Правителю Афин казалось, что никто уже ничему не может его научить. Но в обществе этой женщины он вдруг открывал для себя многое, о чём раньше и не подозревал. Глаза Аспазии, этой новой Афродиты, осветили мрак его собственной жизни, теперь она показалась Периклу убогой и одинокой.

Однако положение любовницы не удовлетворяло честолюбивую Аспазию. Ей казалось унизительным быть только сожительницей Перикла, не имея права на уважение, которым пользовались законные супруги афинских граждан, на деле способные только рожать детей. Перикл, очарованный умом и красотой своей любовницы, вполне разделял её мнение и в один прекрасный день развёлся с женой, дав ей приданое и подыскав достойного мужа, хотя сыновей оставил при себе. Таким образом, желание Аспазии исполнилось! Она стала супругой Олимпийца и, поселившись в его доме, тотчас превратила его в политический салон, разрешив знаменитым гостям Перикла переступать священный порог женской половины.

Была ли она супругой Перикла? Одни подтверждают, другие отрицают возможность подобного брака. Известно, что любому афинскому гражданину разрешалось открыто иметь любовницу-куртизанку, к какой национальности она бы не принадлежала, однако запрещалось жениться на чужеземке. Преступивших закон сурово карали: жена продавалась как наложница, муж, кроме уплаты огромного денежного штрафа, терял все свои гражданские права, а их дети признавались незаконными и лишались звания афинянина. В значительной мере сам Перикл был создателем таких шовинистских законов. До знакомства с Аспазией он был яростным поборником «чистоты» брака. Любовь заставила его забыть обо всём. В первый раз он поставил под сомнение свои собственные принципы.

Афиняне придерживались тогда следующего принципа: «…куртизанки нужны для того, чтобы ублажать нашу плоть, гетеры — для наслаждения, а жёны — для того, чтобы рожать нам законных детей» (Демосфен). И вдруг все увидели воплощение большой, искренней любви, не предугаданной даже поэтами. Нежность этих двух людей, помнивших о каждой мелочи в жизни друг друга, была способна облагородить самое низменное. Мужская суровость Перикла по-гречески гармонично сочеталась с мягкостью и утончённой женственностью Аспазии.

Когда Аспазия родила сына, его признали незаконным, из чего следует, что Аспазия была только любовницей правителя Афин, а не женой. Однако, с другой стороны, Перикл открыто называл «прелестную милезианку» своей супругой, публично, при встречах и прощаниях, целовал её, и вряд ли бы он рискнул это делать, зная суровые афинские законы…

Но если даже Аспазия была только любовницей Олимпийца, большинство афинян уважало её, как жену своего покровителя, обладавшую вместе со свободой гетеры положением законной супруги. Для Сократа, Фидия и Анаксагора она была преданной, умной подругой, для Перикла — любовницей и женой, радостью его жизни, очарованием его домашнего очага и поверенной в его делах. Она знала тайну речей, разглаживающих морщины, любви, утешающей всякое горе, и ласки, опьяняющей ум.

Связь Перикла с Аспазией была предметом насмешек и оскорблений со стороны его политических врагов. В частности, они утверждали, что дом Перикла превратился в дом терпимости, наполненный куртизанками и даже замужними афинянками, которые своим развратом помогали мужьям в их политической карьере. Аспазию считали злым гением Перикла, вдохновительницей его неосторожной политики и самовластных поступков.

Откуда же взялась женщина, перевернувшая взмахом руки все Афины? Биографию Аспазии составляют в основном из слухов и домыслов.

Сожительница Перикла была дочерью некоего Аксиоха, человека выдающегося ума, имевшего благотворное влияние на своих близких, чем и объясняются таланты и способности его дочери. Аспазия родилась в 76-ю Олимпиаду, около 470 года до н. э., в городе Милете, одном из самых процветающих на Ионийском берегу. Милет славился своими философами и куртизанками.

