* * *

— То есть ты убил его, чтобы отомстить за свою честь? Твоя злоба превратилась в ярость? — неожиданно обвинил Аддисс, логика его заключений ускользала от Тендзина.

— Нет, инквизитор. Моя честь не была запятнана. Любая служба Императору и Сангвинию одинаково почетна. Я убил его потому, что он был предателем. За Императора и Сангвиния, я принёс ему смерть.

Инквизитор наблюдал за тем, как в горящих глазах капеллана сформировалось упорная решимость.

— Но тебя оскорбили действия верховного жреца. Ты был зол на его приказ.

Теперь это не вопросы, а утверждения.

Это была не злоба. Но был вопрос «ярости».

— Я не мог понять, почему он перевел меня из 1-й роты. Я был единственным капелланом, который мог держать роту смерти под контролем. Ансатсу знал это.

— Так значит, тебя погубила твоя гордость?

Тендзин болезненно улыбнулся, и в его горле застряла вспузырившаяся кровь. Он закашлялся, напрягая мышцы шеи, сжатые адамантиевыми кандалами.

— Нет, инквизитор. Моя гордость погубила Ансатсу. Из-за неё я начал сомневаться в мотивах жреца.

* * *

Силуэт в капюшоне молча стоял на коленях, смотря на пол. Черный цвет его богато украшенной силовой брони блестел там, где выступал из-под темной робы. Стоящий был абсолютно неподвижен, он застыл, благодаря почтению и дисциплине.

Ансатсу рассматривал сгорбленную фигуру несколько мгновений, побитую инсигнию Ангелов Сангвиновых на его плече, прекрасно нанесенную за какое-то время до того, как сам жрец родился. Его глаза скользили по линиям ангельских крыльев, следовали за линиями глубоких царапин на нагрудной пластине, пока не встретились со взглядом черепа Караула Смерти на другом плече. Ансатсу с интересом думал о том, что за когти могли оставить такие следы на броне космодесантника.

— Добро пожаловать домой, библиарий.

Ашок поднял глаза и встретился взглядом с верховным жрецом, он чувствовал, что слова были искренними. В глазах Ансатсу читалось не только радушие, но, возможно, восторг.

— Я рад вернуться, повелитель, — на самом деле Ашок никогда не считал Ваалий Троицу своим домом. Обычно орден странствовал, но остановился на этой радиационной дыре незадолго до того, как Ашока призвали в Караул Смерти, и он не возвращался ни разу за десятилетия службы.

— Это честь увидеть тебя снова, Ашок.

— Честь служить — моя, повелитель, — библиарий пробыл на Ваалии Троице примерно год, после возвышения Ансатсу до верховного жреца, до того как отбыл на службу в Караул.

— Ты обнаружишь, что многое изменилось, — Ансатсу вглядывался в глаза Ашока, ища что-то недосказанное, пока продолжал говорить, — и, я считаю, что к лучшему.

— Я слышал о некоторых событиях на Ваали Троице. Интересных событиях, — ответил на взгляд верховного жреца Ашок, с легким оттенком любопытства.

Ансатсу, казалось, удовлетворился этим.

— Только сегодня я посчитал, что необходимо отстранить опытного капеллана от его положения в роте смерти. Ты, может быть, помнишь капеллана Тендзина?

— Да, помню. Когда я отбыл, он был капелланом второй роты. Тогда я считал, что он надежный брат. Я помню, что его назначили в роту смерти после Хегелиана 9.

Ашок, конечно же, пережил экспедицию на Хегелиан 9. Он убил семерых братьев из роты смерти, перед тем, как справился с «жаждой» одной только силой воли, покорив «ярость» и превратив её в мощнейшее оружие. Ашоку был передан Саван Лемартеса, хранителя проклятых, а Караул Смерти призвал его практически сразу же. Ансатсу улыбнулся, когда в его мысли пришло осознание.

— Я чувствую, что наши ряды снова начинают загрязняться, библиарий. Тендзину будет лучше заняться чем-то другим. Увидим, что рота смерти может сделать без этого капеллана.

Ашок мрачно кивнул. До него доходили слухи об этом загрязнении.

— Расскажи мне об этом Тендзине и пятне на нашей чистоте.

