Гектор расстегивает воротник моей курточки, спускает её и начинает лихорадочно целовать шею, ключицы, плечи…

— Алла, — говорит он тихо, заправляя мне прядь за ухо, — ты не представляешь, как у меня рычит всё внутри от злости и ревности. Как внутренний зверь требует вернуть своё. — Я сжимаюсь от такого признания, а Гектор лишь ранено улыбается: — Не бойся, глупенькая, — голос дрожит от нежности. — Всё что я могу теперь — это преклоняться перед тобой. Беременная женщина — это богиня. Самое прекрасное и совершенное, что есть в мире, — задыхаясь от восторга, шепчет он. — Я благодарен тебе уже за то, что ты позволила мне прикоснуться к своему совершенству. А в остальном… сам виноват.

Я не выдерживаю и робко глажу его по волосам. Его чёрное пальто стелется по полу, как плащ. А сам он напоминает рыцаря у ног дамы сердца. И во взгляде такие же преданность и восхищение. И абсолютная любовь. Без капли похоти, грязи, унижения. Перечёркивающая себя.

— Алла, — произносит он горько, — я, видимо, сильно прогневил судьбу, раз она заставила меня пережить то, как любимая женщина уходит от тебя, а тебе нечем её удержать. Только умолять. Но и это не помогает, потому что ты сильно накосячил и везде опоздал.

Он не жалуется, нет, просто рассказывает. Спокойно, без эмоций, не давя на жалость.

— Три года, Алла, — говорит, нежно беря в ладони моё лицо, — три года надежды, отчаяния и воющего одиночества ради блаженного мига встречи с тобой.

— Одиночества… — выхватываю я из всей тирады самое страшное слово. — Почему? Ты бы мог завести новые отношения…

— Не мог, Алла, — резко обрывает он, — это значило бы добавить в список своих грехов ещё и измену тебе.

Нервно сглатываю, вспомнив слова Руслана о том, что Гектор — однолюб. И это ужасно, это исключает в его случае возможность обрести своё счастье с другой женщиной. Но в тоже время такая цельность натуры вызывает восхищение. Человек не разменивается: или всё, или ничего. Я бы так не смогла.

Вспомнив Руслана, решаю задать ещё один беспокоящий меня вопрос.

— А Ржавый… Вы помирились?

— Мы и не ссорились, — спокойно говорит Гектор, укладывая голову у меня на коленях. — Он сделал свой выбор. Я бы поступил так же — уже говорил. А такие, как Руслан, обычно придерживаются однажды выбранной линии. За это я и ценил его.

Вот оно — воющее одиночество: ни семьи, ни друзей. Только холод, тьма, пустота. Коля мой точно бы не выдержал. Он обычный. А Гектор… это Гектор.

Ласково провожу по волосам и шепчу:

— Тебе пора.

Он тяжело вздыхает, берёт мою ладонь, прижимает к щеке, потом — целует в центр.

— Спасибо тебе, девочка моя, — произносит хрипло, — за то, что случилась в моей жизни. Ты была лучшим из того, что в ней вообще случалось. Спасибо за каждый день и каждый миг, любимая…

Поспешно отводит глаза, резко поднимается и идёт к двери, я семеню следом.

В прихожей останавливается, ещё раз проводит рукой по моим волосам, улыбается светло и грустно.

— Прощай, Алла. Теперь уже навсегда.

— Прощай, Гектор.

— Пожалуйста, будь счастлива.

— Ты тоже.

— Постараюсь, — красивые губы трогает горькая улыбка, топит лёд в глазах, окутывает напоследок теплом.

Он уже берётся за ручку двери, когда я вспоминаю:

— Гектор! Постой! — он послушно замирает, я убегаю в комнату, быстро нахожу в кошельке карточку и возвращаюсь к нему: — Вот, забери. Правда, будет намного лучше, если между нами с Колей не будет твоих денег. А то он думает, ты платишь мне за интимные услуги…

Гектор мрачнеет.

— Твой муж идиот, Алла, — цинично бросает он. — Мне даже комментировать подобные высказывания не хочется. А это, — он кивает на карточку, — не возьму. Деньги твои, делай с ними, что хочешь. Я бы, конечно, хотел, чтобы ты поступила разумно и не шла на поводу эмоций. Но это — мои желания. Я не вправе навязывать их тебе. Прощай, — ещё раз говорит он и всё-таки перешагивает через порог, закрывая за собой дверь.