Если верить поэтам, в детстве её похитили и увезли в Мегару или Коринф, где она росла в качестве невольницы своих похитителей, постаравшихся развратить её. Но благодаря красоте и уму ей удалось понравиться богатому афинянину, который выкупил девушку и дал ей свободу. По другим сведениям, Аспазия до прибытия в Афины никуда не выезжала из Милета, где вела жизнь куртизанки. Она старалась подражать знаменитой Фаргелии, имевшей четырнадцать любовников, правителей города, и отдававшейся только самым знатным гражданам. Впрочем, говоря об Аспазии, большинство древних авторов никогда не называют других мужчин, кроме Перикла и Лизикла.

Аспазия была красива. Нигде не сохранилось описание её внешности. Но сохранился бюст, на котором значится её имя. Скульптор запечатлел молодую женщину в наброшенном на голову плаще, в знак того, что это матрона. В этом прекрасном лице нет ничего мистического, оно трогает глубоко человечным выражением сдержанной радости и ничем не нарушаемой безмятежностью…

В 440 году до н. э. Милет и Самос не поделили между собой город Приен. Перикл предложил враждующим сторонам прислать в Афины своих делегатов, однако правители Самоса ответили отказом. Афиняне стали готовиться к войне. Говорят, что Аспазия сопровождала Перикла во время этой кампании со множеством куртизанок, которые заработали большие деньги, ибо война продлилась девять месяцев, пока наконец Самос не сдался на милость победителю. Враги Перикла стали распространять слухи, что дело разрешилось бы мирно, если бы не вмешалась «милетская хищница с собачьими глазами, погубившая столько храбрых граждан и заставившая матерей проливать горючие слёзы». Аспазию обвинили в сводничестве, развращении молодых девушек, что по афинским законам каралось смертью, а также в том, что она, потеряв былую красоту и пытаясь удержать Олимпийца, поставляла ему куртизанок, замужних женщин и юных афинянок.

Аспазия храбро предстала перед народным собранием. Сам Перикл выступил защитником возлюбленной, чьё красноречие достигло небывалых высот. Слёзы ручьём лились из глаз вождя, умолявшего оправдать Аспазию. «Он бы не пролил столько слёз, — говорил Эсхил, — если бы речь шла о его собственной жизни». Судьи потеряли дар речи. Они привыкли к слезам и даже сердились, если кто-нибудь пренебрегал этим смягчающим сердца средством, но никто из них не ожидал, что увидит перед собой плачущего Перикла, этого шестидесятилетнего государственного мужа, человека редкой выдержки, всегда невозмутимого и бесстрастного. Обвиняемая была оправдана.

В 431 году до н. э. разгорелась Пелопоннесская война между Спартой и Афинами. Войну ждали давно, но теперь, когда она разразилась, стали искать виновных. Гнев недовольных обрушился на Перикла. Женщины говорили, что война затеяна им в угоду Аспазии. Повторял эти вымыслы даже Аристофан, не любивший ни Перикла, ни его жену. Перикл потерял свою власть над народом.

Кровопролитная война ещё продолжалась, когда на Афины обрушилось новое несчастье, — чума, угрожавшая уничтожить весь город. Ряды друзей Перикла и Аспазии заметно редели. Вслед за сестрой Олимпийца чума унесла в могилу двоих его сыновей от первого брака. Аспазия в трудную минуту была рядом.

Перикл выступил на народном собрании с предложением: признать законным сына, рождённого Аспазией. К тому времени народные симпатии вновь принадлежали Олимпийцу и его желание осуществилось, явившись равносильным утверждению его брака с иностранкой, в чьей нравственности никто уже не сомневался.

Но события последних лет расшатали здоровье Перикла, и он скончался в середине 429 года до н. э. Аспазия осталась одинокой, в стране, относившейся к ней после смерти Перикла далеко не дружелюбно. Она должна была иметь защитника и вышла замуж за Лизикла, бывшего когда-то её учеником и ставшего полководцем. Через полтора года Аспазия, имевшая уже от Лизикла сына, вторично овдовела: её муж погиб в одном из сражений. Тогда она вместе с сыном удалилась из Афин, где когда-то царила, и умерла в неизвестности.