставало на свои места: это была та самая таинственная и полулегендарная Эбла, столица могущественной, ранее совершенно неизвестной империи. Именно так — «Эбла — новонайденная империя» — озаглавил Паоло Маттие свою книгу, вышедшую в 1977 году в Риме.
Культура этого государства отличалась поразительной самобытностью. Эблаиты достигли больших высот и в градостроительстве, и в архитектуре, и в искусстве. Но главной сенсацией стали ныне знаменитые глиняные таблички из Эблы, тексты которых заставили ученых по-новому взглянуть на историю Древнего мира.
Первые таблички с клинописными текстами были найдены в Эбле в 1974 году. Язык этих текстов некоторые специалисты определили как древнеханаанский. Предположительно, из него впоследствии развились аморейский, угаритский, финикийский, древнееврейский и другие, относящиеся к северо-западной группе семитских языков. Однако, по мнению известного ассириолога И. Гельба, детальный анализ всего доступного материала свидетельствует о том, что эблаитский язык был не диалектом западносемитского, а особым языком, похожим на аккадский и аморейский. При этом писцы Эблы легко переходили с эблаитского на шумерский язык, и вообще подавляющее большинство слов в текстах Эблы было шумерскими. Это не должно удивлять — шумеры и их письменность господствовали на Ближнем Востоке без малого тысячу лет, и, даже когда былое могущество Шумеров отошло в прошлое, шумерский язык повсеместно сохранился, а Шумерская система письменности была приспособлена к другим языкам.
Настоящая сенсация разразилась в 1975 году, когда в руинах царского дворца в Эбле, разрушенного в XXIII веке до н. э., П. Маттие обнаружил крупнейший из известных до сих пор царских архивов III тысячелетия до н. э. Он насчитывал около 16 тыс. клинописных глиняных табличек. Архив занимал две комнаты, и следы рухнувших полок, на которых некогда хранились таблички, были еще вполне явственно видны.
«Основная ценность архивов города, — пишет П. Маттие, — состоит в том, что они дали нам возможность узнать о великом государстве третьего тысячелетия до новой эры, его административном и социально-экономическом устройстве, религиозных верованиях. В более широком плане они открыли для нас совершенно новый, неизвестный мир — культуру, ставшую основой для последующих блестящих цивилизаций Сирии. Империя Эбла коренным образом изменяет наши представления о древней истории». Действительно, архив Эблы по полноте и разнообразию содержащихся в нем сведений мало найдет себе равных. Как писал уже упоминавшийся И. Гельб, все ранее найденные письменные источники этого времени составляют в общей сложности лишь около четверти богатств, обнаруженных в Эбле.
Здесь были найдены дипломатические договоры, летописи, донесения послов; государственные установления, царские указы, военные реляции, приговоры судов, описания обрядов и ритуалов, тексты, относящиеся к сельскому хозяйству — земледелию, животноводству, списки животных, рыб, географических названий, литературные, исторические и юридические тексты, торговые отчеты, счета, списки отправленных товаров — в том числе в Палестину, в Анатолию, в дальние города Месопотамии. Правители Эблы, как сообщается в одном из клинописных текстов, подписывали политические договоры с Ашшуром — древней столицей Ассирии. В документах из Эблы упомянуты такие хорошо известные и поныне города Ближнего Востока, как Бейрут, Дамаск, Газа, а также библейские города Содом и Гоморра. Среди множества найденных учебных текстов (а в Эбле, как выяснилось, существовала школа писцов — скрибов; это самая ранняя из обнаруженных до сих пор подобных школ, находившихся вне пределов шумерских земель) были впервые найдены двуязычные шумерско-эблаитские словари.
Найденные документы пролили свет на историю Эблы, ее политическое устройство, ее общественные порядки. «Эта находка, — писал известный советский востоковед М. А. Дандамаев, — убедительно показала, что, несмотря на огромные достижения ассириологии в изучении древних цивилизаций, есть еще очень много пятен в наших знаниях. До обнаружения этого архива ученые даже не подозревали о существовании на территории современной Сирии между 2400–2250 гг. до н. э. великой державы, политическое и культурное влияние которой распространялось: на юге до Синайского полуострова, на западе — до Кипра, на севере — до Загроса».