И я понимаю — теперь точно всё. Этот эпизод моей жизни закончен, теперь — по-настоящему. Я верю Гектору. Верю, что он больше не станет вмешиваться в мою жизнь. Верю, что наконец отпустил совсем. И благодарна ему за это.

Иду на кухню — собираюсь готовить ужин, за которым намерена сообщить Коле главную новость. Бросаю взгляд за окно. Гектор ещё не уехал. Стоит, курит, смотрит куда-то вдаль. Накрапывает лёгкий дождь, словно сама природа вторит печали нашего расставания.

Гектор выбрасывает окурок в урну, садится за руль и уезжает, уже не оглядываясь.

Вот и всё.

Спасибо и тебе, милый андроид, что был в моей судьбе. Обещаю помнить о тебе только хорошее.

От этих мыслей моя душа наполняется светом. И этим светом хочется поделиться с другими. Я вдруг чётко понимаю, что нужно делать с деньгами на карточке.

Бегу в комнату, достаю свой старенький ноут. Последнее время я не могу без слёз смотреть ролики, где собирают деньги на лечение детей. Я представляю своего малыша несчастным и нуждающимся в помощи. И сердце болезненно сжимается. Поэтому ни минуты не сомневаюсь, что поступаю правильно, рассылая деньги по указанным под видео реквизитами. Пусть где-то на свете смеётся и веселится ребёнок. Детский смех — залог мира на земле.

Слежу через мобильный банк за тем, как пустеет счёт. И с каждым ушедшим рублём — словно камень падает с плеч.

Да, нам с Колей очень бы пригодились эти деньги, но использовать их для нас — будет неправильно. Тысячи молодых семей справляются без таких вот «дотаций» — и мы с Колей справимся. В конце концов, скоро у нас будет мощный стимул — наш малыш. А там, может, познакомимся с его родителями — надеюсь, однажды они помирятся. И будем возить маленького в деревню, чтобы он мог расти на воздухе и просторе.

Наконец, карточка пуста. И я со спокойной совестью режу её на мелкие кусочки.

Вот теперь с прошлым совсем покончено. Зачем только я вообще брала с собой эту карту? Видимо, трусиха во мне, боявшаяся жизни на новом месте, нашептала так поступить. Но теперь я смелая. Теперь я не боюсь, у меня есть опора. Думаю о своей милой опоре и улыбаюсь вовсю. Постепенно солнечный и тёплый образ Коли вытесняет из памяти дождливый и холодный образ Гектора. И это правильно. Потому что я тоже окончательно отпустила его, порвала с ним последнюю связь, когда уничтожила карточку.

Уверена, любимый Медведя примет и поддержит моё решение. Возможно, поворчит немного для проформы. Но в результате согласится. Теперь у него точно нет поводов считать себя рогоносцем.

Довольная собой возвращаюсь на кухню и колдую над ужином. Хочу удивить любимого — Коля у меня любит покушать. И я порхаю по кухне, занятая готовкой, и тихо напеваю под нос.

Не сразу слышу, как в замочной скважине проворачивается ключ.

Коля вернулся? Рано же ещё!

Но всё равно бегу в прихожую встречать.

Едва дверь открывается, вешаюсь на шею, обнимаю тёплого, родного, мягкого. Чмокаю в пухлую щёку.

Но Коля отстраняет меня чуть ли не с брезгливостью, смотрит с презрением.

Я не понимаю его поведения.

— Милый, что случилось? — бормочу, чуть отступая, потому что у любимого на лице сейчас что-то такое, чего там не должно быть — негодование, недовольство, злость.

— А вот ты мне сейчас и объяснишь, зая, — говорит он, недобро щурясь.

Впервые за три года Медведя пугает меня.

Коля наступает на меня, я пячусь к стене, почти влипая в неё. Его зрачки расширены, руки сжаты в кулаки, он явно зол.

— Объясни мне, дорогая, — брызжет мне в лицо слюной муж, — почему мне звонят соседи и говорят, что мою жену у всех на виду носит на руках какой-то левый мужик?! Ты совсем охренела, Алла, так позорить меня.

— Милый, — лепечу, кладя ему руки на плечи и пытаясь успокоить, — я не буду отрицать случившегося — приезжал Гектор, мой бывший. Он очень упрямый. Хотел забрать у меня сумки с покупками, я не отдавала. Тогда он взял меня на руки вместе с пакетами и пронёс по лестнице до второго этажа.