* * *

Скауты десятой роты преклонили колени, их головы были опущены, а кулаки прижаты к груди. Формирование скаутов стояло перед штурмовыми мотоциклами, блестящими на пустынном солнце. Красная пыль покрывала бронированные панели, затемняя золотую окантовку, выступающие шины и черные выхлопные трубы, выступающие из массивных двигателей. Скауты носили легкую боевую броню в расцветке Ангелов Сангвиновых со свежей гордостью недавно посвященных. Четкая вертикальная линия разделяла бронированный костюм, отделяя непроницаемый черный левой стороны от кроваво-красного с правой. Два цвета символизировали двойственность природы Ангелов — славу, заработанную в кровавых битвах и тьму, скрывающуюся в кровожадных душах.

Скауты Ангелов Сангвиновых не носили шлемов, поэтому Тендзин мог смотреть в глаза каждому из них, шагая вдоль линии и оценивая свою новую роту. В глазах каждого горели почтение и отвага. Тендзин сосредоточил в своем взгляде всю свою мудрость и молча продолжил. В глазах некоторых он видел искры осознания, мгновения, во время которых скаут открывался для влияния Тендзина. Проблески облегчения и уверенности в себе плясали в огне их решимости. Но от других капеллан не мог получить ничего. Его взгляд встречали пустые глаза, полные враждебности и насилия. Нетерпеливые глаза. Тендзин осматривал владельцев этих взглядов внимательнее, всматриваясь в души, отражающиеся в них.

Их было слишком много. Тендзин остановился в конце строя и, поколебавшись, повернулся, чтобы обойти его ещё раз. Слишком многие из них находятся на самом краю. Капеллан медленно зашагал вдоль своей новой роты, останавливаясь, задержавшись у девяти отдельно стоящих скаутов. Они находились на самом краю бездны и отчаянно желали битвы. Слишком отчаянно. Их слишком много, подумал он, целое отделение. Капеллан прикоснулся рукой ко лбам девяти пораженных скаутов, пробормотав беззвучную мантру и быстро направился в реклюзиам. Девять выбранных скаутов резко поднялись на ноги и последовали за капелланом, их тяжелые ботинки с каждым шагом поднимали песок.

— Вы вдевятером составите мою почетную стражу, — объяснил Тендзин, пока остальные стояли по стойке смирно. Возможно, это будет единственным способом контролировать их, ничто не удерживает «жажду» так, как гордость, — мы выступим одним отделением.

Скауты рявкнули в унисон, показав свой энтузиазм. Они хотели впечатлить нового капеллана, в особенности такого почитаемого, как Тендзин.

— Наши местные информаторы докладывают о возможном заражении в одном из поселений на дальней стороне Бабатриксих гор. Мы проведем расследование и, при необходимости, зачистим скверну. Это ясно?

Тендзин был обеспокоен. ДЕВЯТЬ молодых скаутов, похоже, покорятся «ярости» в грядущей битве, в их первой битве в качестве Ангелов Сангвиновых. Такого количества не было никогда, в особенности среди молодых посвященных. Обычно «жажда» вырабатывалась со временем. Постоянные битвы, опыт пролития крови и убийства врагов Императора, осознание трагической судьбы Сангвиния. Чаще всего «жажду» возбуждали эти факторы, и она проявлялась у долго служивших Ангелов. Первая рота, рота смерти, была полна ветеранов, старейших, самых опытных и омытых кровью воинов ордена.

Не смотря на это, рота смерти носила свои имя не просто так. Самые могучие и неуязвимые десантники, служащие в ней, принесли смерть бессчетному числу врагов Императора. И себе. Потерянные в безумии «ярости», жаждущие крови, насилия и битвы, многие вступали в битву с многократно превосходящим их врагом, которого даже они не смогут победить. Не зависимо от того, насколько славными и величественными были победы роты смерти, на Ваалий Троицу всегда возвращалось меньше десантников, чем отбыло. Рота смерти несла большие потери, чем любая другая рота Ангелов Сангвиновых. Они были омыты большим количеством крови, чем мог желать даже Кхорн. Тендзин вздрогнул, вспомнив о судьбе своего предшественника на Хегелиане 9.