Во всех энциклопедиях, вышедших до 1975 года, утверждалось, что Сирия в III тысячелетии являла миру отблески влияний соседних, более высоких цивилизаций, что населяли ее в основном кочевые племена, занимавшей скотоводством, и что здесь не было предпосылок для образования подов и городской цивилизации. Эти сведения вполне соответствовали данным, которыми располагала в ту пору наука. Но документы, найденные в Эбле, свидетельствуют совсем об ином.
«Мы вдруг узнали, — пишет один из участников раскопок Эблы, доктор Петтинато, — что в непосредственной близости от Эблы существовало множество мелких государств… Огромное число городов рисуют совершенно новую картину урбанизации Сирии и Палестины в третьем тысячелетии до новой эры». В глиняных табличках Эблы упоминается более пяти тысяч географических названий населенных пунктов, располагавшихся в III тысячелетии до н. э. на территории Северной Сирии. Для того времени это чрезвычайно высокий уровень заселенности. В самой Эбле, согласно одному из текстов, жило 260 тыс. человек. Очевидно, большая часть этого населения обитала в пригородах, в пределах же городских стен проживало около 30 тыс. человек.
Возникновение Эблы относится к IV тысячелетию до н. э. Расцвет города приходится на середину III тысячелетия до н. э. Основу экономики Эблы составляли доходы от торговли с Египтом, Месопотамией, Ираном. Еще четыре с половиной тысячи лет назад в Эбле была введена государственная монополия на торговлю благородными металлами, древесиной, текстильными и гончарными изделиями. В Эбле едва ли не впервые в мире была создана система государственного контроля за качеством товаров. Существовала и специальная «служба маркетинга», работники которой должны были информировать торговцев о том, где нуждаются в их товарах и как вообще обстоят дела со сбытом и предложением. Любопытно и то, что Эбла была своеобразной монархией-республикой: царская власть не была пожизненной, а царя избирали на семилетний срок.
С XXIII века до н. э. эблаитское государство начинает испытывать на себе растущее давление могущественной Аккадской державы, объединившей под своей властью всю Месопотамию. Главной сферой, где столкнулись интересы обоих государств, была река Евфрат — цари Эблы хотели поставить под свой контроль проходящие здесь важнейшие торговые пути. По ним в Месопотамию шли металлы из Анатолии и древесина с побережья Средиземного моря.
Завязавшаяся борьба достигла наивысшего накала в царствование Сарана Аккадского. В конце XXIV века до н. э. эблаитам удалось подчинить Себе Мари, располагавшийся на Среднем Евфрате. В ответ Саргон предпринял большой поход, и в конечном итоге ему удалось не только изгнать эблаитов из Мари, но даже на какое-то время подчинить Эблу своему влиянию. Впрочем, город он не взял, а лишь обложил Эблу данью. Существенного урона эблаитам это не нанесло, и соперничество продолжилось.
Окончательный удар нанес Эбле Нарамсуэн, внук Саргона Аккадского взявший город штурмом около 2250 года до н. э. и подвергший его страшному опустошению. В память об этом событии он повелел воздвигнуть свою честь монумент с высеченными на нем словами: «Нарам-суэн, могущественный завоеватель Эблы, которую раньше никому не удавалось покорить».
Тем не менее Эбла восстала из руин. Период ее нового расцвета продолжался около 200 лет. После этого город погиб окончательно.
«Примерно в 2000 году до нашей эры, — пишет П. Маттие, — Эбла вновь была разрушена. Об этом свидетельствует мощный слой пепла, из которого состоит пласт, относящийся именно к этому времени. Могуществу города был положен конец. Правда, спустя некоторое время Эбла еще раз пережила короткий период расцвета — около 1800 года до нашей эры. Но посте-пенно город приходил в упадок и через два столетия исчез навсегда».
